И пошел, и пошел, мол, полицейские все взяточники, воюют только против прогрессивных элементов, против левых организаций, а не против настоящих преступников. И тут уж берется за нашу благословенную страну и опять вываливает кучу цифр и фактов.
Вот так он вцепился в историю с демонстрацией.
Во-первых, он опубликовал целое исследование про этих "тихих" демонстрантов с кастетами за пазухой. Что они неонацисты (так их теперь называют), что их цель скинуть правительство, пересажать коммунистов, закрыть профсоюзы, что поклоняются они Гитлеру, что они имеют целые арсеналы. Их надо запретить, организацию распустить, а не защищать.
И взялся за нас. Что это за полиция, которая защищает преступников и избивает мирных граждан! Где справедливость? Где порядок?
Вот пример, мол, та демонстрация. Против нее протестовали честные граждане. Шли мирно, спокойно. А эти громилы сами спровоцировали побоище. Так мало того, что полиция не помешала им, она еще встала на их сторону...
"Нападения полицейских с дубинками на мирных демонстрантов, - писал Карвен, - неповинных прохожих, журналистов, фотографов и просто случайно подвернувшихся жителей города были предумышленными и бессмысленными". Это "полицейские беспорядки!", это "разгул полицейских дубинок!". И все это при молчаливом, а в ряде случаев и явном одобрении руководства полиции...
(Вообще я вам скажу, мне Джон-маленький как-то показал - к чему бы это? журнал "Криминалистик" из ФРГ. Так там рассказано, что однажды среди молодежи провели анкету, мол, как она относится к деятельности полиции. Ох уж лучше б не проводили! Молодые, они за словом в карман не лезут и прямо шпарят в анкетах про нашего брата: "наемные охотники", "гангстеры", "громилы", "блюстители капитализма". 94% отвечавших на вопросы анкеты твердо убеждены, что основная функция полиции - это борьба с различными беспорядками: демонстрациями, митингами, маршами протеста. Слава богу, что хоть 6% посчитало, что главная задача полиции - борьба с преступностью. Однако вернусь к Карвену).
Карвен достал фотографии, на которых запечатлены довольно невыгодные для нас моменты, в том числе О'Нил во всей своей красе, проламывающий голову какой-то старухе. Ну и что? Ее небось давно на том свете с фонарем ищут!
Старуха выжила, и вообще на этот раз обошлось без покойников, но дел мы все-таки натворили.
И когда этот чертов Карвен вытащил всё на обозрение народу, да еще с жуткими фото, поднялся большой шум. Многие организации стали собирать подписи протеста, устроили демонстрации перед парламентом, потребовали наказать виновных.
Даже наши благопристойные газеты и те что-то провякали, что так, мол, не годится.
И начальство вынуждено было принять меры. Кого-то перевели в провинцию, кому-то объявили порицание, кого-то оштрафовали (есть у нас такое наказание в полиции, не знали?), в том числе О'Нила. А О'Нил, наверное, любое наказание мог бы перенести, но когда дело касается его кошелька, он готов защищать его ценой жизни (не своей, конечно).
- Ну, ладно, ну, я ему припомню, ничего, я ему покажу, - бормотал он себе под нос.
Сначала я думал, что он имеет в виду нашего начальника или самого шефа, но, оказалось, что Карвена.
- Это он все затеял, - шипел О'Нил.
Уж не знаю, у кого и как возникла в нашем "Черном эскадроне" эта идея, но мы решили заткнуть этому Карвену глотку.
В конце концов, рассуждали мы, "Черный эскадрон" существует, чтобы защищать полицейских, коль скоро правительство не в состоянии этого сделать. Мы убиваем преступников, чтобы они не убивали нас.
Карвен именно это и делает. Просто он убивает нас не физически, а морально ("И материально!" - вставляет О'Нил, который никак не может забыть своего штрафа). А раз так, он подлежит ликвидации!
Конечно, были попытки привлечь Карвена к суду за клевету. Но ничего не получилось - на все у него были доказательства, фото, свидетели. И даже благосклонные к нам и не благосклонные к Карвену суды ничего не могли сделать.
...Мы собрались, наша группа (мы все поделены на группы, и входят в каждую не обязательно сотрудники одного и того же отдела, это просто так получилось, что мы с О'Нилом оказались вместе) - О'Нил, я, Лонг (он из другого города) - и прибывший для руководства операцией какой-то неизвестный мне, судя по всему, высокий полицейский чин, тоже из нашего "Эскадрона". Вообще мы предпочитаем, чтобы акции выполнялись не местными полицейскими. Но в этом случае О'Нил настоял на своей (и, следовательно, на моей, он теперь не может, видите ли, без меня!) кандидатуре.
Мы собрались вечером. Где? Правильно, в небольшом загородном ресторанчике, где нас не знают.
Ресторанчик в горах, он повис над долиной, вдали за синие горы закатывается красное солнце, внизу туман, черная лощина... Красота! Нет, я определенно романтик, как красиво все описываю. А где она, красота? Вот я немногим больше тридцати лет живу на свете и что-то особой красоты не вижу. Дерутся люди, ссорятся, стараются раздавить других, чтобы самим выше подняться. Все продается, все покупается, была б цена подходящая. И крови кругом много, и грязи хватает, а веночков из незабудок я что-то не видел.
Может быть, конечно, профессия свой отпечаток накладывает, все же я полицейский, а не певец в церковном хоре. Но вот если взять в пример Джона-маленького. Он ведь тоже полицейский, а рассуждает по-другому. Помните, я вам обещал рассказать, что он о своей школе говорил? Не помните? Ну, неважно, я все равно расскажу.
Школа у них была за городом. Аккуратные такие домишки, вспоминает, кирпичные, красные, кругом лес. Учились там и девушки, у них, в отличие от долгогривых курсантов-мужчин, волосы были коротко подстрижены. Джон-маленький поступил в школу, когда ему было семнадцать лет (ребят с семнадцати принимают, а девчат - с восемнадцати с половиной почему-то, хотя, по моим личным наблюдениям, женщины умнеют раньше нас). И вот еще интересно: минимальный срок службы после школы для мужчин определен в шесть лет, а для женщин - в девять!
Занимались серьезно. Ну, там всякие теоретические дисциплины, стрельба, вождение машины, спортивная подготовка, строевая, разминирование в городских условиях, дзюдо.
Занятия интересные. Вот такое, например. Курсантам сообщается о каком-нибудь "преступлении", и они должны его расследовать сами - найти украденное, установить связи, за чем-то следить, кого-то задержать. "Преступник" - тоже курсант. Причем этот "преступник", "свидетели" по ходу дела получают от руководителя занятий разные инструкции, меняющиеся в зависимости от хода расследования. Заканчивается занятие заседанием суда, чтобы курсант понял, где с умом поступил, а где свалял дурака.
Экзамены тоже интересные. Скажем, Джон-маленький получил пятерку (заметьте, не за стрельбу, а за сообразительность) на таком вот экзамене. На киноэкране "обстановка": из портового пакгауза вор уносит краденое. Полицейский, то есть в данном случае Джон-маленький, видит это, кричит "стой", выхватывает пистолет и... не стреляет (а стреляют из светового пистолета, который проектирует на экран "зайчика"). Вор убегает. Почему же Джон-маленький не стрелял? Оказывается, в полутьме, царившей в "порту", он усмотрел на экране за спиной вора железнодорожные цистерны с бензином. Значит, промахнись он, произошел бы взрыв. Все действие на экране длилось лишь несколько секунд, но он сообразил. Вот и получил пятерку. Много там разных предметов изучают, необходимых полицейским. Еще такую науку проходят: как разгонять демонстрации, арестовывать ораторов на митингах, освобождать завод от пикетчиков. Занятия проходят с водометами, газовыми гранатами, стрельбой пластиковыми пулями. Устраиваются самые настоящие штурмы зданий, атаки со щитами, касками, пуленепробиваемыми жилетами, противогазовыми масками.
На экране демонстрируются снятые со стометровой высоты городские кварталы, и курсанты должны определить, где ставить заграждения, если демонстрация пойдет, скажем, к зданию ратуши, а где заблокировать автомобильное движение, если таксисты устроят, как в Монреале во время Олимпиады, "ползучую" забастовку и начнут разъезжать по городу со скоростью пять километров в час, создавая пробки.
Раньше в полицейских школах учили борьбе с преступниками, теперь - с демонстрантами тоже.
- Значит, все демонстранты - преступники, - резюмировал О'Нил, послушав Джона-маленького.
Тот посмотрел на него неодобрительно, но промолчал. "Стрела"-то О'Нил, а Джон-маленький уважает дисциплину. У нас он стажер. Но после стажировки он сдаст еще экзамен, получит звание старшего инспектора, и тогда не исключено, что О'Нил попадет к нему в подчинение. И уж тут туго придется О'Нилу, потому что как ни уважает Джон-маленький дисциплину, но закон он уважает еще больше. Уж кто-кто, а он никогда не поймет, что такое "Черный эскадрон"... Но я отвлекся.
Значит, сидим мы в том окраинном ресторанчике: я, О'Нил, Лонг и прибывший нами руководить Высокий чин (я его так и буду называть, потому что спрашивать имена, если их не говорят, не принято, а погон на нем нет).
