- И миссис Холлман решилась именно на это - войти в воду?
- Вероятно. Либо же она бросилась с пирса. Разумеется, нельзя исключать того обстоятельства, что она могла упасть, отсюда и ушибы. Суд присяжных объявил это несчастным случаем, но главным образом из-за того, чтобы пощадить чувства семьи. Пожилые женщины обычно ведь не ходят по ночам к океану и случайно не падают в воду.
- Но они же обычно и не кончают жизнь самоубийством.
- Тоже верно, только миссис Холлман вряд ли можно назвать обычным случаем. Скотт переговорил с ее лечащим врачом после того, как это произошло, и он сказал, что у нее были эмоциональные нарушения. Нынче не в моде говорить о наследственном помешательстве, но нельзя не заметить определенных семейных совпадений. Как, например, в семье Холлманов. Ведь не случайно женщина, подверженная депрессии, имеет сына с маниакально-депрессивным психозом.
- У матери были синие гены, а?
- Угу.
- И кто был ее лечащим врачом?
- Городской врач по фамилии Грантленд.
- Я слегка знаком с ним, - сказал я. - Сегодня он приезжал сюда. Он производит впечатление порядочного человека.
- Ага. - В свете врачебного кодекса, который не позволяет докторам критиковать коллег, односложный ответ прозвучал весьма красноречиво.
- Вы так не считаете?
- Черт, не мне строить догадки о другом враче. Я не из тех медицинских светил, которые имеют большой доход и обладают манерами сиделок. Я всего-навсего лабораторная крыса. Правда, признаюсь, тогда я думал, что ему следовало бы направить миссис Холлман к психиатру. Это могло бы спасти ей жизнь. Кому как не ему было знать, что у нее склонность к самоубийству.
- А вам откуда это известно?
- Он сам рассказал Скотту. До тех пор Скотт считал, что могло иметь место убийство, несмотря на медицинское заключение - ну, в общем, случай укладывался в типичные рамки.
- А когда она попыталась застрелиться?
- Кажется, за неделю или две до того, как утопилась. - Лоусон заметно напрягся, словно сознавая, что говорил очень вольно. - Поймите меня правильно, я не обвиняю Грантленда в халатности или в чем-либо подобном. Врач должен полагаться на собственные суждения. Лично я растерялся бы, доведись мне иметь дело с одним из этих...
Он заметил, что я не слушаю, и впился в мое лицо с профессиональной участливостью. - В чем дело, приятель? У вас спазмы?
- Да нет, все в порядке. - Во всяком случае, мне не хотелось облекать в слова то, что меня тревожило и что отнюдь не было в порядке. А тревожила меня семья Холлманов: отец и мать умерли при подозрительных обстоятельствах, один сын застрелен, другой в розыске. И в каждой кульминационной точке всплывало имя Грантленда. Я сказал:
- Вам известно, что стало с пистолетом?
- Каким пистолетом?
- Из которого она пыталась застрелиться.
- Боюсь, что не знаю. Может, Грантленд знает.
- Может быть.
Лоусон стряхнул пальцем наросший пепел с сигары, упавший беззвучно на гравий между нами. Он раскурил сигару, зажженный конец которой по цвету походил на розовую лососину, и выпустил в воздух облако дыма. Дым лениво поднялся вверх, почти вертикально в неподвижном воздухе, и поплыл над моей головой в сторону дома.
- Или Остервельт, - сказал он. - Интересно, почему он задерживается. Полагаю, он старается произвести впечатление на Славкина.
- Славкина?
- Репортера полицейской хроники из газеты в Пуриссиме. Он разговаривал с Остервельтом в оранжерее. Остервельт любит поболтать.
И не один Остервельт, подумалось мне. За пятнадцать или двадцать минут, выкурив треть сигары, Лоусон выдал мне больше информации, чем я мог переварить.
- Говоря о причинах смерти, - сказал я, - вскрытие сенатора Холлмана производили вы?
- Никакого вскрытия не было, - ответил он.
- Вы хотите сказать, что распоряжение о вскрытии не отдавали?
- Верно, вопроса о причине смерти и не вставало. У старика было больное сердце. Он находился под наблюдением врача практически каждый день.
- Опять Грантленд?
- Да. Это было его мнение, что сенатор умер от сердечного приступа, и я не видел причины для сомнения. И Остервельт тоже.
- Значит, признаков того, что он утонул, не было?
- Утонул? - Он испытующе взглянул на меня. - Вы думаете о его жене, ведь так?
Удивление доктора выглядело неподдельным, и у меня не было оснований сомневаться в его честности. Он был одет в заношенный до блеска костюм и потрепанную рубашку, как человек, который живет на одну зарплату.
- У меня шарики за ролики заехали, - сказал я.
- Не мудрено. Он действительно умер в ванне. Но не утонул.
- Вы осматривали тело?
- В этом не было необходимости.
- Кто сказал, что не было необходимости?
- Семья, семейный врач, шериф Остервельт, - все, имевшие отношение к происшедшему. Я говорю об этом сейчас, - добавил он с некоторым подъемом.
- А что стало с телом?
- Семья распорядилась, чтобы его кремировали. - Он на секунду задумался над сказанным - глаза за очками приобрели отрешенное выражение. Послушайте, если вы полагаете, что здесь нечестная игра, то вы абсолютно неправы. Он умер в результате сердечного приступа в запертой ванной. Пришлось потрудиться, чтобы попасть внутрь. - Затем, возможно, чтобы рассеять собственные подозрения, произнес: - Я покажу вам, где это случилось, если желаете.
- Желаю.
Лоусон потушил сигару о подошву ботинка и положил вонючий окурок в боковой карман. После чего повел меня через дом в большую спальню, находившуюся в задней части строения. Комната с ее закрытыми ставнями и чехлами на кровати и прочей мебели имела такой вид, словно ее населяли призраки.
Мы вошли в примыкающую ванную. В ней находилась ванна длиной в шесть футов, стоявшая на чугунных ногах. Лоусон включил верхнее освещение.
- Бедный старик лежал в ней, - сказал он. - Пришлось взломать окно, чтобы к нему добраться. - Он показал на единственное окно, находившееся высоко над ванной.
- И кто взломал окно?
- Семья. Полагаю, что оба его сына. Тело пролежало в ванной большую часть ночи.
Я обследовал дверь. Она была толстой и сделана из дуба. Замок в ней оказался старомодным, закрывающимся на ключ. Ключ находился в замочной скважине.
Я повернул его вперед и назад несколько раз, затем вынул и осмотрел. Тяжелый тусклый ключ ничего особенного мне не поведал. Либо Лоусона неправильно информировали, либо сенатор умер в одиночестве. Либо же я оказался перед тайной запертой комнаты, в духе других загадок дома.
Я попробовал открыть дверь отмычкой, и после короткой возни она сработала. Я повернулся к Лоусону. - Ключ был в замке, когда обнаружили тело?
- Не могу сказать точно. Меня здесь не было. Может, Остервельт сумеет вам ответить.
Глава XVI
Мы наскочили на Остервельта в прихожей, что находилась у входа, наскочили на него почти в буквальном смысле слова, когда он выходил из гостиной. Он вклинился между нами, выпятив живот, словно под одеждой у него был спрятан футбольный мяч. Его толстые щеки и двойной подбородок конвульсивно затряслись.
- Что происходит?
- М-р Арчер хотел взглянуть на сенаторскую ванную, - пояснил Лоусон. Вы помните то утро, когда его нашли, шеф? Скажите, ключ был в замке?
- В каком замке, ради Христа?
- В замке, что в двери ванной комнаты.
- Не знаю. - Остервельт заговорил отрывисто, словно забивал гвозди, и голова его задергалась в такт: - Я скажу вам то, что я действительно знаю, Лоусон. Нечего болтать о служебных делах с посторонними. Сколько раз вам повторять?
Лоусон снял очки и протер их внутренней стороной галстука. Без очков лицо его выглядело расплывчатым и беззащитным. Однако он не оробел и возразил с некоторым профессиональным достоинством:
- М-р Арчер не совсем посторонний. Он нанят семьей Холлманов.
- Для чего? Чтобы поживиться вашими мозгами, если они у вас вообще имеются?
- Вы не имеете права разговаривать со мной в подобном тоне.
- Ну и что вы теперь предпримете? Подадите в отставку?
Лоусон с оскорбленным видом отвернулся и вышел. Остервельт крикнул ему вслед:
- Валяйте, увольняйтесь. Я принимаю вашу отставку.
Чувствуя некоторое угрызение совести, поскольку я поживился мозгами Лоусона, я сказал Остервельту:
- Отвяжитесь от него. Что вы на него взъелись?
- Да, взъелся, и все из-за вас. Миссис Холлман сказала, что вы требовали у нее денег, приставали к ней.
- А она не разорвала на груди платье? Обычно они рвут платье на груди.
- Это не шутка. Я мог бы засадить вас за решетку.
- Так чего же вы ждете? Иск за ложный арест сделает меня богатым.
- Нечего зарываться. - И хотя он был взбешен, я увидел, что мои слова произвели на него сильное впечатление. Его маленькие глазки беспокойно забегали от испуга. Он даже вынул револьвер, чтобы прибавить себе уверенности.
- Уберите, - сказал я. - Одного "кольта" мало, чтобы превратить копа в офицера.
