— Кто знает, какие части его тела она охраняет? — философски заметил худощавый с идиотской улыбкой на лице.
«Смейтесь, смейтесь», — решила я про себя. Еще не вечер. Будет и на моей улице праздник. Я ненавидела, когда какие-нибудь дегенераты откровенно издеваются над моим выбором профессии. Такого я простить не могла.
— Ну чего встал, Колотун? — обратился Кудлатый к водителю «жигуленка». — Поехали, прокатимся с ветерком.
— А куда поедем, Мендель? — растерянно спросил тот парня с козлиной бородкой.
— К шефу, — коротко бросил тот.
— Эй, ребята, — подал наконец голос Граф. — Что все это значит? Вы хоть понимаете, на кого руку подняли?
— Понимаем, — Кудлатый вернул мое удостоверение Менделю, а тот сунул его обратно в сумочку, в которой больше не обнаружил ничего интересного для себя. — Очень хорошо понимаем. И мы надеемся, что и ты тоже, Граф, все прекрасно понимаешь. Шекспир культурно предупреждал тебя, отвали, дескать, по-хорошему. Ты совету не внял, решил, что война куда лучше мира. Так что теперь пеняй на себя.
— Вы дорого за это заплатите, — пообещал Граф с металлом в голосе. — И сам Шекспир в том числе. Когда о данном инциденте станет известно Комолу, он три шкуры с него сдерет.
— Если станет известно, — пропел Мендель. — А то вдруг и вовсе никто не дознается. Найдут в лесочке два трупа. Один из них принадлежит известному в прошлом вору в законе Графу, другой — бабе какой-то. А кто убил, за что, почему — ищи ветра в поле. Что скажешь на это, Граф?
— Скажу, что пустые угрозы на меня не действуют.
Я была согласна с Графом. Если Мендель отдал распоряжение водителю направляться к Шекспиру, то убивать нас пока никто не собирался. Но с другой стороны, Шекспир действительно вел себя рисково. Граф хоть и бывший вор в законе, но все-таки человек со связями и не последняя фигура в криминальном мире. Их стычка из-за Израильтянина и украденных бриллиантов могла перерасти в крупный скандал. Я не сильно разбиралась в их законах, или, как они их называют, понятиях, но неизвестный мне Комол и вправду устроит Шекспиру варфоломеевскую ночь, если Граф так уверен в этом.
Больше никто из похитителей в разговоры с нами не вступал, да и дорога, если честно, была недолгой. Прибыли на место минут через пятнадцать. «Жигуленок» мягко притормозил возле двухэтажного домика не слишком больших размеров. Никакого сада и дворика вокруг дома не было. Впрочем, и другие строения поблизости также отсутствовали. С одной стороны растянулся пустырь, с другой — разрушенные частные дома, а за ними реденький лес. Удачно выбранное место для того, чтобы пообщаться со мной и Графом.
Первым из машины вылез Мендель и сразу скрылся внутри дома. Причем с моей сумочкой и револьвером.
— Добро пожаловать на вечеринку, — провозгласил Кудлатый и указал нам стволом пистолета на противоположную дверцу.
Колотун тоже вооружился «марголиным» и, обернувшись к нам всем корпусом, замер в ожидании. Я пожала плечами и покинула салон. Следом за мной и Граф.
— Что это за хибара? — спросил он.
— Закрой рот и шагай внутрь, — последовало очередное грубое распоряжение от Кудлатого.
В доме была убогая обстановка. Вся имевшаяся мебель давно уже отжила свое, и создавалось впечатление, что она рассыплется на куски в любой момент. Облупившаяся полировка на шкафах, продавленные скрипучие кресла с вывернутыми наружу пружинами, стулья с отломанными спинками. Ко всему прочему картину довершали еще и блеклые обои, местами висящие лохмотьями.
По всему видно, что Шекспир здесь не только не жил, но и вообще нечасто баловал данную обитель своим посещением. Однако в данный момент он сидел на низеньком табурете возле лестницы, ведущей на второй этаж, и с интересом разглядывал нас с Графом. То, что это и есть Шекспир, я поняла по тем почтительным позам, в которых замерли Мендель и Лист за спиной сидящего мужчины.
Вор в законе Шекспир был маленького роста, склонный к полноте мужчина. Его не только нельзя было назвать красивым, но скорее наоборот, внешность этого типа мне показалась отталкивающей. Реденькие сальные волосы на голове, бесформенные кустистые усы, нос картошкой, слегка отдающий в синеву.
На Шекспире было надето длинное осеннее пальто и кожаный картуз. Пальто наглухо застегнуто. На руках черные перчатки, в правой кисти зажат большой круглый набалдашник трости.
Взгляд колючий и испытывающий. Такой взгляд не предвещает ничего хорошего. Это я знала из личного опыта.
Что касается его верного Листа, то на нем на этот раз вместо светлого экстравагантного плаща была обычная куртка-ветровка.
— Кого я вижу? — лицо Шекспира наконец расплылось в улыбке. — Граф! Очень рад встрече!
Всем своим видом он старался изобразить радушие и доброжелательность, но тем не менее нам навстречу он со своего табурета не поднялся, да и голос Шекспира как-то фальшивил. Я до сих пор не могла понять, что же общего у этого человека с бессмертным гением?
— Ты допустил ошибку, Шекспир, — сухо произнес Граф. — И ты за это поплатишься.
— Ну вот, опять угрозы, — делано расстроился тот. — А мне так хотелось поболтать с тобой по-приятельски.
— И для этого ты со мной так грубо обошелся?
— Кто грубо обошелся? Я? С чего ты взял? — при этом он недовольно зыркнул на своих подручных. — Видимо, эти олухи опять что-то перепутали.
— Давай не будем ломать комедию, — остановил Граф спектакль, к которому сидящий перед нами вор в законе основательно подготовился.
— Давай. Желаешь откровенности? Изволь. Я пытался с тобой поладить мирно, Граф. Но ты прямо неслух какой-то. Все-таки поперся к Жженому выяснять что да как. Потом твой дружок Пастор развернул бурные поиски Индуса. Кстати, он нашел его?
— Понятия не имею, — ответил Граф.
— Врешь, — Шекспир подался вперед. — Мне известно, что он приезжал к тебе сегодня утром. Наверняка, с информацией. Разве нет?
— Нет. Он приехал пригласить на обед мою гостью.
— Эту? — Шекспир кивнул на меня.
— Другую.
На некоторое время взгляд Шекспира остановился на моем лице. Затем он глазами окинул и фигуру, в конечном итоге вновь сфокусировавшись, как мне показалось, непосредственно на губах.
— Да, мне уже доложили, — медленно произнес он. — Это твой телохранитель. Да, Граф?
Его слова были сопровождены ехидной ухмылкой.
— Это моя хорошая знакомая, — спокойно ответил тот. — Ее род деятельности не имеет ко мне никакого отношения. Так же, как и к поискам Израильтянина.
— Да? — Шекспир лихо забросил сигарету себе в рот и сжал фильтр зубами. — А мне кажется, что ты обманываешь меня, Граф. Но это твое личное дело. Я вас не трону, но при одном условии.
— Каком условии?
— Вы мне говорите, где находится Индус, и разбегаемся как в море корабли. Заметь, Граф, что я слишком милостив к вам. Другой бы не пошел ни на какие уступки. И знаешь, я хочу сразу сказать тебе, что ты чересчур много мнишь о своей персоне. С недавних пор ты уже никто, Граф. Ты не вор в законе. Тебя раскороновали.
— Ошибаешься, — спокойно, без нажима возразил Граф. — Я сам добровольно сложил с себя регалии.
— Не имеет значения.
— Нет, имеет. Мой поступок согласован с Комолом и полностью им одобрен.
Шекспир криво усмехнулся.
— Не будь ребенком, Граф, — произнес он надменно. — Ты и сам прекрасно осознаешь, что Комол согласился с твоими причудами исключительно из личных симпатий. На самом деле ты поступил не по понятиям.
— Ты заговорил о понятиях, Шекспир? — брови Графа взметнулись вверх.
— А что такое? — ответная реакция не заставила себя ждать. — Тебе есть в чем упрекнуть меня?
— Желаешь устроить час воспоминаний? Изволь. — Граф под бдительным наблюдением шекспировских архаровцев извлек из кармана сигареты и закурил. — Помнится, год назад ты вклинился в наркобизнес вместе со своим приятелем Лапой. А когда дело дошло до дележа, Лапа вдруг бесследно исчез. Ты тогда открестился от всего, и Комол тебе поверил, но мы-то с тобой прекрасно знаем, кто отправил Лапу на небеса и где следует искать его тело. По большому счету, мне было тогда наплевать на эту историю, но сейчас, коль уж так повернулись взаимоотношения между нами, я могу шепнуть пару слов Комолу. И мы все втроем с удовольствием поговорим о понятиях. Что скажешь?
Мне их разговор ни о чем не говорил. Я не была, конечно, полным профаном в данных делах, но и к асам себя не причисляла. Тем более я совсем не знала сидящего перед нами Шекспира, а потому молчала и предоставляла возможность вести переговоры Графу. В сущности, это и не входило в мою компетенцию — я была всего лишь телохранителем. Да и то не Графа, а Виолетты.
Шекспир погрузился в размышления, не торопясь ответить что-либо Графу. На лице его было написано явное неудовлетворение таким поворотом беседы.
