Тем временем адвокат вернулся и, не найдя Деметрио в конторе, подумал, что тот ушел домой. Как это уже случалось и раньше, он поднялся по лестнице на цыпочках. Услышав острый спор, он понял, что там происходила борьба. Но не вмешался и оставался в шаге от двери.
Вполне вероятно, он отдавал себе отчет в том, что Деметрио вышел из себя и уже сдавливает горло синьоры Джулии. Он мог наблюдать за этой сценой в приоткрытую дверь. А Деметрио только тогда осознал, что задушил женщину, когда услыхал звук закрывшейся двери: то был адвокат.
- Да, - перебил его Сканкалепре, - это очень правдоподобно. Деметрио был, таким образом, уверен, что адвокат видел всю сцену из коридора.
- Итак, - продолжал следователь, - вот почему Деметрио стоял на том, что это сам адвокат замыслил смерть жены и что сам же ее и убил. Он поменял ситуацию на обратную, утверждая, что это именно он вспугнул адвоката в момент убийства, но что пришел слишком поздно. Адвокат очень быстро понял, что это объяснение действительно может возыметь вес, и тогда он предложил ему заключить договор, в котором основным было сокрытие трупа и имитация побега. В дни, последовавшие за этим, дорогой Сканкалепре, когда вы метались в поисках синьоры Джулии по Милану и Риму, двое заговорщиков имели в своем распоряжении достаточно времени, чтобы окончательно выполнить свой замысел, ибо они ясно сознавали, что рано или поздно труп будет обнаружен.
За эти три года они тщательно оценили все за и против обвинения. Не имеет никакого значения, было ли это знаменитое письмо к Барзанти написано Деметрио или адвокатом, который действительно сам мог подделать свою подпись, чтобы обвинить садовника. Все средства могли быть приняты во внимание или использованы для доказательства двойной виновности, которая должна связать руки правосудию. Смена тайника для драгоценностей свидетельствует только лишь о недоразумении между обоими обвиняемыми и может подорвать уверенность в невиновности одного из них. Но какого? Отсюда и следствие - оправдание.
Теперь, оставшись не у дел, Сканкалепре почувствовал себя более спокойно, ибо преступление так и оставалось нераскрытым. Если и не было вынесено никакого приговора, тем хуже, это была не его вина, но ошибка правосудия. В самом деле, зачем разочаровывать в гуманности?
- Вот увидите, господин следователь, чего не смог закон, совершит другой.
Вопреки предсказаниям следователя адвокат Эзенгрини и Деметрио Фолетти встретились снова. Через неделю после оправдания Деметрио, который со дня выхода из тюрьмы не покидал своего дома, получил записку, где адвокат просил его прийти к нему в кабинет; встреча была назначена на следующий день в восемь тридцать утра.
Удивленный и возмущенный такой неосторожностью, он отправился на свидание на полчаса раньше. Была зима, а Деметрио в спешке вышел без пальто. Обойдя вокруг площади и остановившись в нерешительности у звонка перед дверью адвоката, он в конце концов нашел себе укрытие под козырьком бокового входа. Держа обе руки в карманах, он наблюдал, как волны накатываются на набережную, между тем как все еще пустынная площадь была погружена в тень, а солнце лишь очерчивало портовые домики. Он бросил взгляд на стенные часы: было восемь часов пять минут. Он решил было вернуться минут на двадцать домой, но увидел выходящего из дома адвоката. На нем было темное пальто с поднятым воротником, застегнутое до самой шеи, и черная шляпа, которую он придерживал рукой из-за сильного ветра. В другой руке он держал большой желтый конверт. Не глядя по сторонам, адвокат пересек площадь и направился к почтовому ящику, находившемуся недалеко от порта. Там он опустил пакет в щель и вернулся обратно, все так же не поднимая головы.
Тогда Деметрио вышел из-под навеса и догнал его.
- Могу я войти? - спросил он.
- Я сказал в восемь тридцать, - сухо ответил адвокат.
Деметрио остановился, сбитый с толку, и живо оглянулся вокруг. Никого, к счастью. Он возвратился на свой пост под козырьком навеса и вытерпел там еще добрых четверть часа. Затем, взглянув предварительно на часы, направился к дому адвоката. Входная дверь была открыта, дверь в кабинет на втором этаже тоже. Спросив, можно ли войти, и не услышав ответа, он переступил порог. Зашел в кабинет. Эзенгрини, что-то писавший, сделал ему знак сесть.
Деметрио спросил себя, не намерен ли адвокат снова взяться за профессиональную деятельность и не предложит ли ему опять должность секретаря. По сути, говорил он себе, только это и осталось, чтобы до конца надругаться над законом.
Адвокат тем временем закончил письмо, перечитал его, затем сложил и поместил в заранее приготовленный конверт. Положив его на стол, он повернулся к Деметрио.
- Друг мой, - обратился он к нему, - вот уже восемь дней, как мы вышли из тюрьмы, или, лучше сказать, восемь дней, которые мы украли у правосудия и к которым надо бы прибавить еще три года, что мы взяли досрочно. Вы согласны?
- Да, - отвечал Деметрио, - но что вы хотите этим сказать?
- Тем, что я сейчас сказал, и тем, что сейчас скажу тебе, я полагаю положить конец этой дьявольской ситуации. Сказать по правде, я уже положил конец этому. Я только что отправил пакет на имя генерального прокурора: это мое признание, где я добавил новые элементы, которые повлекут за собой возобновление нашего дела.
- Отвечайте за себя, - сказал Деметрио.
- За себя и за тебя. Я окончательно признался. Там хватит материала, чтобы отправить на каторгу и меня, и тебя; и это всего лишь справедливость.
- Вы с ума сошли! - вскричал Деметрио, поднимаясь. - Как же так, мы заключили соглашение, благодаря которому избежали ужасного обвинения, а теперь вы хотите во всем признаться? Вы сошли с ума, и никто вам не поверит.
- Успокойся, Деметрио, - отвечал адвокат. - Сошел или не сошел, но я представил все доказательства и улики генеральному прокурору. К этому признанию я приложил копии писем Барзанти моей жене, те из них, которые ты написал от руки. Я их взял у твоей жены год назад. Разве этого недостаточно, чтобы доказать твою виновность в этом деле? Письма эти, во всяком случае, указывают на то, что ты готовил шантаж, подталкиваемый той страстью, которая и привела тебя к преступлению. Мы с тобой в одной лодке, это само собой разумеется, ибо у меня такая же жажда мести, как и у тебя. По этим письмам установят, что имела место попытка сокрытия истины. В этом пакете имеется еще и многое другое, а именно: пуговица от костюма моей жены, который был на ней в тот самый четверг. Я нашел ее в подвале, где мы оставляли труп для того, чтобы пойти открыть люк цистерны, которая должна была ее поглотить. Она вполне похожа на другие такие же, однако содержит кусочек ткани, который остался на нитках. Сканкалепре нашел такой же под кучей песка в подвале. Хочешь другие улики? Взять, к примеру, существование люка: о нем знал только ты. На суде ты это отрицал, но Сканкалепре в ходе следствия и следуя моим указаниям отыскал одного старого землекопа, который вспоминал, как работал вместе с тобой на строительстве этой цистерны, еще до того, как я сам пришел в этот дом. На плите имеется дата: 1934. Этот землекоп говорит, что именно ты начертил ее куском палки, когда цемент еще не просох. В отправленном конверте содержится даже больше чем нужно, чтобы отправить тебя на каторгу вместе со мной, даже если ты будешь все отрицать.
- Просто объявят, что вы сошли с ума, - закричал Деметрио.
- Нет, - снова повторил адвокат. - Нет нужды сходить с ума, чтобы заплатить долг по отношению к правосудию и по отношению к обществу. Я поддался искушению профессиональной гордости и занял позицию малодушного. Теперь я должен немедленно сделать признание и встретить без всякого снисхождения все последствия преступления: оправдаться можно только при единственном условии заплатить соответствующую цену. Я сделал это и вот теперь спокоен. В девять я назначил встречу Сканкалепре, а тебя заставил прийти в восемь тридцать, чтобы мы были арестованы вместе и без лишнего шума. Пока письмо с моим признанием находится в пути к генеральному прокурору, мы доставим нашему доброму комиссару удовольствие от чувства удовлетворения блестящей операцией.
В этот момент на площади пробили часы. Адвокат нажал на кнопку открытия входной двери и, когда Сканкалепре вместе со следующим за ним полицейским переступил порог, сказал:
- Вот мы оба, на этот раз всерьез, в распоряжении правосудия.
