Ознакомительная версия.
– Хенде хох!!!
– Гитлер капут! – откликнулась я, поднимая руки и выходя из машины. – Мне бы в Чусов-лэнд на полчасика…
– Вход тыща рублей, машина остаётся здесечки, и не проси даже, дальше на колёсах – ни-ни!
– Что так дорого-то? – возмутилась я, не рискуя опустить руки.
– Дак не на танцы едешь, а к приличным, небось, людям! – Дед ткнул меня в грудь берданкой. Я была уверена, что агрегат заряжен солью, но проверять не хотелось, поэтому я молча достала из сумки две тысячи рублей. Дед схватил деньги как коршун цыплёнка, сунул их в карман телогрейки и строго спросил:
– К кому? – Повесив берданку на плечо, он выудил из запазухи блокнот и приготовился писать.
– А к кому два парня на «Вольво» поехали?
– Я спрашиваю ты к кому?! – рявкнул дед.
– К Чусову. Племянница я его.
– Ох ты, ёкарный бабай, все к Чусову и все племянники, – пробормотал дед, делая запись в блокноте. – Как зовут?
– Чусова?
– Тебя!
– Маша.
– Из тебя Маша, как из меня Таня.
– Света.
– Документ покажь!
Всего за пятьсот рублей он согласился, что я Света без документов.
Пока он писал, я с высоты своего роста попыталась заглянуть в блокнот, но в темноте ничего не увидела. Скорее всего, дед только делает вид, что ведёт учёт, а на самом деле ждёт очередной мзды. Я достала из кошелька сто евро и помахала купюрой перед носом у горе-сторожа.
– Ёкарный бабай, – заворожено пробормотал дед, – Хошь, я тебя Изаурой запишу?
– Себя Изаурой запиши. А мне берданку продай и позволь на машине в посёлок проехать.
– Ёкарный! Бабай! – раскудахтался сторож. – Табельное оружие?! Продать?! Да только через мой генеральский труп! На. – С трагической рожей он протянул мне берданку. – У меня ещё есть. Но к Чусову только пёхом!
Я забрала берданку и села в машину.
– Только пёхом!! – заорал дед и лёг на капот.
– Слышь, Изаура, спрыгни, я очень быстро езжу, – по-человечески попросила я деда, но он прилип к капоту как солдат к амбразуре. Тратиться больше на него не хотелось, у меня и так денег мало осталось. Я газанула и тихонько поехала.
– Дорогу показывай, – приказала я безбилетному пассажиру, высунувшись в окно.
– Прямо! – подчинился приказу дед. – Налево! Опять прямо! Ёкарный бабай, не газуй, Машуня, мягче иди, мягче!..
Дорога к главному дому посёлка, надо сказать, была отвратительная. Низкая «Ауди» скребла днищем колдобины, проваливалась в глубокие рытвины и подпрыгивала на ухабах. Дед подлетал на капоте, загораживая мне вид из окна.
– Говорил, пёхом иди! – орал он. – Нет тут дороги, не построили ещё к дяде твоему автобана!
Машина вдруг куда-то нырнула, провалилась, забуксовала и… заглохла. Я высунулась в окно и обнаружила, что влетела в глубокую яму.
– Приехали, – спрыгнув с капота, сообщил дед. – Тутоси тебе и дядя, и тётя, и дно морское. Пёхом надо было переть!
Я вышла из машины, чтобы оценить ситуацию. Яма была не то, чтобы очень глубокая, но низкая спортивка засела в ней как лодка на мелководье.
– Ёкарный бабай! – выругалась я, с берданкой наперевес обходя «аудюху». – Если бы ты, дед, дорогу мне своей генеральской персоной не загораживал, я бы сюда не влетела. Какого хрена ты на капоте решил покататься?!!
– Тутось до цели рукой подать! Прямо, налево, прямо, налево, два шага назад, чуток наискосок, и – прямо в лапы к дяде своему попадёшь! При, Маша, пёхом, а я пока трактор подгоню, чтобы твою тарантайку вытащить!
– Да уж, подгони что-нибудь, – буркнула я и пошла, подсвечивая себе мобильником и нашёптывая под нос «прямо, налево, прямо, налево, два шага назад, чуток наискосок…».
Чусов-лэнд отличался недостроенностью, необустроенностью и полным отсутствием дорог. Он смахивал на дачный посёлок, где не все члены садоводческого товарищества скинулись на свет и грузовики с гравием. Уж не знаю, правильно ли я шла, только через пять минут у меня на пути выросла избушка метров тридцати в высоту, с куполами, колоннами, вензелями, барельефами и другими пошлыми излишествами. Избушка, как и весь посёлок, находилась в стадии доработки и ни забора, ни фонарей, ни мало-мальски обустроенной дороги возле неё не было.
Зато внутри кипело веселье… Автоматная очередь зубодробильным визгом прошила загородную тишину, и я поняла – Бизя здесь и нигде больше.
Зажав себе рот, чтобы не заорать «Бизон!», я побежала к дому, не боясь сломать ноги и налететь на пулю.
На первом этаже горели два окна – узкие амбразуры, плохо вписывающиеся в сложную архитектуру этого большого пафосного дома. За окнами слышались вопли, мат, грохот падающей мебели и сухие, одиночные выстрелы из пистолета. Лезть под пули было глупо, не лезть – тоже, ведь я столько денег потратила на берданку, и столько сил и фантазии, чтобы добраться сюда. Обнаружив, что входная дверь закрыта, и никакой швейцар не торопится мне её открывать, я полезла к окну, воспользовавшись одной из строительных лестниц, которых здесь было навалом.
Аккуратно, стараясь не высовываться, я заглянула через пыльное, испачканное извёсткой стекло, в комнату.
Картинка там была ещё та…
Возле стола, на котором красовались остатки пиршества – рюмки, коньяк, фрукты и разбросанная колода карт, – сидел привязанный к стулу тучный дядька с кляпом во рту. Глаза у дядьки вылезли из орбит, редкие волосёнки встали дыбом, а висок пульсировал синей жилкой. У его ног лежали трое крепких парней без признаков сознания, крепко перетянутых толстой верёвкой, и что интересно, парни были связаны не только по рукам и ногам, но и между собой. Рядом с ними валялись два пистолета и один автомат. Ни Бизи, ни Сома в комнате не было, но следы их пребывания здесь просто били в глаза.
Без церемоний я распахнула окно, – благо, на юге шпингалетами почти не пользуются, – и залезла в гостиную. Впрочем, может, это была и столовая. Дядька на стуле выразительно замычал.
Я угостилась глотком коньяка и выдернула у него кляп.
– Кто это тебя так? – поинтересовалась я у дядьки, хотя лучше него знала ответ.
– Это мой город, – просипел он, свесив голову на бок. – По-любому, это мой город!..
– Э-э, да ты, часом, не Чусов? – догадалась я.
– Это мой город… по-любому… – заклинило вице-мэра. – Мой… по-любому…
– Был твой, стал наш, – похлопала я его по плечу и проверила обойму валявшегося на полу автомата. Магазин был пуст, обоймы в пистолетах – тоже. Тут хорошо постреляли: на стенах чернели следы от пуль, на полу валялись гильзы, у одного из связанных парней оказалась прострелена рука – кровь блестела под ней густой лужицей. К двери дорожкой вели кровавые капли, очевидно, в наших рядах без ранений тоже не обошлось.
Я ещё раз угостилась коньяком.
– Ты кто?! – простонал вице-мэр.
– Племянница твоя. Не узнал?
– Точно… А я-то думаю, где тебя видел?! Развяжи меня… – Он тяжело дышал и выглядел, я бы сказала, – предынсультно. – Развяжи… печень сдавило.
– Не могу. У меня принципы. Если ты связан, значит, это кому-то нужно?!
– Тебя как зовут?
– Называй как хочешь.
– Хочется назвать сукой.
– Сука так сука. Хорошее русское имя.
– Развяжи, дочка… Печень свободы просит.
Я поднесла к его губам коньяк, и он жадно высосал бутылку до дна. Щёки у вице-мэра мгновенно порозовели, а жилка на виске перестала выдавать повышенное давление.
– Не развяжешь?
– Расскажи, что здесь произошло, а там посмотрим.
– Я всё рассказал! – завопил Чусов. – Не трогали мои люди громовского мальчишку! Не трогали! Они что, идиоты, так меня подставлять? Кафе это сраное – да, сожгли!! Очень уж моих парней там обидели, избили до полусмерти! А ребёнка… – Он часто задышал, опять свесив голову набок. – Ребёнка мои люди не трогали. Не могли они меня так подставить… Мы вечером тут сидели, в карты играли. Вдруг врываются два бугая и – пиф-паф! Мои парни пикнуть не успели, как их всех связали, допросили, уложили, расстреляли. Это мой город! – подняв голову, вдруг заорал Чусов. – По-любому, это мой город, и никто не может хозяйничать в нём!!! – Прооравшись, он снова сник, скис, свис с верёвок и тяжело задышал.
– Из нападавших никто не ранен? – ускорила я допрос, боясь, что Чусов потеряет сознание.
– Толстого слегка зацепило. Царапина на ноге.
– Куда они ушли?
– А я знаю? Взяли с собой Боцмана с Пале-Роялем и куда-то ушли. По следам крови найдёшь, племянница…
– Пале-Рояль – это водка?
– Это зам Боцмана, дура. А Боцман – это мой главный по… экономике и безопасности…
– Ясно. Что-то неохота тебя развязывать.
– Почему?
– Хорошо сидишь.
– Сука… Кто ты?
– Писательница. Материал для книги собираю.
– Ах, ты… Вспомнил, где я тебя видел! У меня в офисе, в туалете, книжка с твоей фоткой на обложке лежит!
– Это самое распространённое место, где я лежу, – вздохнула я. Болтать с вице-мэром было некогда, и я, поправив берданку на плече, пошла по следам крови.
Ознакомительная версия.
