— Значит, вы пошли в армию, чтобы не быть кузнецом?
Берриган налил пива и подвинул кружку к Сандмену.
— Я охотился за сундуками. — Охотники за сундуками промышляли тем, что срезали багаж с задков карет. — Меня поймали, судья сказал, что у меня один выбор — между судом и армией. Через девять лет я уже был сержантом.
— И хорошим в придачу.
— Я умел навести порядок, — жестко сказал Берриган.
— Я тоже.
В Сандмене чувствовалась естественная врожденная властность. Он был хорошим офицером, знал это и, если честно признаться, скучал по той жизни.
— Вы были в Испании?
— С двенадцатого по четырнадцатый, — ответил Берриган.
— Славное было время, но Ватерлоо я возненавидел.
— Туго было, — согласился Берриган.
— Никогда в жизни я так не трусил, — сказал Сандмен. — Воздух был горячий, как из печи. Помните?
— Горячий, — кивнул Берриган и нахмурил брови: — Многие хотят вашей смерти, капитан.
— Это ставит меня в тупик, — признался Сандмен. — Когда Скейвдейл предложил мне деньги, я был уверен, что графиню убил он или лорд Робин. А теперь? Кроме них есть кто-то еще. Может, ответ здесь? — Он поднял письмо, которое передал ему хозяин гостиницы. — Будьте добры, пододвиньте свечу.
Письмо было написано до боли знакомым почерком. Элинор просила встретиться с ней утром на другой день в кондитерской Гюнтера на Баркли-сквер.
Сандмен положил письмо на стол.
— Разве вы не должны меня застрелить?
— Пытаюсь понять, станет разговаривать со мной мисс Гуд после этого или нет.
— Сомневаюсь, — с улыбкой заметил Сандмен.
— В тот раз я был на вашей стороне. Пахло жареным, но мы таки победили.
— Даже императорскую гвардию, — согласился Сандмен.
— Выходит, я опять на вашей стороне, капитан.
Сандмен улыбнулся и поднял кружку, словно чокаясь с Берриганом. Ему было приятно, но он не удивился — он с самого начала почувствовал, что тот хочет уйти из «Серафим-клуба».
— Рассчитываете на вознаграждение? — спросил он.
— Поделим пополам премию, капитан.
— Премию?
— Сорок фунтов. Столько платят любому, кто доставит в суд какого-нибудь известного злодея. — Берриган усмехнулся. — Так чем мы завтра займемся?
— Для начала сходим в Ньюгейт.
Дверь за его спиной открылась, и он повернулся в кресле.
— Проклятье, — нахмурилась Салли, увидев на столе пистолет. Затем посмотрела на Берригана: — Вы-то, черт побери, что тут делаете?
— Пришел поужинать с вами, — ответил Берриган, и Салли залилась краской.
Наутро зарядил дождь. Сандмен и Берриган отправились в Ньюгейт. Сандмен все так же отчаянно хромал.
Накануне Салли ясно дала понять Берригану, что не пригласит его разделить с ней постель, и сержант улегся в задней гостиной. Однако Сандмен наблюдал за ними весь вечер и пришел к выводу, что между ними все почти решено.
Сандмен долго лежал без сна, пытаясь понять, кто помимо «Серафим-клуба» мог желать его смерти, и, только когда колокол собора Святого Павла пробил два часа ночи, понял. Пока они шли по Холборну к Ньюгейт-стрит, Сандмен делился своими соображениями с Берриганом:
— «Серафим-клуб» решил меня подкупить, но единственным членом клуба, располагавшим на тот момент достаточными средствами, был Робин Холлоуэй, а он меня ненавидит.
— Ненавидит, — согласился Берриган, — но сложились все.
— Нет, не все. Большинство членов клуба сейчас за городом. У Скейвдейла денег нет. Возможно, один или два члена клуба что-то пожертвовали, но держу пари, что большую часть из двадцати тысяч выделил лорд Робин Холлоуэй. И потому лишь, что его уговорил Скейвдейл. Видимо, мальчишка сам решил устроить мое убийство, прежде чем я бы успел принять чек или, не дай бог, получить по нему деньги.
Берриган подумал и неохотно кивнул:
— Он на такое способен. Мерзавец он мерзавец и есть.
— Но, может, он отзовет своих псов, ведь теперь он знает, что я отказался от денег.
— Если он убил графиню, то все равно будет хотеть вашей смерти, — предположил Берриган и остановился посмотреть на гранитный фасад тюрьмы Ньюгейт. — Это здесь вешают?
— Прямо перед Дверью должников, если бы я знал, где она тут.
— Всегда думал, что рано или поздно окажусь здесь.
Надзиратель проводил их подземным переходом в Давильный двор.
— Захочете увидеть казнь, — доверительно сообщил он Сандмену, — приходите в понедельник. Будем избавлять Англию от двух подонков. Много народу не соберется, потому как ни одного из них известным не назовешь. Нужна толпа? Тогда вздернете кого-нибудь известного, сэр, или удавите женщину. В прошлый понедельник в «Сороке и пне» кончился двухнедельный запас пива, и только потому, сэр, что вешали женщину. Ее повесили за кражу жемчужного ожерелья, а я слыхал, что хозяйка на той неделе его нашла. Завалилось за спинку дивана!
В Общей зале было людно — дождь загнал узников под крышу. Художник, несомненно, переменился — не прятался от мучителей, а восседал с толстой стопкой бумаги и угольным карандашом за ближайшим к камину столом и рисовал портрет. Вокруг толпилась кучка людей. Узнав одного из посетителей, он вздрогнул и быстро отвел глаза.
— Мне нужно с вами переговорить, — сказал Сандмен.
— Поговорит, когда закончит, — рявкнул огромный брюнет с длинной бородой и массивной челюстью, сидевший на скамейке рядом с Корде. — У Чарли и так времени в обрез.
— Речь идет о вашей жизни, Корде, не о моей, — заметил Сандмен.
— Не слушай его, Чарли! — сказал здоровяк. — Я знаю, что…
Он внезапно умолк. Сержант Берриган, зайдя сзади, заставил его застонать от боли.
— Сержант! — одернул его Сандмен с притворной тревогой.
— Просто учу малого хорошим манерам, — ответил Берриган и ударил здоровяка еще раз. — Когда капитан хочет поговорить, ты, куча отбросов, должен вытянуться по стойке «смирно», а не приказывать ему ждать.
Корде испуганно посмотрел на бородача:
— С вами все в порядке?
— С ним все будет в порядке, — ответил Берриган за свою жертву. — Ты бы поговорил с капитаном, мальчик, ведь он пытается спасти твою жалкую жизнь.
Сандмен уселся напротив Корде.
— Хочу поговорить с вами о служанке, — сказал он тихо, — о Мег. Как она выглядит?
Корде отложил в сторону наполовину законченный портрет и начал делать набросок на чистом листе бумаги.
— Она молода, — комментировал он по ходу работы, — двадцати четырех или или двадцати пяти лет. Лицо в глубоких оспинах, волосы мышиного цвета, зеленоватые глаза и родинка вот здесь. — Он нарисовал точку на лбу девушки.
Корде закончил рисунок и протянул Сандмену.
Сандмен вгляделся в портрет. Девушка была более чем уродлива. Дело было не в изъеденной оспой коже, жидких волосах и маленьких глазках, а в пронзительном и жестоком взгляде. Если художник точно передал сходство, то Мег была не просто безобразна, но само воплощение зла.
— Почему графиня взяла на службу такую уродину?
— Они вместе работали в театре, — объяснил Корде. — Мег была костюмершей. — Он посмотрел на портрет и, похоже, смутился. — Думаю, не простой костюмершей, а сводней.
— Откуда вы знаете?
Художник пожал плечами:
— Когда пишешь портрет, люди разговаривают. Они вообще о тебе забывают, ты для них все равно что предмет обстановки. Графиня и Мег разговаривали, я слушал.
— Есть шанс, что мы ее найдем.
— Большой шанс? — У Корде заблестели глаза.
— Трудно сказать, — ответил Сандмен и увидел, как надежда в глазах Корде потухла. — У вас найдутся чернила и ручка?
Нашлось и то и другое. Сандмен окунул стальное перо в чернила и начал писать: «Милостивый господин Уитерспун, податель сего письма сержант Сэмюел Берриган — мой друг, я полностью ему доверяю». Он снова обмакнул перо и продолжил, понимая, что Корде видит, что он пишет. «К сожалению, существует вероятность того, что мне может понадобиться переговорить с его светлостью в воскресенье. Предполагая, что в Министерстве его светлости в этот день не будет, прошу сообщить, где его можно будет найти. Возможно, у меня появятся сведения, каковые потребуется безотлагательно ему доложить».
Сандмен перечитал письмо, подписал и подул, чтобы высохли чернила. Сложив письмо, он встал.
— Капитан! — с глазами, полными слез, воззвал к нему Корде. Сандмен не мог дать ему никаких заверений.
— Я делаю все возможное, — сказал он, — но не могу ничего обещать.
Он засунул портрет во внутренний карман и повел Берригана к выходу.
Сандмен открыл наружную дверь, увидел, что льет как из ведра, и поежился. Он отдал Берригану сложенное письмо:
— Отнесете в Министерство внутренних дел, там спросите человека по имени Себастиан Уитерспун и вручите ему письмо. Буду ждать вас в кондитерской Гюнтера на Баркли-сквер.