— Алло.
— Это Александр Борисович Турецкий? — спросил его незнакомый, слегка приглушенный мужской голос.
— Да. Здравствуйте. Кто это?
— Моя фамилия Данилов. Подполковник Данилов. Мне нужно поговорить с вами.
Турецкий глянул на зеленую цифирь электронных часов:
— Подполковник, а вы знаете, который сейчас час?
— Знаю. Но время не терпит. Я хочу поговорить с вами об убийстве Кожухова.
— Где вы хотите встретиться? — быстро спросил Турецкий.
— А вы один?
— Ну, допустим. Хотя какое это имеет…
— Я хочу встретиться у вас.
— У меня? Интересное предложение, но боюсь, что…
— За мной охотятся, — перебил его Данилов. — Я только что убил человека, который хотел убить меня.
Рука Турецкого вспотела.
— Вы знаете, где я живу? — спросил он.
— Да.
— Когда будете?
— Через пару минут. Я уже возле вашего дома. Только не вызывайте милицию, иначе я ничего вам скажу.
— Хорошо. Поднимайтесь.
На том конце провода раздались короткие гудки, и Турецкий положил трубку на рычаг.
Через несколько минут в дверь позвонили. Турецкий глянул в глазок и повернул ручку замка. На пороге стоял высокий, худощавый, с проседью в волосах мужчина в черной кожаной куртке. Его левая щека была окровавлена.
— Входите, — быстро сказал ему Турецкий.
Мужчина вошел. Турецкий закрыл за ним дверь.
— Вы и в самом деле… — заговорил было Турецкий, поворачиваясь к мужчине, но осекся, увидев направленный на него пистолет. — Это еще зачем? — недовольно поднял брови Турецкий.
— Я не могу рисковать, — ответил мужчина. — В квартире, кроме нас с вами, кто-нибудь есть?
— Нет.
— Тогда давайте пройдем в комнату.
— У вас кровь, — сказал Турецкий, кивком указав на щеку Данилова.
— Это пустяк. Царапина.
— У меня есть вата и перекись водорода.
Данилов покачал головой:
— Это не понадобится. Пойдем в комнату.
Они прошли в гостиную: Турецкий — впереди, Данилов — за ним. Он по-прежнему держал в руке пистолет.
— Сядьте там, под торшером, — сказал Данилов и показал пистолетом на диван.
Турецкий сел на диван. Сам Данилов уселся в кресло, стоящее в темном углу комнаты.
«Похоже, это у них в крови, — с усмешкой подумал Турецкий. — Не хватало еще, чтобы он мне лампой в морду светил».
— У меня мало времени, — сказал Данилов. — Поэтому слушайте и не перебивайте. — Он поднял локоть и вытер рукавом куртки окровавленную щеку. — В этом деле замешаны большие фигуры…
— Вы говорите об убийстве Кожухова? — спросил Турецкий.
— А о чем же еще? — удивился Данилов. — Этим большим людям нужны пленки… Записи разговоров Кожухова с другими большими людьми. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Ни черта не понимаю, — угрюмо ответил Турецкий, глядя на направленное на него дуло. — Вы сказали, что у вас мало времени, а сами говорите какими-то экивоками. Одни «большие люди», другие «большие люди»… Если хотите, чтоб я вас слушал, выражайтесь яснее.
Данилов прищурил серые глаза.
— Речь идет о заговоре против Президента, — сказал он. — Я расскажу вам все, что знаю, только, пожалуйста, не перебивайте меня…
Часть вторая
ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО
Москва, 1973 год, начало сентября
Два молодых парня в потертых джинсах и белых теннисках шагали по Университетскому проспекту. Один был невысокий, темноволосый, с орлиным носом и черными глазами. Другой — полная его противоположность — долговязый, светловолосый, улыбчивый.
Навстречу им, громко цокая по асфальту каблучками, шла девушка. Поравнявшись с девушкой, долговязый и светловолосый сделал изящный реверанс, схватил девушку за ремешок сумки и весело произнес:
— Девушка, разрешите с вами познакомиться?
Блондинка рассерженно сдвинула брови, окинула фигуру белобрысого сердитым взглядом и сказала со злостью в голосе:
— Я на улице не знакомлюсь.
— Предпочитаете, чтоб мы встретились в подъезде? — немедленно отреагировал белобрысый.
Блондинка вырвала у него из руки сумку и гневно воскликнула:
— Кретин!
Мгновение спустя она вновь зацокала по асфальту каблучками. Молодые люди проводили ее взглядами и вздохнули.
— Чучело ты, Лобанов, — сказал черноволосый, с ухмылкой глядя на белобрысого. — Кто же так знакомится?
— Да ладно тебе, Лева, — махнул рукой белобрысый. — Знакомлюсь, как умею. И вообще, эта фифа не для нас. Ей небось рестораны подавай, а у меня в кармане с прошлого понедельника червонец не валялся.
— Куда ж ты девал заработанную штуку? — удивился Лева, вскинув черные густые брови.
— Куда-куда… — смущенно пробормотал белобрысый Лобанов. — На таких вот и девал…
Лева Шаховской нахмурился и осуждающе покачал головой:
— Ох, Леха, Леха… Не быть тебе космонавтом. Тебя ж пусти на борт корабля — ты там такой бордель устроишь, что звездам станет стыдно.
Алексей Лобанов лишь хмыкнул в ответ. Говорить об этом ему было неприятно. Два месяца назад он сам сгоношил друзей и однокурсников поехать на заработки по подмосковным деревням. Заручившись поддержкой профкома, сколотил студенческий отряд, назвав его «Университетский проспект». (Название придумал мудрый Шаховской. «С таким названием, — заметил он, — обозвать нас калымщиками ни у кого язык не повернется».)
Лева Шаховской принял в образовании стройотряда самое деятельное участие. Во-первых, ему нужны были деньги (Лобанов никогда не знал, зачем Шаховскому деньги — закордонные шмотки себе он почти не покупал, девчонок в кафе-мороженое не водил, о машине не мечтал), во-вторых (и это Алексею Лобанову было понятно), Леве нравилось быть в гуще событий, в гуще (как сказали бы империалисты) финансовых потоков, откуда бы они ни шли и в чей бы карман ни стекали.
Самому Алексею Лобанову тоже нужны были деньги, но ввязался он в это дело не из-за бабок. Ему нравилось быть в центре внимания, нравилось распоряжаться, отдавать указания и наблюдать за тем, как эти указания выполняются. Двигаться по комсомольской линии получалось плохо — слишком сильна была конкуренция на факультете. И тогда у него появилась эта идея со стройотрядом. Лобанов себя чувствовал почти что «вожаком комсомольской стройки», хотя, по совести говоря, дело это было весьма шкурное и меркантильное.
Пробив заказы от председателей подмосковных колхозов (ох, сколько водки пришлось ему выпить и сколько душещипательных монологов выслушать), Алексей выбил своим ребятам ставку по пятьсот рублей в месяц. Себе — в два раза больше (о чем никто, кроме Левы Шаховского, ставка которого равнялась 800 рублей, не знал).
Лобанов вставил в рот сигарету и захлопал себя по карманам.
— Черт, опять спички посеял, — проворчал он. — Лева, у тебя наверняка есть…
Шаховской достал их кармана маленькую изящную зажигалку, сделанную в виде дамского револьвера, поднес ее к лицу приятеля и крутанул колесико. Лобанов закурил сигарету, и голубоватый язычок пламени исчез так же быстро, как появился.
— Хорошая игрушка, — похвалил Лобанов. — Где взял?
— У одного кренделя на реферат по политэкономии выменял.
Лобанов кивнул, выпустил облачко дыма и со смехом покосился на Шаховского.
— Слушай, Лева, я всегда удивлялся: вот ты вроде бы не куришь и никогда не курил, так?
— Так.
— Но в кармане у тебя всегда есть зажигалка. Зачем?
Шаховской улыбнулся:
— Два ответа, Алексей. Во-первых, это удобно: легко завязать знакомство с девушкой или войти в контакт с нужным человеком. Во-вторых, и это самое главное, мне нравятся зажигалки. Я их коллекционирую. Одни коллекционируют марки, другие — этикетки, третьи — как ты, девушек, ну а я… — Шаховской поднял револьвер и, крутанув колесико, высек из него пламя. — …Зажигалки.
— Ох, смотри, не доведет тебя до добра эта коллекция.
— Почему?
— Погоришь, — со смехом ответил Лобанов. — Кстати, Лева, ты уже сдал контру по философии?
— Нет еще.
— Дашь полюбопытствовать?
— Ради бога. Только не передувай слово в слово.
— Обижаешь…
Некоторое время они шли молча. День был теплый, но не жаркий. На сочных зеленых листьях лип лежала пыль. Со смотровой площадки, куда они вышли, открывался волшебный вид на Москву, город, о котором еще четыре года назад Лобанову и мечтать-то было страшно.
Молодые люди, облокотившись на каменные перила, стали смотреть на расстилающийся перед ними город.
Алексей достал из кармана пачку «Родопи», взял у Шаховского «револьвер» и закурил. Пока он раскуривал сигарету, Лева Шаховской стоял рядом с ним и внимательно его разглядывал.
— Слышь, Алексей? — негромко произнес он.
