Оглядываться на свист — неприлично для таких дам, как я. Я даже не на каждый выстрел оборачиваюсь.
Кучкующиеся около калиток разновозрастные мальчики и девочки провожали меня настороженными взглядами, но резких движений пока не делали: их смущала моя явно выраженная уверенность в маршруте.
Они правильно поняли, что все это неспроста, и предпочли переждать и посмотреть, что же будет дальше.
Дом Бутмана на Соляной, как и следовало ожидать, тоже оказался частным и маленьким, прячущимся за невысоким заборчиком.
Все окна дома были темными, но я не привыкла делать выводы из таких двусмысленных предпосылок. Откуда я знала, может быть, Бутман любит сидеть в погребе с молоденькими девушками. Он же такой неординарный затейник!
Осмотрев дом издали, я не решилась идти к нему с парадного входа — из-за врожденной скромности, конечно, — а предпочла перескочить через забор в самом неудобном дальнем углу двора.
Несколько мальчишек, бегающих по улочкам, восхищенно замерли, глядя на мои маневры. Когда придет срок и я завяжу с детективной жизнью, буду вести секцию для подростков.
Название секции я еще не придумала, время для этого у меня есть.
Дом, где жил Бутман, или, правильнее было бы сказать, дом, который был им указан в документах, стоял ко мне, как избушка Бабы-яги ко всем честным прохожим — задом, и меня это устраивало.
Небольшое, чуть перекошенное окошко, смотревшее прямо на меня, было прикрыто ставнями, скрепленными крючком. Ставни снаружи были украшены пооблупившимися накладными фанерными петухами.
Для моего знакомого Бутмана это выглядело как-то слишком уж стильно, но я предпочитала пока верить, что он тут живет. Другого варианта у меня в запасе не было.
Обойдя крыльцо так, чтобы меня нельзя было заметить из окна, расположенного рядом с дверью, я постучала в дверь и только потом, увидев кнопку звонка, нажала на нее.
В доме было тихо, но я продолжала жать на кнопку еще и еще раз.
Наконец я расслышала шаги и скрип половиц.
Стараясь придать своему милому голосу скандальные интонации, я произнесла что-то неэстетическое, опуская тембр до контральто.
Пусть невидимые жильцы не пугаются и знают, что пришла какая-то женщина, причем в годах.
Сразу же после моей звуковой провокации за дверью послышался неуверенный кашель, и знакомый и уже почти любимый голос Бутмана спросил:
— Кто там?
— О! Проснулся! — вскричала я, с потрясающим реализмом входя в состояние, присущее, пожалуй, только стерве-свекрови — и откуда я знаю такие вещи? Талант, надо полагать! — Телеграмма Бутману Льву Аркадьевичу, срочная! Кто расписываться будет?!
После секундного размышления Бутман правильно решил, что такой тетке проще сразу открыть, чем слушать ее крики еще несколько минут, а потом все равно открыть.
Дверь приоткрылась на несколько сантиметров, и мне этой щели хватило.
Бутман взвизгнул, как щенок, которому наступили на хвост, потом попытался рыкнуть, как лев, но было уже поздно: хлестко ударив пальцами, я очень удачно попала ему по глазам. Он дернулся назад, держась за лицо, и я вскочила в сени дома, будучи готовой биться насмерть.
В сенях нам обоим было тесно, но я имела преимущество внезапности и не собиралась его терять. Кроме того, я хотела встретиться с Бутманом, и мне было что ему сказать. Я и говорила, точнее, приговаривала всякие милые добрые слова, пока теснила его в комнаты, работая руками и ногами.
Отступая и отбиваясь и почти ничего не видя при этом, Бутман споткнулся о порог и, взмахнув руками, упал на спину. Почти сразу же он вскочил на четвереньки и в таком положении бросился к углу, где на табурете лежали два пистолета.
Я прыгнула за ним следом и, поджав в прыжке ноги, приземлилась коленями ему на спину. Бутман вскрикнул и вытянулся на полу. Я упала на него, больно ударившись локтем, но, правильно оценив ситуацию, заломила ему правую руку за спину.
Бутман извивался и дергался, стараясь и меня стряхнуть, и до пистолета дотянуться.
Ему это удалось, и, схватив «макаров» левой рукой, он развернул его и постарался через спину достать меня, но в последний момент я плечом отвела ствол.
Раздался выстрел, и тело Бутмана подо мной обмякло.
Выбив пистолет из его ослабевшей руки, я только сейчас обратила внимание на характер ранения.
Вот уж действительно — судьба не прощает ничего. Бутман сам себе прострелил голову с левой стороны. Откинув его руку, я разглядела рану: ничего страшного, просто мальчик стал отныне одноухим.
Одноухий бисексуал — даже оригинально.
Я перевернула Бутмана на спину и села на пол, выравнивая дыхание.
Бутман тихо стонал, пальцами щупая свою голову. В его глазах застыл ужас, когда он рассмотрел свои пальцы со стекающей по ним кровью.
Я подхватила пистолет и осмотрелась.
Оказывается, я попала в пикантный момент видеосъемок.
Я увидела видеокамеру, лежащую на полу. У противоположной стены, прикованная наручниками к трубе отопления, сидела Антонина.
В углу комнаты на облезлой тумбочке стояли маленький телевизор и видеоплеер.
— Привет, подруга, — хрипло сказала я, — а когда мы в последний раз виделись, ты ушла и даже не попрощалась. Это не есть хорошо.
Антонина шмыгнула носом и промолчала.
Бутман подал голос.
— Что тебе, стрелок-любитель? — спросила я у него и, опираясь о пол, встала, держа в руке пистолет. — Что-то хочешь сказать?
Бутман прошептал несколько непонятных слов, и я попросила повторить. Оказалось, что он просил перевязать его и объяснял, что на углу есть телефон-автомат.
— А зачем он мне? — удивилась я. — Мне звонить некому.
Я взяла второй пистолет и, посмотрев на номер, узнала свой «макаров». Подойдя к своей брошенной у входа сумке, я положила пистолет туда. Все должно быть на своем месте, если получается иначе, то меня это нервирует.
Ну почти всегда.
Тут вдруг переполошилась Антонина.
— Таня, это бандит! — вскричала она, показывая на Бутмана. — Освободите меня, пожалуйста! У меня рука болит!
— У нее болит рука, — пробормотала я, сокрушенно покачала головой и подошла к видеокамере.
Вынув из нее кассету, я воткнула ее в видеомагнитофон и пощелкала кнопками пульта.
На экране сразу засветилось изображение чумазой Антонины, с причитаниями выговаривающей спич на тему «Папа, дай денег».
— Вот тебе и кино! — удивилась я. — Бутман, ты перешел на новый жанр? А где же мальчики-нестандарты?
Он ответил невнятным ворчанием и продолжительным стоном.
— Не понимаю, — я пожала плечами и перемотала кассету.
Увидев, что на ней еще больше половины свободного места, я вставила ее обратно в видеокамеру.
— Ты! — крикнул Бутман. — Сука! У меня же может быть шок и ступор! То есть столбняк! Что тебе еще надо?!
— Не волнуйся так, Левик, — сказала я, — все будет хорошо у нас с тобой. Ты только не забывай, что ты мне кое-что должен. Вот сейчас ты мне все и расскажешь прямо в вечерний эфир…
Я поставила перед Бутманом табурет, положила на табурет видеокамеру, включила ее и прицелилась.
— Ну что, Левик, — я присела на пол, не обращая внимания на Антонину — отстегнешь ее, а она, пожалуй, еще и убежит, а я уже немножко устала, — чем быстрее ответишь на мои вопросы, тем быстрее получишь квалифицированную медицинскую помощь. Ты работаешь на Чернова?
— Нет, — ответил Бутман и снова застонал.
Ну как людям не надоедает повторяться! Никаких понятий о вкусе и приличиях!
— На Романа Балдеску, что ли? — задала я новый вопрос. — Или ты с чеченцами связан, придурок?
Бутман и тут изволил со мной не согласиться и, видимо, наконец-то сообразив, что ему выгоднее быть разговорчивым, затараторил:
— Мы с Вовой были компаньонами, с Вовой Прокопенко. Он как узнал, что дочка его босса не сперта, а шляется по Тарасову, решил на этом деле бабки наварить. А потом он скурвился и связался с ментами. Я понял, что Вова был компаньоном и с тобой тоже — какого хрена тогда вы вместе отирались? А ты из ментовки, это же ясно. Ну короче, когда обнаружилась эта телка, то я и решил Вову кинуть…
Бутман повел мутнеющим взглядом на мою руку с пистолетом и скривился.
— Все, что ли? — уточнила я. — Или еще что-нибудь знаешь?
— А эту девку никто и не воровал, она сама сюда приехала, и Вова по приказу Чернова просто ее охранял от хулиганов и прочее… Теперь все, — выдохнул Бутман.
— А кто меня давил твоей машиной и стрелял в меня около ресторана?
— На машине был Вова, а кто стрелял, не знаю. Ты хочешь, чтобы я здесь сдох, что ли?! — жалостливо вскричал Бутман.
— Ни в коем случае, вот теперь ты мне нужен живой и здоровый, Левик, — мило отозвалась я и со вздохом поднялась.
Я отстегнула Антонину — или как ее теперь правильно называть, даже не знаю — от батареи и вывела ее из дома, забрав, конечно же, не только пистолеты, но и кассеты. Пообещав Бутману вызвать помощь, я сдержала свое слово. Антонина снова нагрузилась своими умными книжками и, всхлипывая, поплелась за мною.
