— Ия! Как я поняла, той ночью вы встречались с молодым человеком, которого почему-то не любили ваши родители, так? — Она, потупившись, кивнула. — И из дома вы вышли тайком?
— Я… — начала она, но, не найдя подходящих слов, сделала рукой жест, увидев который я спросила:
— Вы вылезли в окно? — На что она кивнула. — Вы договорились встретиться с ним в двенадцать часов ночи? — Женщина снова кивнула. — Где? — Она напряглась, испуганно глядя на меня, и я поторопилась успокоить ее: — Не бойтесь, Ия! Говорите все, как было!
— В домик, — потупившись, ответила она.
— Раз Клара вас жалела, то это был ее домик? — Не поднимая головы, Ия кивнула. — Это, конечно же, был не ее собственный дом, а какой-то другой, так?
— Летний домик, — ответила она. — Во дворе стоять. Приезжие жить.
— То есть летний домик, куда они пускали отдыхающих? — уточнила я, и она кивнула. — Клара дала вам от него ключ, чтобы вы там могли встречаться со своим парнем и вас никто не видел? — Женщина заплакала и мелко-мелко закивала. — Значит, той ночью вы в двенадцать часов вылезли в окно, перелезли через забор…
— Нет забор, — поправила меня она.
— То есть забора между вашим садом и садом Стадницких не было? — уточнила я.
— Совсем нет забор, — она подняла на меня полные слез глаза.
— То есть вы хотите сказать, что у Стадницких совсем не было забора ни с кем из соседей? — спросила я, и она подтверждающе кивнула. — Так, получается, что вы просто подошли к домику, отперли замок, вошли внутрь и стали ждать своего парня?
— И смотреть, — добавила она.
— То есть дверь в домик вы оставили приоткрытой, смотрели в щель и ждали? — Она кивнула. — И вы увидели Виктора? Так? — Она опять покивала. — А как вы узнали, что это был Виктор?
— Я видеть рано, — ответила она.
— Вы хотите сказать, что видели его, когда он до этого приходил к Стадницким?
— Нет. Фото видеть. Клара говорить, он плохой человек. Много зла они ждать.
— То есть они боялись, что он им причинит много зла, — расшифровала я и, судорожно сглотнув, спросила: — А вы не знаете, почему он им желал много плохого?
— Я не знать, — помотала она головой.
— Ну, ладно! — старательно скрывая разочарование, сказала я. — А что он делал той ночью? Шумел и требовал, чтобы ему открыли дверь? Или влез в окно? Что он делал?
— Он… — тут Ия повертела кистью руки.
— Он отпер замок? — спросила я.
— Да! Тихо-тихо! — подтвердила она. — А потом — бах, дзынь!
— Выстрел? — быстро спросила я, но она покачала головой. — Упало что-то тяжелое и зазвенело?
Она кивнула и сказала:
— Потом шум быть, Казик кричать, Витька кричать, Клара кричать.
— То есть была драка? — уточнила я.
— Да. А потом тихо.
— Что было дальше?
— Витька уходить, — ответила она. — Во дворе ходить и Ванда звать. Долго звать. Потом Нинуа ходить.
— Виктор вышел из дома Стадницких и пошел в дом Нинуа? — невольно воскликнула я, и она кивнула головой. — А у него в руках что-нибудь было? — спросила я, думая, что это Витька забрал те документы, которые исчезли после убийства семьи.
— Нож быть, — ответила она.
— И все? — уточнила я, и она кивнула. — А как он был одет? На нем был пиджак? — спросила я.
— Нет, — кратко ответила она.
— Значит, на нем были брюки и рубашка?
— Так, — сказала она и провела ребром ладони по своей руке чуть выше локтя.
— С короткими рукавами? — спросила я, и она кивнула. — Значит, он пошел к Нинуа и что потом?
— Шум быть. Бах, бах, бах.
— Выстрелы? — уточнила я, потому что у нее «бах» могло означать что угодно, но Ия покачала головой. — Опять шум?
— Большой шум! — сказала она. — Потом Витька кричать, Манана кричать, — ответила она. — Ай, как кричать! — она даже сморщилась.
— То есть там тоже была драка, и Манана громко кричала? — спросила я, и она покивала. — А что она кричала? Может быть, вы слышали?
— Уходить — кричать, она тут нет — кричать, — ответила Ия.
— Манана кричала, чтобы Виктор уходил, что ее тут нет, — перевела я. — А как вы думаете, кто была эта «она»?
— Я думать — Ванда, — сказала Ия. — Ванда тогда пропадать. Совсем пропадать.
— Скажите, Ия, а Виктор долго был в доме Мананы? — спросила я, и она в ответ только пожала плечами. — Хорошо! А что вы делали дальше?
— Ждать, Витька уходить. Я он бояться. Очень бояться.
— То есть вы ждали, когда он уйдет, — поняла я и спросила: — Что вы стали делать дальше?
— Домой бежать, — ответила Ия. — Я бояться, я искать.
— Вы испугались, что родители обнаружат, что вас нет дома, — уточнила я, и она кивнула.
— Но когда вы дома оказались, то посмотрели на часы? — поинтересовалась я, и она опять кивнула. — Сколько было времени? — В ответ она показала мне два пальца. — Два часа ночи? — догадалась я.
— Да! — сказала она.
— Значит, в ту ночь вы со своим парнем не встретились?
— Нет! Он приходить, крики слышать, Витька видеть и уходить. Он бояться, он увидеть, мои родители сказать.
— То есть он подумал, что если его там увидят, то свяжут его имя с вашим и у вас будут неприятности, — поняла я. — И именно поэтому вы никому не сказали о том, что видели убийцу Стадницких, иначе вам пришлось бы рассказать о том, где и зачем вы были? Так?
— Бабушка меня тогда убить, — просто пояснила она.
— Чем же ей так не нравился ваш парень? — удивилась я, а потом до меня дошло. — Он был грузин? — спросила я, и женщина разрыдалась. — Это он отец вашего сына? — Она закрыла лицо руками и ничего не ответила, но я и так все поняла.
— Все думать, что это Григорий, а это Арчил, — услышала я наконец ее глухой голос. — Один я знать правду!
— А Григорий, наверное, погиб? — спросила я, и она покивала. — А он не был женат? — допытывалась я.
— Нет! Он меня очень любить! Мы давно родители поженить хотеть! А я любить Арчил!
— То есть ваши и родители Григория хотели вас поженить, — поняла я и спросила: — А где сейчас Арчил? — хотя и видела, что Ие больно об этом вспоминать. — Он тоже погиб? — мне очень хотелось, чтобы она сказала «нет», тогда бы я смогла с ним встретиться и он подтвердил бы, что тоже видел Виктора.
— Да! Он — бах! — тут она расплакалась навзрыд.
— Его застрелили? — участливо спросила я, но она, продолжая плакать, только помотала головой. — Как же он погиб?
— Он… — вытерев слезы, сказала она и покачала перед собой согнутыми в локте руками.
— Разбился на мотоцикле? — спросила я, и она кивнула. — А его родители знают, что у вас от него ребенок?
— Нет! Его папа-мама я не любить, — вздохнула она. — Я Ковба! — Она нагнулась и показала мне расстояние сантиметров тридцать от земли. — Они Тоташвили, — с этими словами она подняла руку вверх. — Они потом уехать.
— То есть вы хотите сказать, что вы из простой семьи, а они — из богатых, и к тому же уже уехали из Сухуми? — спросила я, и она в ответ только всхлипнула.
«Что же делать? — задумалась я. — Ее официальные показания мне, как воздух, нужны, но она их никогда в жизни не даст. Ее же после этого живьем слопают! У нее и сейчас жизнь — не сахар, а уж после такого останется только в петлю! Что же делать?» — мучительно размышляла я и, кажется, нашла выход.
— Ия! — позвала я, и она подняла на меня заплаканное лицо. — Выслушайте меня очень внимательно и постарайтесь понять, что я вам говорю! — самым серьезным тоном сказала я, и она испуганно на меня уставилась. — Я вижу, что вам здесь очень тяжело живется, и постараюсь вам помочь. Вы хотите уехать туда, где вас никто не знает? Где никто не будет попрекать вас тем, что вы родили без мужа? Где вы сможете начать новую жизнь? — В ее глазах вспыхнула такая яростная надежда, что другого ответа уже не требовалось. — Я постараюсь это устроить, но!.. — я подняла палец, чтобы привлечь ее внимание к своим словам. — Когда все будет готово, то есть перед тем, как вам с сыном уехать, вы продиктуете одному человеку все то, что сейчас рассказали мне: о Викторе, о том, что он делал и куда ходил. Понимаете? — В ее глазах заметался страх, и я поспешила успокоить ее: — О том, что вы в ту ночь должны были встретиться с Арчилом, говорить не надо. Скажете, что вы ждали Григория! Этот человек запишет по-русски ваши показания, и мы потом их официально заверим. После этого я дам вам деньги, и вы уедете! А сейчас я вам денег не дам, потому что вы отдадите их своей семье и вам ничего не останется, так?
— Дома никто не знать, я к вам ходить, — тихо ответила она. — Я узнать, вы деньги давать, кто Ванду знать. Я хотеть эти деньги взять и уехать свой сын, — она махнула рукой в неопределенном направлении. — Я плохо, очень плохо! — почти простонала она и снова заплакала. — Я все делать для сын! — сказала она сквозь слезы.
— Тем лучше, что наши желания совпали, — обрадовалась я. — Значит, я все устрою, а вам остается только немного подождать. Когда все будет готово, я пришлю за вами Сергея. Вы его знаете?
