Она рывком открыла дверь офиса и уставилась на сидящего за столом Сакисяна с откровенной ненавистью.
— А что это мы такие бледненькие?! — радостно воскликнул тот, даже не заметив ее настроения. — Не выспались?
Она неопределенно хмыкнула и опустилась на большой кожаный диван.
Директор тут же подбежал, плюхнулся рядом, обнял ее и перешел на доверительный шепот:
— Хотя такой красавице грех проводить ночь в одиночестве. Девушка не должна высыпаться.
— Ах, оставьте! — неприветливо буркнула она, изо всех сил пытаясь взять себя в руки и изобразить на лице хотя бы что-то похожее на уважение. Если она и дальше продолжит общение в столь недружественном тоне, вряд ли ей удастся втереться в доверие даже к Сакисяну, не говоря уже о холодной Марине и строгом режиссере.
— С мужем поругалась?! — Плевать он хотел на ее кислую физиономию.
— Да нет у меня мужа, — буркнула Алена.
— Здорово, — он еще больше оживился. — А жених? У такой девушки не может не быть хотя бы пары-тройки на примете.
— Правильно, — она все-таки улыбнулась, скосив глаза в угол. Не из кокетства, разумеется. — Есть один, с ним и поругалась. — Как замечательно, что Сакисян сам за нее выдумывает. Ей только и остается, что развивать тему.
— Один жених — это ненормально, нужно больше. — Он почесал затылок, видимо, раздумывая над ее непростой судьбой. — А чего поругались-то?
«Пропади ты пропадом со своей душевностью!» — Алена покраснела. Ну и что теперь прикажете ему отвечать, если она ничего не успела сочинить?
— Наверное, рассказала, что у нас снимаешься? — снова пришел ей на помощь директор.
— Точно, — с излишней для такого случая радостью кивнула Алена и облегченно вздохнула.
— А он у тебя строгий?
— Не то слово…
— Слушай, — он вдруг обиделся, — и чего я из тебя клещами ответы вытягиваю? Расскажи уж что-нибудь о себе, а!
— А с чего вдруг такой интерес? — улыбнулась она.
— Просто ты мне нравишься, — он приложил ладонь к сердцу и вздохнул. — Ты не похожа на тех, кто к нам приходит.
«Ну, конечно, — фыркнула про себя Алена, — ты не такая, ты особенная, чем меня и покорила… Знаем мы эти штучки-дрючки! Довольно банально, господин бабник, без изюминки!»
Тем не менее она довольно натурально пожала плечами и ответила:
— Да нечего рассказывать… Родители укатили за рубеж — отца послали в длительную командировку, а я осталась из-за Костика. Только мы теперь с ним постоянно ссоримся, даже и не знаю, стоило ли приносить себя в жертву. Купалась бы сейчас в Красном море.
— А чего тебя к нам потянуло? — Он почему-то довольно заулыбался, смерив Алену маслеными глазами.
«Только что не облизывается», — с неприязнью подумала она, решив врать дальше. А чего не врать-то, если верят.
— Да скучно стало.
— Что же ты не учишься и не работаешь?
— Почему не работаю, — она подавила зевок. — Работаю в издательстве, как это сейчас называется — офис-менеджером. Зарплата — одно название. Впрочем, деньги меня мало интересуют, мне родители присылают. Вот только тоска зеленая в этом издательстве, каждый день одно и то же. — Эта фраза вышла у нее особенно достоверно, с чем она себя и поздравила.
— Зря ты своему Костику протрепалась, что собираешься сниматься в нашей рекламе, — он покачал головой в знак неодобрения и даже языком поцокал, мол, дура ты, дура. — Никто тебя не одобрит, так что не болтай понапрасну.
— Так ведь все равно узнают.
— Нужно жить сегодняшним днем. Завтра будет видно. А пока скажи своему ненаглядному, что передумала, пусть не волнуется.
— Может, так и правильно, — она изобразила согласие.
— Кстати, о сегодняшнем дне, — он подсел как можно ближе. — После работы собираюсь оторваться в «Мираже» — знаешь такой клуб?
— Как не знать. Только там и отрываюсь после работы, — ухмыльнулась она.
— Заметано — отрываемся вместе. И мне хорошо, и ты перед своим Костиком в долгу не останешься!
— Ну… не знаю, — она решила поломаться для приличия.
— Да брось ты! Захватим дружка моего, еще одну девчонку и развлечемся. Молодость-то один раз бывает и быстро проходит.
— Точно. — С последним утверждением трудно спорить. Алена с радостью почувствовала, что жизнь возвращается в ее обмякшее с утра тело. Не от перспективы развлечься с Сакисяном, разумеется. Просто все начало складываться так, как и было задумано с самого начала, и план ее претворяется в жизнь, хотя она и не приложила к этому процессу никаких усилий. Если так и дальше пойдет, она быстро добьется успеха в своем расследовании. Сегодня поболтает с Сашкой, завтра с Мариной, потом режиссера подцепит — того глядишь и поймет, кто из них убийца, раньше назначенных съемок.
— Значит, лады, — скорее утвердил, чем спросил, директор, и она согласно кивнула.
* * *
— Значит, так, — режиссер Николай смерил Алену своим хронически косым взглядом, отчего той показалось, что его сфокусированное с переносицы зрение проникло прямо в душу. Она инстинктивно выпрямилась, испытывая ощущение, сходное с тем, что испытывают шпагоглотатели, когда запихивают себе в рот столь острый и несъедобный предмет. Пока она все это ощущала, Коля потерял к ней интерес и, уставившись в блокнот, стал энергично листать его страницы. — Ага, — наконец глубокомысленно изрек он, — твои съемки назначены на пятницу.
— Как, уже! — вырвалось у нее, но тут она взяла себя в руки, промямлив, чтобы походило на актерское волнение: — Сегодня же среда…
— А чего тянуть? — усмехнулся режиссер. — Как говорят, раньше сядешь — раньше выйдешь.
Проговорив столь странную для человека, вряд ли когда-нибудь попадавшего за решетку, фразу, он переключил внимание на большие листы, соединенные канцелярской скрепкой. Найдя нужный ему лист, он резко выдернул и помахал им в воздухе перед ее носом:
— Вот этот текст выучила?
На сей раз Алена испытала приступ раскаяния, смешанного с паническим страхом. Текст она знала весьма приблизительно, как-то не подумала, что нужно его зубрить. Теперь этот косоглазый, которого взяли в режиссеры скорее всего по недосмотру, будет кричать на нее и обвинять, в чем только можно обвинить в таком случае. Чтобы оттянуть неприятный момент взбучки, она с готовностью кивнула.
— Ну и хорошо, — неожиданно благодушно улыбнулся Николай. — Ты ведь не проходила пробы?
— Нет, — с такой же готовностью согласилась она.
— Это уже не столь замечательно… Ну, да ладно, вот камера, — он аккуратно прикоснулся к ножке штатива, на котором действительно была закреплена большая видеокамера. — Это наш оператор Сева, — Коля дотронулся до ноги Севы, который до сего момента стоял рядом со штативом так же недвижимо, как и его средство производства, но, почувствовав на своем бедре тонкие пальцы Николая, резко дернулся и неестественно хмыкнул, словно в этом непринужденном жесте Алена могла усмотреть что-то неподобающее профессиональным отношениям двух мужчин.
Впрочем, глядя на режиссера, можно было и не сомневаться, что его сексуальная ориентация стояла на отметке «ноль», ни на градус не отклоняясь ни в сторону натуральных, ни в сторону извращенных пристрастий. Поэтому зря оператор так разволновался.
— Сева, между прочим, снимал клип с самим Бондарчуком. — Коля вернул свою руку в подобающую позицию, то есть на собственное колено. — Так что он профессионал.
Алена снова кивнула. В том, что Сева — профессиональный оператор, она не сомневалась. Другой реакции от нее и не ждали. Ее мнением вообще тут никто не интересовался, все думали и действовали согласно давно заведенным традициям, в которые не вписывались пожелания смазливых статисток, пробующих свои силы в актерском мастерстве. Директор — так тот вообще нагло кадрился, не предусматривая возможность отказа, что уж говорить о режиссере, который просто пытался работать.
— Садись вон на тот стул, — он указал на стул, стоящий в метре от объектива камеры, — и проговори текст.
Алена подошла к означенному стулу на негнущихся ногах. По пути она призывала все свое мужество, чтобы собраться и отбарабанить хоть что-нибудь, не икая и не запинаясь. Вид съемочной техники ее пугал, так же как и сосредоточенность Севы, с которой тот принялся, выражаясь профессиональным языком, «выставлять картинку», а попросту говоря, согнулся и уставился в глазок камеры, попутно нажимая какие-то кнопки, Алена села, лихорадочно соображая, что бы такое сказать, чтоб окончательно не опозориться. В голову, однако, лезла одна назойливая фраза: «Кошмар! Кошмар!» Так что, когда красный огонек возле объектива мигнул и рядом с ним загорелся зеленый, а режиссер равнодушно проговорил: «Начали», Алена открыла рот и растерянно замолчала. Как она понимала, навеки. Выдавить из себя хотя бы слово не представлялось никакой возможности.
