– Он не бизнесмен. Он шахматист. Вы познакомились с ним в Третьей клинической больнице, – сказала я.
– Ах, вон вы о ком! Филипп. Как же я сразу не вспомнил? Да, мы лежали с ним вместе в больнице около недели. В шахматы он играет превосходно. Только вот после его выписки мы не встречались. Если вы наводили справки, то должны знать, что между мной и Филиппом есть некая, как бы это помягче сказать, социальная граница, что ли. Филипп относится к категории сильно пьющих людей. Одно дело пригласить такого человека сыграть партию в шахматы в больничном холле и совсем другое дело – пригласить в свой дом, – проговорил Сисекин. – Боюсь, слово «знакомый» не совсем точно выражает степень этого самого знакомства. Я бы прибавил к этому слову «случайный». Так будет точнее.
– Ну, хорошо. Меня интересует все, что вы знаете про своего случайного знакомого Филиппа Мальцева, – внесла я коррективы в свой вопрос.
– И снова вынужден вас прервать. Мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга, – мило улыбаясь, произнес он. – Я был «знаком» с Филиппом не больше недели. Вам не кажется, что для своих расспросов вы могли бы найти более близкого его приятеля? Или же попытаться получить необходимую вам информацию из первоисточника?
– Увы, первоисточник, как вы пожелали выразиться, никакую информацию предоставить мне уже не может, при всем моем желании. А что касается более близкого приятеля, то вы, если наводили справки, должны знать, что все его приятели относятся к категории граждан, не имеющих определенного места жительства. Подобный источник информации никак не может конкурировать с таким «культурным» источником, как вы. Или я не права? – елейным тоном произнесла я.
– Аргумент принят, – проговорил Сисекин. – Поясните, пожалуйста, что вы подразумеваете под словами «никакой информации не может предоставить»? Филипп снова попал в больницу?
– В морг, – жестко ответила я, устав от высокопарных препирательств.
– Куда? В морг? Филипп умер? – вскричал мой собеседник. – Впрочем, чему я удивляюсь. При его-то образе жизни.
– Вынуждена в третий раз задать вопрос, – проговорила я. – Что вы можете рассказать про Филиппа Мальцева?
– Послушайте, почему вы все время нападаете на меня? – возмутился Сисекин. – Разве я обязан сотрудничать с вами? И почему я должен раскрывать вам задушевные беседы с моими знакомыми?
– С вашими «случайными знакомыми», позвольте заметить, – напомнила я.
– Пусть так. Да что я могу вам сообщить? Я Филиппа и не знал толком. Говорю же, мы познакомились в больнице. Сошлись на почве обоюдного интереса к игре в шахматы. Это было шапочное знакомство. Поиграли, поболтали и разошлись, как в море корабли, – перешел к обороне бизнесмен.
– А вот его дружки-приятели в один голос утверждают, что вы предлагали Мальцеву работу. Теплое, денежное место. Разве нет? – продолжила я.
– Нет, конечно! Что за шальная мысль? И кому только такое в голову могло прийти? – возвысил голос он. – Чтобы я пустил в свою фирму подобную личность?
– А почему бы и нет? Ведь вы же знали, что в прошлом Мальцев был преподавателем. Работал в университете. И был на хорошем счету, между прочим, – сообщила я. – Так почему бы не дать человеку шанс? Ведь вы могли пристроить его в какой-то из своих филиалов. Хотя бы сторожем.
– У нас в фирме нет сторожей. Только квалифицированная охрана. С лицензией и всеми подобающими атрибутами, – ответил Сисекин. – А найти применение его прежним знаниям в моей фирме совершенно невозможно. Филипп преподавал историю русской литературы. Меня как интеллигентного человека эта тема тоже интересует. Филипп интересный собеседник и неплохой рассказчик. Да, мы беседовали на тему литературы. Не раз и не два. Но у меня и в мыслях не было продолжать знакомство вне стен больницы. Если Филипп что-то подобное себе нафантазировал, это целиком и полностью его инициатива.
– Допустим, – согласилась я. – Тогда расскажите, о чем вы с ним вели долгие беседы? Возможно, это поможет нам в расследовании.
– Простите, но вы до сих пор не сказали, что именно произошло с Филиппом? – напомнил Сисекин. – Ведь я имею право знать, о чем идет речь?
– Это пожалуйста, – ответила я. – Филипп найден в своем доме в петле. И наша задача выяснить, сам он в эту петлю влез или же ему помогли.
– Повесился? Это вряд ли, – с сомнением в голосе произнес бизнесмен. – Я, конечно, Филиппа не так долго и знал, но поверить в то, что он вдруг полез в петлю… Не может быть.
– Откуда такая уверенность? – спросила я.
– Как вам сказать? Не похож был Филипп на человека, способного лишить себя жизни. Склад характера не тот. Если б хотел повеситься, так он сделал бы это давным-давно. В тот самый день, когда его выперли из университета по ложному обвинению, – ответил Сисекин и, поймав мой удивленный взгляд, продолжил: – Да, Филипп поделился со мной той давней историей. И даже имя того, кто его подставил, назвал. И знаете, я ему поверил. Филиппа действительно подставили. Взяток он не брал. Просто кое-кому понадобилось его место на кафедре. Времена-то были тяжелые. А в такие времена все средства хороши.
– Вы так думаете? – едко заметила я.
– Не стоит тратить на меня свой запал, – миролюбиво произнес он. – Вы же не совестить меня пришли, верно? Так вот, возвращаясь к нашей теме: если уж Филипп тогда не наложил на себя руки, то теперь и подавно не стал бы этого делать. Вы со мной согласны?
– Возможно. Только вот с момента вашей последней встречи прошло долгих шесть месяцев. За это время обстоятельства жизни Филиппа могли кардинально измениться. Быть может, произошло какое-то событие, послужившее последней каплей, переполнившей чашу его терпения, – внесла я предположение.
– И какое же? Работу он уже потерял. Жену потерял. Сына потерял. Что еще? Он лишился места на свалке? Или у него отобрали его халупу, называемую домом? – Вопросы остались без ответа, а Сисекин продолжил разглагольствовать: – Молчите? Значит, ничего подобного в его жизни не произошло. А что касается уважения коллег или несбывшихся надежд, то лезть в петлю из-за этого было несколько поздновато. Лично я так считаю.
– Тогда, возможно, вы подскажете причину, по которой кто-то мог желать смерти Филиппу? – спросила я.
– Это вряд ли. Кто-то из приятелей-бомжей мог позариться на его гроши. Или у Филиппа мог появиться новый знакомый. Например, из уголовной среды. А что? Неплохая версия. Он мог пустить кого-то пожить к себе. А тот оказался уголовником. Когда Филипп узнал об этом, он мог потребовать освободить его жилплощадь. Уголовник уходить не хотел и расправился с Филиппом. Вы наводили справки на предмет завещания? Вдруг этот уголовник заставил Филиппа перед смертью переписать дом на него? Это послужило бы мотивом, – оживился Сисекин.
– Хорошая версия, но неверная. Если бы у Филиппа появился постоялец, его соседка непременно была бы в курсе. А она ничего подобного в полиции не сообщала, – разочаровала я его. – Еще версии?
– Даже и не знаю, что предположить. Если ни то, ни другое не подходит, может, у него крыша поехала от пьянки? Тогда мог и в петлю. Говорят, в таком состоянии до черты один шаг. Белая горячка людей не щадит. Даже таких просвещенных, каким был Филипп. Эх, жалко человека! Умный ведь мужик был.
Впервые с начала разговора у Сисекина прорвались эмоции. Натуральные ли? Почему он не рассказывает о том разговоре про эксклюзивный документ? Непонятно. Вот у Софьи разговор сразу в памяти всплыл, а у Сисекина будто отшибло ее, память эту. Придется помочь освежить.
– Скажите, у Мальцева могло быть нечто ценное? Настолько ценное, что за это могли лишить жизни? – спросила я. – Возможно, наследство от бабки. Или личные сбережения.
– Понятия не имею. Но по логике вещей не должно было быть. Посудите сами, если бы Филипп владел чем-то более или менее ценным, стал бы он прозябать на своей свалке? Вот вы бы стали? – спросил мой собеседник.
– Быть может, он обзавелся чем-то ценным относительно недавно, – выдвинула я свое предположение. – И просто поджидал подходящего момента для его использования. Вот вам он не предлагал купить у него нечто ценное?
– Мне? Нет, мне не предлагал. А и предложил бы, я бы не согласился, – засмеялся Сисекин.
– Почему? Если вещь стоящая, отчего не приобрести? – удивилась я.
– Да потому что у подобных личностей если и появится что-то «стоящее», то непременно криминального характера. Ворованное, например. А я, да будет вам известно, гражданин исключительно законопослушный.
– Удивительно. С таким послушанием – и бизнесмен, – съязвила я.
– Звучит как «с таким счастьем – и на свободе», – вернул колкость он. – Представьте себе, не все бизнесмены бесчестные негодяи.
– Охотно верю, – ответила я. – И все же постарайтесь припомнить, в своих рассказах Мальцев не упоминал о том, что у него имеется дорогая вещь? На черный день?
