Но вскоре все началось сначала — упреки, придирки, жалобы и угрозы.
Я старалась не реагировать на его выпады, спокойно сидела в кресле и листала журнал.
— Что ты там нашла такое интересное? — не унимался Роальд. — Я же с тобой разговариваю, в конце концов! Дай-ка мне!
Он выхватил у меня из рук журнал, и, как на грех, его взгляд упал на крупный заголовок в самом центре страницы: «О вреде алкоголизма».
Роальд набрал в легкие воздуха, чтобы начать очередной тайм ссоры, но эту попытку пресек звонок телефона. Я пожала плечами — мол, придется отложить, ничего не поделаешь — и прошла в коридор.
— Это тебя, — позвала я Роальда. — Муханов с радиостанции.
Голицын подскочил к аппарату и разговаривал минут пять, употребляя преимущественно односложные междометия и становясь все более смурным.
Наконец он так грохнул трубкой об аппарат, что едва не разнес его вдребезги.
— Что-то случилось? — встала я рядом с Роальдом, положив руку ему на плечо.
— Случилось, — глухо ответил он и, закрыв ладонями лицо, заплакал.
Я села рядом на корточки и, обреченно вздохнув, стала утешать Голицына.
— Не переживай, — тихо приговаривала я, гладя его по голове, — я тебе помогу.
Но он лишь мотал головой из стороны в сторону — ни фига, мол, не поможешь.
— Все накрылось, — наконец проговорил он, отняв ладони от мокрого лица. — Я не знаю, что дальше делать… Вино еще осталось, нет?
— Мы купим, — заверила я его. — Обязательно купим. Но сначала скажи мне, что произошло. Неужели что-то с твоими родителями?
— Да нет, — отмахнулся Роальд, как будто я говорила о каких-то ничего не значащих мелочах. — Все гораздо хуже. Настолько плохо, что…
Телефон затрезвонил снова.
— Опять Муханов, — протянула я трубку Роальду. — Что-то забыл сказать.
На этот раз Голицын выслушал его молча и только утвердительно хмыкнул в трубку в конце разговора. Положив ее на рычаг, посмотрел на часы.
— Пол-одиннадцатого, — медленно проговорил он. — А мне нужно быть у него в час. Как ты думаешь, мы успеем по пути в твой французский ресторанчик?
— Разумеется, — подтвердила я. — Это замечательная идея. Тем паче, что в прошлый раз у меня не было возможности расплатиться по счету.
В машине Роальд раскололся. Оказалось, что его присутствие здесь теперь вовсе необязательно. Как это частенько бывает «там, наверху», положение за эти несколько дней круто переменилось.
Здешний вице-губернатор никуда не перемещается. На место в президентскую администрацию взяли человека из Самары, кстати, тоже вице-губернатора.
Соответственно, никакого мероприятия не будет, Роальду петь не придется, и он может возвращаться домой. Раскрутка карьеры певца, таким образом, оказалась под вопросом. Теперь нужно искать новые ходы, и неизвестно, захотят ли на это пойти спонсоры.
Кстати о спонсорах!
— Подожди меня здесь минутку, — попросила я Роальда, притормозив у входа в банк. — Я быстро. Тебя я запру в машине, не обессудь…
Роальд был настолько удручен, что не возражал и даже не вспомнил о своей обострившейся с похмелья клаустрофобии.
Мои дурные предчувствия насчет денег, которые обещал заплатить Гарик, не оправдались. Сумма была выдана мне на руки без лишних вопросов.
Теперь мне оставалось вызвонить голицынского спонсора и оговорить с ним план дальнейших действий. Сунув пластиковую карточку в телефонный аппарат, расположенный в холле банка, я набрала номер Гарика.
На этот раз удалось дозвониться без лишних проволочек. Но вот результат…
— Гарика, пожалуйста, — попросила я, когда соединили с Москвой.
— А кто его спрашивает?
— Женя Охотникова.
Пауза.
— По какому вопросу? — продолжала допрос девушка на том конце провода.
— Он знает.
Снова молчание.
— Видите ли, — неуверенно произнесла она. — Гарика здесь больше нет. Вчера вечером… В общем, со вчерашнего дня он в розыске.
Час от часу не легче!
— Понятно, — просто ответила я и повесила трубку. — Чего ж тут не понять…
Вернувшись к машине, я села за руль и перед тем, как отъехать, спросила Роальда:
— А с неким Гариком ты виделся? Ну это человек, который над Костяковым, — пояснила я, поймав вопросительный взгляд Голицына.
— А-а, Гарик, — процедил он. — Встречались пару раз в ночном клубе…
— Чем он занимается, не в курсе? — спросила я без особой надежды на ответ.
— Да кто его знает? — пожал плечами Роальд. — Деньги делает…
Некоторое время мы молчали. Потом я задала еще один вопрос:
— Скажи, на какой предмет вы встречаетесь с Мухановым? Он не говорил по телефону?
— Вроде со мной хотят увидеться какие-то люди, — вздохнул Роальд. — Он не объяснил. Голос у него был какой-то нервный…
— Что ж, посмотрим…
И мы посмотрели.
На этот раз никакого скопления народа не наблюдалось. Муханов не стал давать сообщения по своему радио, и мы спокойно поднялись на третий этаж, не встретив на пути ни одного человека.
Перед входом на станцию сидел всего один омоновец, вполглаза почитывавший какой-то рыхлый покетбук с обложкой, на которой была изображена полуголая девица, изрешеченная пулями.
— Куда? — лениво спросил он. — Пропуск есть? Если нет — оформляйте.
— Мы к Муханову, — ответила я. — Встреча согласована по телефону.
Омоновец нажал кнопку селектора и, удостоверившись, что нас ждут, предложил пройти.
В кабинете Муханова, кроме директора радиостанции, находилось еще трое неизвестных мне людей. Скороговоркой поздоровавшись с нами, хозяин кабинета быстро ретировался, оставив нас наедине с незнакомцами. Представить нас друг другу он «забыл».
Обстановка мне нравилась с каждой минутой все меньше и меньше.
— Господин Голицын? — обратился к Роальду стоящий впереди человек. — Вам придется проехать с нами. Это здесь недалеко.
— Вы говорите так, будто вы из органов, — подала я голос.
— Уже нет, — бросил мне тот. — Два года, как ушел. А вы довольно проницательны.
Какая уж там проницательность! Как бывших, так и нынешних сотрудников реформированного Комитета государственной безопасности я безошибочно могла узнать по особому выражению глаз, в которых светилась беспредельная наглость и чувство собственной безнаказанности (попрошу не путать с чувством собственной правоты).
— Если вы не из конторы, то будьте любезны объяснить, куда вы собираетесь проехать с Роальдом, — вежливо предложила я.
— А вы, собственно, кто? — спросил бывший гэбэшник, прищурившись.
— Я, собственно, — передразнила я его, — сопровождающее лицо. А вы?
— Ну и наглый же народ пошел, — покачал головой гэбэшник так, будто ему был мал воротник рубашки. — Займитесь этой говорливой бабенкой, а мы с Голицыным спустимся к машине.
И он подал знак своим подопечным. Двое «шкафов», до того времени молча стоявшие поодаль, направились ко мне.
Судя по выражению их лиц, действия, которые они собирались предпринять по отношению ко мне, не сулили ничего хорошего.
Что ж, нападение — лучшая оборона, как говорили мудрые древние люди.
Я не стала ждать, пока мне заломят руки за спину и как следует ткнут носом в стол.
Изобразив на лице испуганную покорность, я позволила одному из «шкафов» схватить себя за плечо — по крайней мере одна его рука была занята.
Использовав этот захват в качестве опоры, я взвилась в воздух и ударила второго ногой в лицо. Каблук скользнул по переносице, своротив ее набок.
Пока державший меня за плечо сообразил, в чем дело, и попытался развернуть драчливую бабу к себе лицом, я перехватила его руку и, сжав его пальцы, с силой повернула их к тыльной стороне ладони.
Судя по хрусту, по крайней мере три сустава были повреждены. Завопив от боли, он не нашел ничего лучшего, чем ухватить меня за волосы. Пришлось врезать ему костяшками пальцев по сонной артерии.
Пока я разбиралась с этим типом, его товарищ, со сбитым на сторону шнобелем, уже очухался и, более того, успел схватить меня сзади под руки.
Поняв, что просто так из этих объятий мне не освободиться, я зубами сорвала брошь со свитера и, прицелившись, вонзила острие иголки в ямочку между его большим и указательным пальцами — там, где проходит узел нервных окончаний. Такую боль трудно перенести, и захват на какое-то время был ослаблен. Теперь я смогла врезать ему в пах пяткой, ударив снизу вверх.
И только после этого он вынужден был отпустить меня. Я выскользнула и, отскочив в сторону, направилась к главарю, который спокойно ждал меня, стоя возле окна. Казалось, он даже одобрительно покачивал головой, наблюдая, как я расправляюсь с его людьми.
— Браво, браво, — похвалил он меня, вынимая руку из кармана пиджака и протягивая ее для рукопожатия. — Узнаю школу.
