Главный редактор сидел за старинным столом лицом к окружавшей его толпе и перечитывал последнюю корректуру. Завидев Фелипе, он широко улыбнулся и жестом указал на два табурета.
На этот раз обошлось без поцелуев, только крепким рукопожатием. Затем Фелипе ввел его в курс дела: Луис Чико - хирург, он же Чамало, жил когда-то в этих краях. Здесь его арестовывали. Может быть, старый журналист помнит, при каких обстоятельствах это происходило?
Из-за беспрерывных гудков автомашин приходилось выкрикивать вопросы и ответы, из-за чего разговор лишался некоторой части секретности. Но журналист не помнил ничего.
- А архивы? - спросил Малко. - У них имеются архивы?
Фелипе перевел.
Главный редактор расхохотался и открыл в левой половине своего стола крохотный ящик, где грудой лежала сотня старых снимков.
- Вот весь мой архив, сеньор, - сказал он. - Мы сжигаем все по мере использования.
Они извинились и вышли. Когда они почти переступили порог, журналист их окликнул.
- Есть кое-кто, кто, возможно смог бы дать вам интересующие вас сведения. Я не припоминаю имени, но вы легко его сможете отыскать. Это ныряльщик из "Перлы". Он проводит там все свои дни. Из ныряльщиков он самый старый. Чамало он знает хорошо, поскольку в курсе всех темных делишек Акапулько. Но не знаю - захочет ли он разговаривать.
Они поблагодарили и удалились, взяв с собой в качестве презента свежий номер "El Tropucal".
- Что это еще за "Перла"? - спросил Малко у Фелипе, когда они вернулись в машину.
- Самый известный в Акапулько ресторан. Там можно поужинать, потанцевать при свете луны и еще там перед террасой каждый вечер прыгают в воду знаменитые ныряльщики Акапулько. Они бросаются с 40-метровой высоты в узкий каньон, куда достигает прилив. Это очень зрелищно.
- Хорошо. Я понял, куда мы едем ужинать сегодня вечером, - заключил Малко.
Вернувшись в отель, Малко решил с часок провести на пляже. Пришел Фелипе и принес ему какой-то загадочный маленький флакончик.
- Это из пальмового масла, - сказал он. - Не мажьтесь вашими американскими снадобьями, не то к вечеру с вас слезет вся кожа.
Малко повиновался, и полицейский с отцовской нежностью натер его бесцветной маслянистой жидкостью. У него самого была загоревшая, цвета старой меди, кожа.
На почти пустом пляже Фелипе затеял долгую беседу со смотрителем, который провел их под кокосовую пальму и развернул две подстилки.
- Здесь есть какая-то молодая американка. Она приехала два дня назад, одна и проводит здесь каждое утро, - объяснил Фелипе.
В самом деле, четверть часа спустя смотритель горделиво сопровождал высокую девушку с длинными темными волосами и красной, как у рака, кожей. Она, поморщившись от боли, растянулась от них метрах в десяти.
Чтобы не показаться навязчивыми, они решились пройтись метров сто по пляжу. Полицейский был слегка обеспокоен. Он находил, что Малко относится к своей работе чересчур легкомысленно. Малко объяснил, что в такого рода делах малейший неверный шаг может повлечь за собой катастрофу. За ними следили. Следовательно, чем больше их будут считать беспечными, тем будет лучше.
В одном можно было быть уверенным наверняка. Малко пытались убить. Это мог быть кто-то из людей Чамало, кубинцы или даже какой-нибудь воздыхатель прекрасной Кристины. Однако способ отмщения не походил на месть влюбленного.
Мечтательную задумчивость Малко прервал чей-то звонкий голос.
- Тебе нужны хорошенькие украшения для твоей невесты? - спрашивал на испанском детский голосок.
Малко поднял голову.
Рядом с ним стоял подросток лет десяти, одетый в рваные брюки по щиколотку и майку. В руке у него был целый мешок безделушек. Каждое утро он ходил взад-вперед по пляжу со своим хламом.
- У меня нет невесты, - улыбнулся Малко.
- Ты же красивый Hombre, - сказал подросток. - Ты можешь легко ее найти. Им нужно делать подарки...
- Спасибо.
Подросток присел рядом с ним на корточки и положил ему на руку свою крепкую загоревшую лапку.
- Тебе не нужны раковины? А кружева? А шейные платки?
Малко покачал головой.
- Тогда хочешь женщину?.. Я знаю самых красивых в Акапулько. Хочешь, я тебя отведу в квартал публичных домов? Хочешь нетронутую девочку, которая никогда не была с мужчиной?
Малко разглядывал его, немного удивленный: подросток выдержал его взгляд. Невзирая на нежный возраст, у него в глазах уже горели суровые огоньки, как у всех, кто вынужден рано сражаться за жизнь.
- Ты ходишь к девочкам в твои-то годы? - насмешливо спросил Малко.
- Черт возьми, что ты воображаешь! Мне двенадцать лет и я уже познал женщин. Да будет тебе известно, что я уже Macho! Хочешь, я тебя отведу? Мы пойдем вместе в самый лучший публичный дом в Акапулько. Выпьем текилы...
Малко был потрясен.
- Как тебя зовут, малыш?
- Пепе.
- Послушай, Пепе. Мне не нужно женщины, понимаешь? Я здесь для того, чтобы отдыхать.
Пепе подозрительно на него посмотрел.
- Ты что - "голубой"? А с виду ты, однако, не похож. Я сейчас отведу тебя к моему приятелю Густаву. Он знает многих молодых мальчиков, каких ты любишь.
Пепе смотрел на него снизу вверх, пересыпая между пальцев песок. За сто песо он предложил бы собственную сестру.
Малко строго на него посмотрел.
- Мне не нужны ни мальчики, ни девочки, Пепе. Если ты не отстанешь, я тебя отшлепаю. Тебе нужно ходить в школу.
Мальчонка встал и пожал плечами. Он понял, что лучше не настаивать.
- Может быть, ты вообще не мужчина, - саркастически произнес он. - Во всяком случае запомни: я знаю Акапулько лучше, чем любой из гидов... Если захочешь меня найти, спроси в "Cаntina Estrella" за отелем "Prado-Amerucano". Adios.
Он удалился, загребая маленькими загоревшими ступнями золотистый песок и небрежно помахивая своим мешком. Народу на пляже было еще мало. Паром был пуст, и на поверхности неподвижно болтался носом к отелю катер для водных лыж. Это навело Малко на одну мысль. Он поднялся и склонился перед молодой американкой.
- Я князь Малко Линге, - вкрадчиво сказал он по-английски. - Не доставите ли вы мне удовольствие разделить со мной прогулку на лодке? Это только бы облегчило ваши страдания от солнечных ожогов.
Он протянул ей руку и помог встать. Этот номер ему всегда удавался. Она машинально подала свою руку и почувствовала, как ее поднимает его сильная рука...
Три минуты спустя они уже обсуждали с лодочником плату за проезд. Дела этого типа шли прекрасно: все его передние зубы были из золота, что придавало ему очень забавный вид. Он искоса зыркал на спутницу Малко. Она была почти одного с ним роста с фигурой манекенщицы, очень красивой грудью, длинными волосами черного цвета и смешливыми голубыми глазами.
- Меня зовут Ариадна, - сказала она Малко. - И я совсем не принцесса. Всего-навсего публицист...
- Вы рождены, чтобы быть принцессой, - отвечал ей Малко.
Они поплыли до буя. Она плавала быстрей него, и он был этим немного уязвлен. Зато реабилитировал себя, исполняя замысловатые пируэты на водных лыжах. Полчаса спустя они уже поджаривались вдвоем на солнце в бухте Пуэрто-Маркес под скептическим взором лодочника. Солнце пекло так сильно, что приходилось окунаться в воду каждые пять минут.
Ариадна слегка коснулась пальцем плавок Малко.
- Что это такое?
"Это" было вышитой монограммой.
- Это мои гербы, - объяснил он. - Корона с семью зубцами.
- Вы в самом деле князь? - мечтательно проговорила девушка. - Я подумала, что это шутка... Князя я встречаю в первый раз. Вам повезло!
Малко вздохнул.
- Если вам угодно!
Он подумал, что не будь титула, он скорее всего стал бы инженером или коммерсантом. Однако он всегда старался выделить себя, сохранить кое-что от бесстрашного индивидуализма, из которого была выкована длинная цепь его предков. Он чувствовал на себе кое-какую ответственность. Он никогда бы не смог стать барменом или официантом. В глубине души он был страшно консервативен.
Иногда ему казалось, что он живет в другом веке. Из его семьи в живых никого уже не осталось. Но он никогда не чувствовал себя одиноким. Достаточно было подумать о своем фамильном склепе, где покоилась целая череда Линге, чтобы прийти в себя. В гробу ему не будет одиноко. Иногда его охватывала тревога. Что, если пуля или "несчастный случай на работе" не оставят ему времени завести наследника? Тогда он станет последним из Линге. Это не будет иметь большого большого значения для всего мира. Но когда знаешь имя своего предка, жившего в XVI веке, чувствуешь себя немножко виноватым.
- О чем вы думаете? - спросила Ариадна.
Он поцеловал ее, чтобы избавиться от необходимости отвечать. Лодочник с золотыми зубами стыдливо отвел глаза.
Ариадна ответила на его поцелуй, и он почувствовал на губах вкус соли. Пора было возвращаться. На лыжах они больше не катались. На обратном пути лодочник показал им дом Кантенфласа - мексиканского комика.
