даёт ей переживать горе. Иначе сложно объяснить, почему она так размеренно говорит о моменте, когда убили мужа. Стас пометил себе в блокнот «Крис. очень спокойна».
— Как ты думаешь, кто мог желать смерти Родиону? — Кристина развела изящными ладонями, пожала плечами:
— Я не знаю. Родион был... сложный человек. С причудами, — она повертела кистью у виска. Красивый, немного театральный жест, — он, например, считал, что секс делает его хозяином женщины.
— Это как?
— Ну не в том смысле, что она обязана ему подчиняться или что-то такое, нет. Скорее, он нёс ответственность за всех своих... — она замолчала, подбирая слова, — за своих женщин.
— Ты не ревновала его? — Стас смотрел на тонкий гордый профиль.
— Ревновала. Поначалу. Потом мы договорились, что раз уж я жена, то остальные... так, просто любовницы. И наши с ним планы — в приоритете.
— Очень, кхм, взвешенный подход, — он не сдержал усмешки, и тут же поплатился за это.
— Я бы воздержалась на вашем месте от оценочных суждений, — она вдруг перешла на «вы», — полагаю, вы женаты не были?
— Был. Но это к делу не относится.
Она кивнула.
— Почему ты вернулась к нему после нескольких лет порознь?
— По-моему, это очевидно. Я уже говорила, для Родиона все его женщины оставались таковыми. Вне зависимости от обстоятельств.
— То есть это он добивался твоего возвращения?
— Нет. Я вернулась сама.
— Почему?
Кристина промолчала и пожала острыми плечами.
— Вы разошлись из-за смерти ребенка?
Она держала кисти рук на коленях, и Стас увидел, как дрогнули тонкие пальцы. Судорога прошла по ним, но тут же она выдохнула и сказала спокойно:
— Да. Мы потеряли ребёнка.
— Как это произошло?
— Он упал с рафта и утонул. В походе, — она повернулась к Стасу и строго заметила:
— Но ты это знаешь, Люба наверняка разболтала.
— Это моя работа, спрашивать об одном и том же разных людей.
— Хорошо. Ещё есть вопросы?
— Да. Нарисуй, пожалуйста, схему, кто где сидел у костра перед взрывом.
Кристина гадливо посмотрела на блокнот, но взяла ручку и быстрыми четкими линиями набросала костёр и несколько кружочков вокруг. По этой схеме получалось, что все находились на тех местах, где их помнил Стас, сама Кристина стояла рядом с Васей, а Толик ходил за спинами со стороны Родиона.
— Я могу идти?
— Кто убил Родиона?
— Кто-то из мужчин, я полагаю. Скорее Толик, чем Вася, но я не могу выдвигать подобные обвинения. Мотив был у Васи, но Толик последнее время вёл себя странно.
— Что это значит?
— Он перестал заезжать к нам, хотя раньше частенько приходил даже просто так. Они перестали вместе рыбачить. Родион не показывал виду, но переживал, я знаю.
Стас все записал в блокнот и задумался. Неужели Толик ревновал Любу? Хм. Нет, это выглядело бессмыслицей. Простоватая Люба не из тех, кто легко изменит мужу.
— Я могу идти?
— Да. И позови Соню, пожалуйста.
Уже развернувшись и открыв дверцу, Кристина снисходительно заметила:
— Такая симпатичная машина, а внутри мусор, — и кивнула на камень под стеклом. Стас скривился ей вслед. Стерва.
Соня вальяжно развалилась на сидении и принялась грызть ногти.
Стас не успел рта раскрыть, как она заговорила сама:
— Мне страшно, понимаешь? Очень страшно. Я домой хочу. Достало всё. Любка продукты прячет, я тебе говорю, они собирались взять ещё консервы и вообще они запасливые, что Любка, что Толик. Говорю тебе. Они и убили наверняка, — сыпала она горохом. Невзрачное лицо раскраснелось. Обветренные губы она постоянно облизывала и поджимала.
Стас дал ей выговориться и перешел к стандартным вопросам.
— Где ты была в момент взрыва?
— Какого взрыва?
— Когда бутылка взорвалась?
Он ждал, что она сейчас спросит «Какая бутылка?», но Соня взяла себя в руки, и начала отвечать по делу. Показания её вполне сходились с тем, что видели, точнее, не видели, остальные. Схему нарисовать она не успела.
Раздался крик. Сначала невнятный. Сидя в машине с закрытыми дверями, Стас даже не разобрал, что это было. Лишь как-то подозрительно защемило сердце, словно оно пропустило удар.
Глава 6
Соня дёрнулась и полезла из машины, видимо, тоже что-то услышав. Дверь осталась открытой.
И вот тут голос стал разборчивей.
— Вика, стой! Куда! Стой! — Люба кричала громко, пронзительно. В голосе слышались истерические нотки.
Та же самая фраза повторилась уже несколько раз.
