– Сюда приближается человек, – предупредил Борн Мари через пламя свечи. – Толстый человек. Очень испуганный человек. Постарайтесь при нем ничего не говорить, что бы он ни сказал. И не смотрите на него. Поднимите руку и обопритесь на нее лбом, отвернувшись к стене. Так будет лучше. Смотрите на стену, а не на него.
Мари выполнила его приказание. Она была напугана, руки ее дрожали. На ее губах застыл невысказанный вопрос. Но Борн все же ответил на него интуитивно:
– Для вашего же блага. Я не хочу, чтобы он вас запомнил.
Толстяк наконец добрался до их кабины. Борн задул свечу, и кабина погрузилась в полумрак. Мужчина после некоторой заминки заговорил удивленным и все время срывающимся голосом:
– Мой бог! Почему вы здесь? Что заставило вас прийти сюда? В чем я виноват?
– Я всегда был гурманом, и вы это знаете.
– Неужели вы не имеете ни капли порядочности? У меня семья, жена и дети. Я делал только то, что мне говорили. Я же передал вам конверт. Клянусь! Я не заглядывал в него и ничего не знаю!
– Но ведь вам за это платили? – инстинктивно спросил Борн.
– Да, но я никому ничего не сказал. Мы никогда с вами не встречались, и я никогда о вас никому не говорил!
– Тогда чего вы так испугались? Я обыкновенный посетитель, заказавший выпивку.
– Прошу вас, уходите!
– Я хочу знать, почему?
Толстяк снова поднес руку к лицу и вытер испарину. Его пальцы непрерывно дрожали. Он чуть повернул голову, оглянувшись на дверь, и опять уставился на Борна.
– Другие могут заговорить, другие могут знать, кто вы. Я уже имел дело с полицией.
Мари потеряла над собой контроль. С ее губ сорвались резкие слова, обращенные к Борну:
– Полиция! Так это была полиция?
Борн злобно посмотрел на нее и повернулся к толстяку:
– Вы хотите сказать, что полиция будет преследовать вашу жену и детей?
– Конечно, не они сами, и вы это прекрасно знаете. Но интерес полиции к моей персоне даст возможность другим отыскать меня и мою семью. Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают? Вам нет необходимости спрашивать об этом у меня. Они не остановятся ни перед чем – смерть моей жены и детей для них ничто. Прошу вас… ради моих детей… Я ничего не сказал. Уходите!
– Вы сильно преувеличиваете. – Борн поднял бокал, выказывая к разговору полное безразличие.
– Ради бога, прошу вас! – Человек наклонился вперед, держась за край столика. – Вы хотите доказательств моего молчания? Я вам докажу. Информация была опубликована в газете. Любой, кто имел хоть какие-нибудь сведения, немедленно позвонил бы в полицию, и все осталось бы в тайне. Газеты не врут в подобных случаях. Вознаграждение было достаточным. Полиция многих стран выделяла суммы вознаграждения через Интерпол. – Он стоял, вытирая пот с лица, и его массивная фигура бесформенной чушкой возвышалась над поверхностью стола. – Человек моего уровня легко мог бы найти общий язык с полицией. Однако я никуда не пошел. Несмотря на гарантии конфиденциальности, я ничего не предпринял!
– А кто-нибудь другой? Пытался ли кто-нибудь еще сообщить в полицию? Скажите мне правду, я все равно все узнаю.
– Я знаю лишь Чернака. Пожалуй, он единственный, с кем я разговаривал, и я вполне допускаю вероятность, что он, возможно, вас видел. Но это известно и вам, ведь конверт был передан мне через него. Правда, я уверен, что он тоже никогда никому ничего не говорил.
– Где он сейчас?
– Как обычно, в своей квартире на Лювенштрассе.
– Я никогда там не был. Какой номер?
– Никогда не были? – толстяк замолчал. Губы его сжались, в глазах появилась тревога. – Вы меня проверяете? – наконец спросил он.
– Отвечайте на вопрос.
– Номер 37. Вы знаете это так же хорошо, как я.
– Я действительно решил вас проверить. Скажите, а кто передал ему конверт?
Толстяк замер. Его поведение изменилось.
– Не имею ни малейшего понятия. Я никогда этим не интересовался.
– Вы не любопытны?
– Конечно, нет. Козлята никогда не заглядывают в волчью конуру по собственной воле.
– Что было в конверте?
– Я же сказал, что не открывал его.
– Но вы догадываетесь, что в нем находилось?
– Полагаю, что деньги.
– Вы полагаете?
– Да, именно деньги, большая сумма денег. И если возникло какое-нибудь недоразумение, то я здесь ни при чем. А теперь, прошу вас, уходите отсюда.
– Последний вопрос.
– Пожалуйста, только уходите.
– С какой целью передавались эти деньги?
Толстяк уставился на Борна, его дыхание чуть было не прервалось. На его жирной физиономии выступил пот.
– Вы совсем замучили меня, мой господин, но я не буду уклоняться от ответа. Называйте это как угодно, хоть смелостью ненормального козленка, который хочет лишь одного – выжить. Каждый день я читаю газеты на трех языках. Шесть месяцев назад был убит один человек. О его смерти сообщалось на первых страницах каждой из них.
Глава 7
Они обогнули квартал, проезжая по Фолькенштрассе, после чего повернули направо по направлению к Лиммат Квей и Гроссмюнстеру. Лювенштрассе находилась за рекой в западной части города. Самый короткий путь туда лежал через Мюнстер-бридж. Мари Сен-Жак молча сидела за рулем, держась за него с таким неистовством, как ранее держала ручку своей сумочки в течение всех сумасшедших минут в отеле, надеясь так или иначе сосредоточиться на анализе происходящего. Борн, размышляя, смотрел на нее.
«Шесть месяцев назад был убит человек. О его смерти сообщалось на первых страницах каждой из них».
Джейсон Борн получил деньги за это убийство, и полиция нескольких стран обещала вознаграждение через Интерпол всем, кто имеет информацию, способствующую его захвату. Это означало, что были и другие убийства.
«Сколько их, кто охотится за вами, мой господин? И что они сделают? Они не остановятся ни перед чем – смерть моей жены и детей для них ничто!»
Но это не полиция, это другие личности.
В ночном небе вырисовались, как близнецы, две колокольни Гроссмюнстера, отбрасывая сверхъестественные тени. Борн задумчиво смотрел на это древнее сооружение. Казалось, что оно хорошо знакомо ему, но не настолько, чтобы он был в этом уверен. Он видел его раньше, однако сейчас он смотрел на него, как в первый раз.
«Я знаю только Чернака… Конверт был передан мне через него… Лювенштрассе, 37. Вы знаете это так же хорошо, как я».
Знал ли он? Мог ли он это знать?
Они проехали мост и попали на дорогу, ведущую в новую часть города. Улицы были заполнены толпами гуляющих пешеходов. Пешеходы и автомобили соревновались друг с другом, регулируемые перемещающимся, бесконечным потоком красных и зеленых огней. Борн попытался сосредоточиться на чем-то… и на всем одновременно. Пока для него стали проясняться лишь контуры реальности. Ее формы были загадочными и пугающими. И каждая очередная была более загадочной, чем предыдущая. Он уже не был уверен, что способен – умственно способен – впитывать события, развивающиеся так быстро.
Внезапно послышались сигналы полицейской машины.
Он взглянул в окно, и резкая боль вновь пронзила его грудь. Рядом с ними ехала патрульная машина, и полицейский что-то кричал ему через стекло. Все стало неожиданно ясно, и его охватила неудержимая ярость.
Женщина увидела полицейскую машину в боковое зеркальце. Потом она погасила передние огни и включила сигнал левого поворота. Левый поворот на улице с односторонним движением! Результат был налицо: полицейские обратили на них внимание. Если они их остановят, то она может закричать, и все будет кончено.
Борн включил передние фары, повернулся и выключил левый поворот. Другой рукой он схватил ее за руку так, как делал это раньше.
– Я убью вас, доктор, – четко прошептал он, а в окно закричал в сторону патрульной машины: – Мы немного запутался! Просим у вас прощение! Мы – туристы! Нам надо проехать в свою очередь в следующий квартал!
