Ознакомительная версия.
А еще она подумала, что даже если выяснится, что вся эта история вообще никак не связана с Федором, она уже не сможет относиться к нему как раньше. И это расстраивало ее больше всего!
За какие-то сутки он стал ей чужим!
Возможно, виной всему ее буйная фантазия и способность представить себе эту жуткую кровавую картину убийства. Даже после того, как выяснилось, что Коля Решетов жив, ее воображение все еще продолжало рисовать ей завернутое в простыню тело подростка…
— Ничего, Федя, все в порядке. Мы тут хорошо проводим время с тетей Риммой, ходим по гостям, я заходила к твоим родителям, мы поговорили на важные для меня темы с твоим отцом, Сергеем Ивановичем, все-таки мы с ним коллеги… Твоя мама угостила меня вкусными конфетами… Словом, все хорошо, не переживай! Я уже скоро вернусь!
Они тепло попрощались по телефону, и Маша с пылающими щеками вернулась к тетке. Бухнулась на стул.
— Мне кажется, что я его разлюбила, — сказала она с досадой. — Вот ничего еще неизвестно, а я уже побаиваюсь его… Что это? Как? Почему?
— Успокойся, Маша. Просто твой мозг очень быстро отреагировал на полученную информацию. Потом выяснится, что Федор ни в чем не виноват, и сердце твое снова откроется для него. Расскажи, что посоветовал тебе Сергей Иванович?
— Он, конечно, сильно переживает. Но, с другой стороны, благодарен мне за то, что я рассказала ему обо всем, потому что теперь он сможет взять ситуацию под контроль, понимаешь? Он сейчас поехал к твоему Борисову, уж они-то вдвоем что-нибудь придумают.
— А что тут можно придумать, если Коля Решетов жив?
— Сергей Иванович сказал, что надо бы поговорить с сестрой пропавшей в июне 2009 года Лики Черешневой, которая сначала заявила в милицию о ее исчезновении, а потом забрала заявление, сказала, что сестра нашлась, что она сбежала с ее любовником… С любовником старшей сестры, понимаешь?
— Постой… Ты хочешь сказать, что Лика Черешнева до сих пор не нашлась, вернее, что она нашлась только со слов сестры? Так-так-так… — Римма обхватила пальцами лоб. — Понимаешь, лет десять тому назад, при молочном комбинате мы организовали драмкружок. Это была полностью моя инициатива. Просто я узнала, что директором комбината стала моя хорошая знакомая, дочка маминой подруги, ты ее знаешь — Клавдия Ивановна Сухинина!
— Да, что-то такое припоминаю… И что? Какое отношение это имеет к Черешневой?
— Косвенное! Дело в том, что мы тогда ставили спектакль с ребятами «Снежая королева», и королеву должна была играть Танечка Евсеева, хорошая девочка, очень талантливая… Но она, эта самая Танечка, как-то сказала — вот ведь ребенок! — что она не красива, но что может играть Герду, а вот на роль Снежной королевы подошла бы Лика Черешнева, девочка из ее класса. Вот откуда я ее знаю!
— И что?
— Да я видела Лику. Она пришла, Таня ее и привела. На самом деле, очень красивая девочка. Мы предложили ей сыграть роль Снежной королевы, она согласилась. Роль была совсем крошечная, но сыграла она ее неплохо. Больше она у нас не играла, и я ее не видела. Но точно знаю, что они дружили долгое время — Таня и Лика.
— Значит, если мы найдем Таню, то она нам точно скажет, жива ли Лика, так?
— Ну да…
— Так давай поедем к ней и спросим!
— Хорошо. У меня даже тетрадь сохранилась с тех времен, где адреса и телефоны моих «артистов». Маша? Что с твоим лицом?
— Ничего… — Маша отвернулась.
— Ты никак снова плакать собралась… Почему? Давай вместе поедем к Тане и расспросим ее про Лику.
— А ты сама веришь в то, что говоришь? И при чем здесь вообще какая-то Лика? — воскликнула в сердцах Маша. — У меня создается впечатление, будто все только делают вид, что что-нибудь делают, какая-то видимость, суета, а на самом деле все эти разговоры — бесполезны!
— Ты просто нервничаешь. Тебе надо успокоиться. Ты пойми одно, Машенька, такое выдумать, конечно, можно, но зачем? Мы все, да и ты, я думаю, предполагаем, что тело было. Может, это было тело не парня, а девушки…
— А что, если тела вообще никакого не было?!
— Вот и узнаем. Если кто-то в июне 2009 года исчез и сейчас всплыла информация о похороненном где-то поблизости теле, то мы просто обязаны это проверить. Тем более что речь идет о твоем женихе!
— Хорошо, поедем. Только я уверена, что эта история с Ликой, которая якобы сбежала с любовником своей сестры, совсем не связана с нашей историей.
— Давай перекусим немного, выпьем чаю и поедем. Заодно ты мне расскажешь, как тебя встретили твои будущие родственники…
Маша отмахнулась. Она чувствовала себя отвратительно. Мало того, что засомневалась в Федоре, так еще и подняла целую кучу народу…
А Галка, Галка-то, а? Ну и дрянь!
И Маша от бессилия застонала, сжав маленькие кулачки.
Ольга, чтобы не светиться в своей старой квартире, где ее могли увидеть соседи, сняла апартаменты в гостинице «Европа», претенциозном и очень старом здании в самом центре Калины. Оставшись в номере одна, она, даже не распаковав багажа, подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату аромат старых лип, горячего саратовского асфальта, благоухание цветущих клумб, запахи свежеиспеченного бисквита из расположенной неподалеку кондитерской, копченой рыбы из рыбного магазина и просто июньской городской пыли.
Как же давно она не была дома, не видела этих улиц, и как много здесь изменилось за пять лет, что ее здесь не было. Сохранилось только несколько магазинов, остальные превратились в маленькие нарядные бутики, исчезли казино и залы для игровых автоматов, к которым быстро пристрастилась Лика. Потом, правда, интересы ее поменялись. Быть может, потому, что в ее жизни появилась новая игра, которая захватила ее куда больше…
Лика. До всей этой истории, пока она не повзрослела, одним из ее развлечений были прогулки с сестрой по центру города, которые всегда заканчивались праздничным поеданием мороженого. Розовые, зеленые, кремовые шарики поглощались ею в огромном количестве, а в дни, когда у Оли бывали деньги, они запасались этой душистой и холодной вкуснотой впрок, уходя из кафе с пакетами, полными пластиковых контейнеров с мороженым.
«Когда вырасту, — говорила возбужденная от непомерного удовольствия Лика, — буду покупать мороженое каждый день».
Но, рано повзрослевшая, она нашла другие удовольствия, тайные, опасные, которыми она жила последние месяцы и которые будоражили ее, составляя странное, ненадежное счастье.
Первым звоночком стал вызов в школу Оли. Классная руководительница жаловалась на Лику за ее частые пропуски. Ольге же в то время было не до Лики с ее учебой. Пропускает занятия? Да кто же в школьные годы их не пропускал?!
Погруженная в сложные отношения с Виктором, который, с одной стороны, вызывал в ней любовные чувства, с другой — всем своим поведением демонстрировал самые худшие из мужских качеств, она все больше и больше увязала в его проблемах. Он же становился все более холоден с ней, откровенно ленился и превращал поиски работы в какой-то злой фарс («Ну, не нашел я работу и что с того, что ж мне теперь, застрелиться?!»). Он, живя у сестер, много ел, пил, спал, нисколько не стесняясь такого неестественного для мужчины положения вещей и словно испытывая их терпение.
— Оля, гони его в шею, этого альфонса! — морщилась Лика, когда речь заходила о Викторе. — Сколько можно его кормить?
— Вот дадим ему еще один шанс, у него сегодня собеседование…
Но где собеседование, с кем, о какой работе вообще идет речь, Ольга и представления не имела. Виктор, выспавшись, позавтракав, одевался и уходил из дома. Возвращался поздно вечером, голодный, злой, набрасывался на еду, потом укладывался на диван перед телевизором. В такие минуты Ольге даже страшновато было подходить к нему и задавать вопросы — ясно же, что снова не повезло с работой.
А однажды поздно вечером, вернувшись из ресторана, она вошла в спальню и застала Виктора лежащим на кровати с открытыми глазами. Он лежал, как мертвец. Бледный, страшный.
— Витя, что случилось? Что с тобой? Ты заболел?
Но он молчал. Она теребила его, трясла за плечи, а он все продолжал молчать. И вдруг из его глаз покатились слезы. Это было неожиданно, учитывая характер Виктора, его природную мрачноватость, холодность и бесчувственность.
Она пытала его всю ночь, чтобы добиться, что же с ним случилось, пока он не наорал на нее: «Не твое дело, отстань!!!»
Ей бы тогда выставить его за дверь за грубость и неблагодарность, за все то, чем он начинал уже раздражать Ольгу и за что ей становилось все стыднее перед сестрой, но она не сделала это. Не смогла. Отчего-то ей тогда было важно, чтобы в ее спальне, на ее кровати обитал вот этот зверь. Чтобы кто-то дышал ей в затылок, обнимая ее и прижимая к себе. И дело было не в сексе, а в том тепле, которого ей так не хватало, в физическом, живом тепле, по которому она к тому времени уже успела истосковаться, живя без мужчины. Знать бы, какую цену ей придется заплатить за это странное, невыразительное, почти искусственное тепло. Уж лучше бы она тогда выбрала резиновую грелку с горячей водой! Или купила бы электрическое одеяло — дешевле и теплее.
Ознакомительная версия.
