Ознакомительная версия.
– Щедро заплатил? – Тут он встал как раз у Аллы за спиной. Наклонился и шепнул в самое ухо так, что у нее спина мурашками покрылась: – На колечко хватило?
Кольцо, то самое, что подарил ей Ванька на пятнадцатую годовщину их свадьбы, загадочно мерцало в свете потолочных светильников. Она рассмеялась принужденно, начала шутить, потом он шутил. Потом она платила наличными в кассу агентства. Кассиром была та же девушка Саша, что принимала у нее анкету. Снова говорила с Зайцевым, на этот раз серьезно и по-деловому. Потом он пошел ее провожать к выходу. У самой двери притиснул к притолоке, будто ненарочно, будто пропуская ее вперед и замешкавшись, но она-то знала, что это ловкий трюк. Хотел прижать и прижал. Глянула на него вопросительно, но без гнева.
– Звоните, – обронил он лениво и не думая совсем двигаться с места. – Если будут результаты, сообщу.
– А если нет?
– Все равно сообщу, – пообещал он, сосредоточив свой взгляд на ее губах, накрашенных мастерски, благодаря чему создавался эффект легкой припухлости. – А вы все равно звоните.
– Хорошо, – пообещала она, отодвинулась, хотя стоять так рядом с ним было приятно. – Позвоню непременно!
И ушла.
Уже в машине, растеряв немного румянец на ледяном ветру, решила позвонить Геральду. Странно, но от него оказалось четыре пропущенных звонка. Она даже не слышала! Так увлеклась разговором и лично Зайцевым.
– Да, милый, я уже освободилась, – пропела нежным голоском Алла в трубку.
– Это точно, малыш, ты теперь освободилась, – задавленным голосом отозвался Геральд. – Навсегда освободилась!
– Что ты хочешь этим сказать?
Она опешила от его голоса. Таким он говорил с ней лишь однажды, когда его мать положили в больницу с пищевым отравлением. Он тогда так переживал, так переживал. А маму уже через три дня отпустили домой. Но сейчас он с чего-то говорит о ней лично. С чего?
– Иван…
– Что – Иван? – терпеливо, но уже с раздражением спросила Алла. – Ты узнал случайно о его диагнозе?
– О каком диагнозе?
– У Ваньки онкология. Я сама случайно узнала. Он прошел обследование и… Короче, дела у него дрянь. Скоро уже его не станет и…
– Уже, Алла! – перебил ее свистящим шепотом Геральд. – Его уже нет!
– Не мели чепухи. Врачи говорят, месяца три-четыре у него есть и…
– Я повторяю, его уже нет! – снова перебил ее Геральд и вдруг заорал: – Ты слышишь меня, Алла??? Ваньки больше нет!!!
– Нет?
Она глупо улыбнулась себе в зеркало заднего вида, поправила его, потом взялась поправлять воротник шубы, отряхивала его, будто туда огромная волосатая гусеница завалилась и шевелилась там омерзительно покалывая.
– Геральд… Я тебя правильно поняла? Ванька он… он что, умер?!
– Да. Ты правильно поняла меня. Только что позвонили в приемный покой и сообщили.
– Откуда?! Из онкоцентра?! Но у него еще было время, Геральд! Почему?.. Почему так вот?!
– Господи, какой же ты можешь быть… – он проглотил оскорбление, поняв, наверное, что перегибает. – При чем тут онкоцентр?! Его сбила машина на «зебре»! Он шел из кафе с супом и бутерами, он же всегда эту дрянь там покупает. Ты же должна это знать, ты же жена!
– Знаю, – упавшим голосом сказала Алла и зажмурилась, пытаясь представить себе всю эту картину.
Вот Ванька набрасывает поверх белого халата куртку, переобувается в зимние ботинки, оставив тапочки под столом, и, не снимая шапочки, выходит из своего кабинета. Спешит на улицу, переходит проезжую часть строго в отведенном для пешеходов месте. Заходит в кафе, где продают приличные вполне бизнес-ланчи, зря Геральд назвал еду дрянью. Там его обычно пропускают без очереди. Как же, дядечка в белом халате и шапочке, ему в очереди стоять никак нельзя. Пока он тут будет стоять, кого-то спасти не успеет.
Чертовщина какая-то! Алла громко выругалась.
Да он каждый день туда ходил, каждый!!! И половина сотрудников их больницы туда ходит. И пациентов часть! Там, на этой «зебре», никогда не бывало наездов, никогда!!! Там машин-то почти не бывает в закоулке этом! Что сегодня?! Ванька же сегодня наверняка, как и вчера, как и позавчера, взял супчик дня какой-нибудь, бутерброд с холодной говядиной, луком и маринованным огурцом. Поставили ему все это в термопакетик, он его подхватил и дунул обратно, чтобы главврач его не хватился и не застукал в белом халате на улице. Всех гоняли за это, случалось, и премии лишали, но никто никогда халата не снимал, когда за обедом бегал. И Ванька тоже…
– Как? Как это случилось? – спросила она тихо и посмотрела на обручальное кольцо – Ванькин подарок.
– Подробностей не знаю. Тебе нужно в отдел ехать. Там все расскажут, – Геральд продиктовал адрес.
– А Ванька? А тело где?
Вдруг сел голос, и глаза наполнились слезами. Что это с ней, господи?! Еще пару часов назад она ждала того часа, когда ее назовут вдовой. А сейчас горько. И стыдно за себя. И Антону как сказать?! Он же любил отца, невзирая ни на что, любил.
– Тело в нашем морге. Хочешь взглянуть? – настороженно отозвался Геральд. – Эй, ты чего это там? Плачешь, что ли?
– Не твое дело, – вдруг нагрубила она ему и отключила телефон.
Взгляд, пробежавшийся по улице, выхватил вывеску детективного агентства. Нуждается ли она теперь в их услугах? Нет? Ваньки теперь нет. Может, это из-за него и за ней следили?
Господи! Как сказать Антону?! Как???
Алла повернула ключ в замке зажигания и осторожно тронула машину с места. Она поедет в больницу, потом в отдел, который будет заниматься смертью ее Ваньки. А Антону…
Антону она скажет потом, после всего. Сейчас она не может. Сейчас она еще не верит. Она должна посмотреть, убедиться, потом определиться с чувствами. И только тогда станет говорить с Антоном. Только тогда…
Стемнело давно, наверное, очень давно. Она сидела, съежившись, в углу за кадкой со старой-старой пальмой, которую забрала из дома Зойки, и боялась шевельнуться. Вот пока сидела так: с подтянутыми к подбородку коленками, с уложенным на них подбородком и с закрытыми глазами, казалось, что все у нее хорошо, ничего у нее не произошло.
Сейчас вот-вот, через минуту-другую, Гарик дрынькнет звонком в дверь. Войдет большой такой, шумный, запросит кофе с бутербродами. Сядет за ее стол и станет тут же на нее похотливо коситься. Потом позовет в кино или просто прогуляться. Она согласится. И они выйдут в начинающуюся ночь, обмотав шеи шарфами, и станут бродить по пустынным улицам, ловить липкий снег варежками, болтать ни о чем. Она будет слушать его нытье о несправедливой судьбе, оставившей его без пальцев. Он будет слушать ее нытье о безвременно ушедшей из жизни Зойке. Они промерзнут, вернутся снова к ней. Снова наварят кофе и наболтаются до слипающихся глаз и зевоты с хрустом. Потом Гарик уйдет… или останется. Она еще не решила до конца.
Где-то лязгнула дверь, Света вздрогнула и разлепила веки. Темнота плеснула в глаза, и тут же окутал страх, придавил, скрючил ее всю до размеров моллюска.
Не будет!!! Ничего не будет!!! Ни прогулок по ночному городу, ни позднего кофе с зевотой и намеками остаться. Гарика потому что не будет больше!!! Он… Он пропал!!! Пропал или сбежал. Мог Гарик, мог он сбежать?!
Света застыла с вытянутой шеей, пытаясь расшифровать подъездные звуки. Может, хлопнет дверь квартиры Гарика? Может, он вернется?!
Понимала прекрасно, что не мог он вернуться после всего, что произошло. Что станет теперь красться темнотой, прятаться, возможно, даже уедет, сбежит. Но все равно ждала.
Света шевельнулась, поняла, что отсидела ноги, и принялась их пощипывать с глухим стоном, хотя орать хотелось во все горло. Но почему-то и орать боялась, будто ее громкий крик мог спугнуть что-то такое, что ей поможет.
А помочь-то теперь ей ничто не могло. Она попала! Она влипла! И хотя никто об этом, кроме Гарика, не знает, ей все равно было очень, очень страшно.
Ноги покололо и отпустило. Света поднялась кое-как, выбралась из угла, где просидела три часа, как оказалось, почти без движения. На цыпочках подошла к двери и припала к глазку. На площадке горел свет, дверь Гарика напротив была закрыта. А чего она хотела? Что он стоит теперь в дверном проеме и улыбается ей? Этому не бывать. Он сбежал после того, как совершил преступление. Домой не вернется. Может, переждет где-нибудь план-перехват. А она знала, что такие устраивают, опросив очевидцев, после какой-нибудь аварии. А потом смоется куда подальше. Ему теперь ни до ее совести, ни до ее страданий. Он совершил план мести, о котором мечтал все последние дни. И не просто мечтал, он им бредил.
Только начал почему-то Гарик не с того человека. Собирался-то он начать с травматолога, из-за которого остался без пальцев. А врача-педиатра решено было оставить на потом. И опять же не собирались они никого убивать. Уговор-то был таким и никаким иначе! Травматолога решено было покалечить. Педиатра наказать как-то морально. Око за око, как говорится. Они даже еще не решили как! Чего он поторопился?! Дождался, когда Света выйдет из машины, когда скроется в дверях кафе, усядется за столик с супом и салатом, и вот тогда-то…
Ознакомительная версия.
