Ознакомительная версия.
Лицо Извольского побледнело от ярости.
— Я ни в какие кусты не лезу, ясно? Ты мне обещал снять пикеты- ты их снимешь. А если ты меня сдашь своим коллегам по цеху, то мне Могутуев знаешь как давно предлагает холку тебе намять?
Могутуев был начальник городского УВД.
— И как же я пикеты сниму? — спросил Премьер.
— Это твои проблемы. Я тебя не спрашиваю, как мне сталь прокатывать?
Премьер повернулся и пошел к выходу.
— И еще одно — сказал Извольский, — этот следователь, который из моего кабинета вышел, разузнай про него. На кого он работает и захочет ли работать на меня.
— Вряд ли.
— А?
— Вряд ли он на тебя захочет работать, — пояснил Премьер.
— Почему?
— Потому что зовут его Черяга Денис Федорыч.
— И что?
— А потому что это братан Чижа. Старший.
Спустя пять минут после ухода на столе Извольского замигала лампочка селектора, и тонкий голосок секретарши сказал:
— Вячеслав Аркадьевич! К вам Мисин!
Мисин был владельцем магазина компьютерной техники и школьным приятелем Извольского. Деньги на обзаведение он получил от карманного заводского банка.
— Я занят! — сказал Извольский, но в эту минуту дверь кабинета распахнулась, и Мисин показался на пороге. Был он растрепан и изумлен, и глаза его за черепаховыми очками готовы, казалось, были наполниться слезами.
— Ну что такое? — с досадой спросил гендиректор.
— Слава! Ко мне пришли ребята Премьера, сказали, что я им должен!
— Извини, Сашок, — сказал Извольский, — ты со своими долгами разбирайся сам.
— Да не в том смысле должен! Сказали, что мне надо им платить! Все на нашей улице платят — и мне положено!
Извольский мгновение помолчал.
— Слушай, а при чем тут я?
— Но я же… я же никогда не платил! Ты — моя «крыша»!
Лицо Извольского ничего не выражало.
— Ты что-то перепутал, — сказал он, — я директор завода, а не охранного предприятия.
Мисин несколько секунд молчал. Глаза его растерянно мигали.
— Значит, это правда? — спросил наконец Мисин.
— Что?
— Что ты нанял Премьера разогнать шахтеров? А за услугу отплатил нами… всеми нами… Рука Извольского легла на перемигивающийся огоньками селектор.
— Ты сам уйдешь? — спросил директор. — Или мне охранников позвать?
Мисин поднял глаза на школьного приятеля. Извольскому было нелегко выдержать этот взгляд. Но он выдержал.
— Зря ты это делаешь, Слава, — тихо сказал Мисин, — . зря ты связываешься с ворами. Они тебя до костей сожрут. Они тебе еще Никишина не забыли.
Повернулся и вышел из кабинета.
Шикарный кабинет директора комбината находился в торце недлинного просторного коридора. Справа и слева шли кабинеты замов. У самого конца коридора табличка возвещала: «П.Е.Чаганин — председатель совета директоров».
Это был кабинет бывшего генерального директора комбината, ныне оставленного на заводе приживальщиком.
Черяга подумал и вошел внутрь. В приемной Чаганина сидела такая же хорошенькая секретарша и мурлыкал такой же мощный компьютер. Разница была только в том, что в приемной Извольского стояла очередь, как за колбасой, а в приемной Чаганина не было ни одного человека. Секретарша, казалось, была настолько удивлена появлением Черяги, что выпустила из рук мышку, и из компьютера тут же донесся чей-то громогласный вопль.
— Ну вот, — с упреком сказала секретарша, глядя на нежданного посетителя, — опять меня убили.
— А можно поговорить с Петром Евграфовичем, — спросил Черяга, не представляясь.
— А его здесь нет. Он на Воронина.
— На Воронина — это другой офис?
— Да нет, дома он.
Черяга украдкой взглянул на часы: была половина двенадцатого.
— И сегодня он не появится?
— Да вряд ли, — пожала плечами секретарша, — или передать чего?
— Не надо. Я позже зайду, — промолвил Черяга и вышел из пустого предбанника, чем-то неуловимо напоминавшего склеп.
Спустя двадцать минут темно-зеленый «мерс» остановился у автобусной остановки на улице Воронина. Улица, на беду Черяги, оказалась длинной и застроенной сплошь девятиэтажками, и Черяга даже пожалел, что, не желая привлекать к себе внимание, не спросил адреса бывшего генерального.
На остановке двое мальцов в драных штанах пили из горлышка кока-колу, да толкся пожилой пенсионер с сеткой.
— Эй, ребята, — Черяга высунул голову из «мерса», — а где здесь Чаганин живет?
Молодое поколение ничего про Чаганина не знало, а пенсионер тут же откликнулся:
— А прямо и в подворотню, сынок, сразу за магазином «Молоко». Он со мной в соседнем доме.
Черяга галантно предложил подвезти пенсионера, и тот опасливо взгромоздился в его автомобиль. В сетке жалобно звякнула бутылка кефира.
— Как жизнь, дед? — полюбопытствовал Черяга. — Пенсию не задерживают?
— Да так, — сказал пенсионер, — которая российская, ту задерживают, а надбавку заводскую платят.
— А велика ли надбавка?
— Пятьсот рублей.
— А вы с завода?
— Да тут все с завода, милый.
— А что, Петр Евграфыч хороший директор был? — полюбопытствовал Черяга.
— О! Это не директор был, а золото! По всем цехам пройдет, у кого что и как расспросит! Вот, помню, в семьдесят четвертом году…
И старик пустился в рассказ о том, как в семьдесят четвертом году директор лично вручил его цеху переходящее красное знамя и как при этом бились сердца рабочих, исполненных чувства своего высокого предназначения.
— А новый- Извольский? — спросил Черяга. — Вы его еще застали?
— А что новый! — с визгливой обидой сказал старик. — Молодой еще. Глупый. Наглый. Тридцать четыре года мужику, а завод уже ему принадлежит. Почему ему, а не мне?
Черяга помолчал.
— А добавку к пенсии кто начал платить — Петр Евграфыч или Извольский? спросил он.
— Да что добавка! На миллион украл, а на грош делится, — с обидой ответил старик.
Бывший директор Ахтарского металлургического комбината Петр Евграфович Чаганин жил на четвертом этаже обыкновенной заводской девятиэтажки, в подъезде с выкрученной лампочкой и за дверью, обитой видавшим виды дерматином.
Черяга долго и безуспешно давил на кнопку звонка. Если бы не телевизор, который громко орал за дверью, он бы решил, что в квартире никого нет. Наконец Денис, отчаявшись, забарабанил в дверь. Телевизор щелкнул и умолк, за дверью послышалось шарканье шлепанцев, и женский голос спросил:
— Вам кого?
Денис поднес к дверному глазку раскрытое удостоверение.
— Я бы хотел поговорить с Петром Евграфовичем.
Дверь отворилась на ширину цепочки, из-за цепочки вылезла старческая рука, и зацапала удостоверение.
Через минуту цепочка была снята.
— Проходите, проходите, — сказала полная седая женщина в пестром бесформенном платье, обвязанном фартуком.
Тут же Денис был введен в уютную гостиную, обставленную в типичном стиле 70-х годов: польская «Хельга» во всю стену, в «Хельге» — горки хрусталя и посуды, покойные кресла и журнальный столик, на котором стояли конфеты, чай и коньяк.
В креслах сидели двое: высокий сухой старик в тренировочном костюме и шлепанцах, и другой, в чопорном черном костюме — явный гость.
— Присаживайтесь, Денис Федорович, — проговорил старик в шлепанцах, будем знакомы, я Петр Евграфович, а вот это Миша Селиверстов, зашел на чаек, между прочим — бывший первый секретарь горкома, прошу любить и жаловать. Так какими же судьбами московскую прокуратуру занесло в наш изъеденный смогом край?
— Забастовка, — объяснил Черяга, — разбираемся, куда деньги угольщиков делись.
— Ну, это вы у угольщиков и спрашивайте, — рассмеялся Чаганин.
— Вы слышали, что вчера обстреляли пикет, а потом чуть не убили чернореченского мэра?
— Там еще, кажется, профсоюз обстреляли?
— Мэр уверен, что это было сделано по приказу Извольского.
— А, вот откуда ноги растут! А что Вячеслав?
— Утверждает, что чернореченский мэр воспользовался случаем, чтобы свести с ним счеты, а стреляли в мэра из-за его жадности.
Глаза Чаганина вдруг молодо взблеснули, и Черяга понял, что этого человека еще рано записывать в пассив.
— Так зачем же вы пожаловали ко мне, молодой человек?
— Спросить, кто говорит правду — мэр или Извольский.
— Да тут и спрашивать нечего, — заявил бывший секретарь горкома. — Сляб сам бандит! Он знаете кого поставил мэром Ахтарска? Своего зама и поставил, фальсифицировал выборы и мне угрожал, чтобы я снял кандидатуру…
— Да будет! — досадливо отмахнулся бывший генеральный, — ты шесть процентов собрал, кому ты нужен был — угрожать?
И замолчал.
— Петр Евграфович, — осторожно сказал Черяга, — если Извольский стрелял в пикет, то он же ведь не сам это делал? Значит, у него должны быть прочные связи в этих кругах? Вот когда вас убрали с поста генерального — вам угрожали?
Ознакомительная версия.