С помощью пилки для ногтей я раскрошила два кирпича, при этом сломав ноготь на указательном пальце. Соленый пот ел глаза, кирпичная пыль лезла в нос и рот. От напряжения пальцы скрючились и болели в ободранных костяшках. Свобода была уже близка, но металлическая часть маникюрного инструмента, сделанного в Китае, сломалась и канула в глинистое месиво под ногами. Мы спалили изрядное количество спичек, пытаясь разыскать орудие труда. Не нашли и совсем опечалились.
- Черт! - в сердцах высказалась я. - Нам бы только до телефона добраться!..
Любаша забренчала содержимым своей сумки и сунула мне в руки какой-то продолговатый предмет.
- Что это? - не узнала я предмет в темноте.
- Мобильный телефон. Ты же сама просила.
Я застонала и с трудом подавила в себе желание наброситься на свою сокамерницу и искусать ее в припадке бешенства.
Любаша зажигала спички, а я нажимала на кнопки аппарата, восстанавливая в памяти номер телефона Скелета.
- Ну! - раздался в ухе родной голос члена бандитской группировки.
- Витя, здравствуй! - радостно выдохнула я. - Это Маша. Мы с тобой Лаврентия Палыча к ветеринару возили. Помнишь?
- Ну! - лаконично подтвердил он факт нашего знакомства.
- Нас похитили. Мы в погребе сидим. Тут холодно и плохо пахнет, - под конец фразы я уже вовсю хлюпала носом, так мне было себя жалко.
- Так чего надо? - удивился бандит.
- Спасай нас! - заревела я на полную громкость.
Любаша с энтузиазмом присоединилась ко мне, и мы зарыдали уже в два голоса.
- Где погреб-то? - терпеливо расспрашивал Скелет - наша последняя надежда и опора.
Мы с Любашей посовещались, и я объяснила дорогу так доходчиво, как только могла.
- Мы в Малаховке. Если смотреть на озеро, стоя спиной к заводику, то справа. Ближе к железной дороге. Слева от дачи, во дворе которой стоит бульдозер.
- Щас буду, - пообещал благородный бандит и отключился.
От радости мы с Любашей бросились друг другу в объятия и еще немного поревели.
- Ты кому звонила? - немного успокоилась сокамерница.
- Тому, кто назвал тебя "бабкой", - объяснила я.
- Этому хаму!!! - заорала она. - Ты с ума сошла! Да я выцарапаю ему глаза за оскорбление моей легко ранимой личности.
- Вот только попробуй! - погрозила я ей кулаком в темноте. - Он нас сейчас спасать будет от твоих "куртуазных" знакомых. И не вздумай свой характер показывать, а то и второе ухо распухнет, - твердо пообещала я.
Тут Любаша вспомнила о своей травме.
- Посмотри, что с ним? Очень плохо выглядит?
Я почиркала последними спичками и сообщила:
- Пельмень - что надо!
Любаша совсем опечалилась.
- Ну, вот, как же я теперь с таким ухом на работе появлюсь? Я и так больше недели прогуляла, пока с Тенгизом в Сочи ездила, а если нас никто не спасет, и мы здесь умрем от холода, голода или запаха, то меня с работы выгонят...
Секунды ожидания складывались в минуты, минуты - в часы, а часы - в столетия. Время тянулось невыносимо медленно. Мы пристроились у одной из стен. Стояли, прислонившись к кирпичам, сидели на корточках, ходили по периметру. Я на ощупь набрала свой домашний номер и бодрым голосом отрапортовала бабе Вере, что у нас все в порядке, мы культурно отдыхаем на зимней даче, здесь тепло и хорошо пахнет.
По нашим прикидкам, мы сидели в темнице уже дня три, не меньше. Мы обсудили все свои проблемы, поклялись страшной клятвой, что больше никогда ни в какие сомнительные ситуации влипать не будем, замерзли до посинения и здорово проголодались. Для укрепления морального духа мы вполголоса спели "Орленок, орленок, взлети выше солнца" и взбодрились. Чуть громче исполнили "Взвейтесь кострами синие ночи" и прочувствовали небывалую сплоченность рядов. Затем с воодушевлением настоящих революционеров-подпольщиков грянули "Наш паровоз вперед летит, в коммуне остановка". Получилось очень слаженно и бодро. Затем по странной ассоциативности мышления вспомнили "Стою на полустаночке в цветастом полушалочке" и почувствовали первые признаки грусти. Неожиданно для самих себя затянули "Ой, мороз, мороз, не морозь меня" и нас одолела черная меланхолия. Подчиняясь душевному порыву, мы исполнили "Миленький ты мой, возьми меня с собой", отчего и разревелись.
- Ну, где твой спаситель? - шмыгнула носом Любаша.
И тут наверху что-то забухало, послышался шум отодвигаемой мебели, и крышка подпола откинулась. В ярком прямоугольнике показалась голова Скелета.
- Маша, ты здесь? - поинтересовалась голова.
- Здесь, здесь! - истошно заорала я. - Лестницу скорей давай!
Хлипкое сооружение спустилось в подвал, и я, задрав богемную юбку выше колен, взлетела наверх со сноровкой юнги.
- Витя! - бросилась я ему на шею. - Ты - прелесть!
- Да ладно, чего там... - скромно потупился бандит. - Лаврентий Палыч-то в порядке?
Он аккуратно отлепил меня от своей шеи и поставил на ноги. За его спиной маячили еще три братка с укороченными автоматами, небрежно перекинутыми через плечи.
И вдруг я заметила, как глаза нашего спасителя округлились, а нижняя челюсть отвисла. Его взгляд был прикован к открытому люку подпола. Из темноты показалась сначала одна рука, затем другая, голова с оттопыренным ухом и, наконец, остальные части тела Любаши. Черная тушь под глазами растеклась и придавала ее лицу некоторую полосатость. Серые брючки в обтяжку с грязными пятнами на коленях и пушистый свитер смотрелись в меру трогательно. Вообще, она мне чем-то напомнила Лаврентия. Возможно, роковую роль в ее образе сыграли серый цвет, полоски и болезненный вид левого уха.
Любаша похлопала ресницами и поняла, что произвела на Витю неизгладимое впечатление. Она приосанилась, протянула ему руку и томно представилась:
- Любовь...
Скелет по-гусарски звякнул несуществующими шпорами, изогнулся в полупоклоне и припал губами к ее руке.
- Виктор... - выдохнул он сдавленным от избытка чувств голосом.
Один из братков заржал, другой нечаянно выронил из рук фомку, третий шумно лязгнул затвором автомата. У всех троих непроизвольно вырвалось:
- Во дает, блин!
Наш спаситель скосил на сотоварищей глаз, выразительно дернул щекой, и тех как ветром сдуло.
- Что ж так долго, Витя? - не удержалась я от упрека. - Мы чуть не задохнулись там.
- Ты чего? - изумился он. - Мы ж из Нахабино добирались, всего за полтора часа долетели. На Кольцевой пробка была из-за аварии, а то бы раньше приехали.
Он потянул носом в сторону открытого подпола.
- И впрямь, попахивает... Колька, - зычно гаркнул Скелет, и один из братков возник в горнице. - Глянь, кто там еще томится.
Колька проворно спустился вниз, зажимая нос. Витя все еще держал Любашины пальчики в своей ладони и застенчиво шаркал ногой, не сводя с моей подруги изумленного взора. Любаша милостиво улыбалась.
Не прошло и минуты, как дозорный Колька пулей выскочил наверх, брезгливо вытирая дуло автомата о штанину.
- Старый жмурик, недели две уже пухнет, - отрапортовал он.
- Ну, девушки, кажется, нам пора, - галантно подтолкнул нас к двери Витек.
- Какой жмурик? - пролепетала Любаша, закатила глаза и повалилась на руки Скелета.
Тут и до меня дошел смысл сказанного. Я зажала рот рукой и рванула под звезды.
Вернув природе обугленный шашлык, я обнаружила рядом одного из братков. Тот деликатно протягивал мне бутылку водки. Прополоскав рот и отдышавшись, я помогла Вите привести в чувство Любашу с помощью того же напитка. Моя впечатлительная подруга еще немного повсхлипывала на плече у Скелета для закрепления достигнутого успеха и великодушно позволила отнести себя в "Ленд-Крузер" с тонированными стеклами. И мы, наконец, покинули негостеприимную дачу.
Машина мчалась по ночному шоссе. Световые пятна фонарей кометами пролетали мимо. Редкие в этот час автомобили шарахались от нашего снарядоподобного средства передвижения. Витя сидел за рулем и напряженно всматривался в мчащуюся нам навстречу осевую линию. Я устало откинулась на спинку сидения рядом с ним. Любаша спала сзади, заботливо укрытая курткой нашего спасителя. В динамиках радио тихо грохотал "Танец с саблями" Хачатуряна. Клонило в сон. По моим подсчетам, в темнице мы провели всего около пяти часов. Трудно было в это поверить. Казалось, что там, в подземелье, время течет совершенно по другим законам. От мысли, что могло случиться с нами, если бы великодушный Скелет не согласился спасти нас, бросало в холодный пот. От чувства неизъяснимой благодарности к бандитам на глаза наворачивались слезы. Остальные участники спасательной операции поспевали следом за нами на "Джипе".
- Мне, конечно, и Лаврентий Палыч по душе, - вдруг произнес Скелет, продолжая какую-то свою думу. - Но против девушки я тоже ничего не имею. Как ты думаешь, он ее обратно в кота превращать не будет?
- Что? - очнулась я от полусонного оцепенения.
- Я говорю: хорошо бы Любовь осталась девушкой, - покосился он назад через плечо. - От тебя, я понимаю, мало, что зависит, но ты при случае шепни ему, я заплачу, сколько скажет.
