– В кармане забыл, - буркнул Алешка, вытаскивая носок. - А чего его надевать, все равно сейчас раздеваться.
– Логично, - согласился папа. - А я сегодня лягу одетым. Утром ведь все равно одеваться надо.
Хитрит папочка, опять куда-то ночью собрался. И я знаю - куда. Черную тетрадь искать.
Сейчас мы ему отомстим за его шуточки. И я достал тетрадь из-за пазухи.
– Ой, папочка, - сказал я хитрым голосом. - Это не ты потерял? На крыльце валялась.
– Что это? - Папа взял тетрадь, пролистнул страницу, другую, углубился в чтение, обо всем забыл.
Даже мама забеспокоилась:
– Что это вы ему подсунули? Кроссворды?
– Сейчас, сейчас, - пробормотал папа, не отрывая глаз от записей.
– Сейчас…
Наконец он опомнился.
– Где вы ее взяли? - спросил папа и посмотрел на нас.
Ну не врать же родному отцу прямо в глаза. И мы сказали правду:
– В пещере.
– А пещера, конечно, на дне моря? - усмехнулся папа. - По глазам вижу.
Интересные они люди, эти наши родители. Соврешь - поверят, правду скажешь - сомневаются.
– И как же вы до этого моря добрались?
– На лошади.
– Верхом?
– В телеге.
– Да… По морю… В телеге… На лошади… Ты что-нибудь понимаешь? - Папа повернулся к маме.
– Врут, как всегда, - спокойно сказала мама. - По глазам видно. - И спросила Алешку: - Как носок оказался в кармане?
– Торопился очень.
– Кто? Носок? Куда?
Алешка добросовестно отвечал, пытаясь объяснить:
– Он ошейником был.
– В кармане?
– На шее. - Алешка не терял терпения.
Мама пока - тоже.
– Ты не знаешь, что носки носят на ногах, а не на шее?
– Это не у меня, - сказал Алешка. - У Разбоя.
– Кто такой Разбой?
– Собака.
– Собаки носки не носят… Ты что-нибудь понимаешь? - теперь мама повернулась к папе.
– Врут, как всегда, - папа пожал плечами. - Но довольно изобретательно. Ничего мы от них не узнаем.
– Идите спать, - распорядилась мама. - С носками на шее.
А папа сказал нам вслед:
– За тетрадь - спасибо.
ОПЕРАЦИЯ «БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ»
Мы сидели во дворе у Пал Данилыча. Алешка показывал мне результаты упорной дрессировки.
Разбой и Бакс, как самые сообразительные, исполняли главные роли. Они сидели перед Алешкой, напряженно ожидая команды, не сводя с него преданных и умных глаз.
– Ап! - скомандовал Алешка, как укротитель в цирке.
Разбой сорвался с места, подлетел к окну сторожки и поднялся на задние лапы, опершись передними на подоконник.
– Ап! - снова прозвучала команда.
Теперь сорвался с места Бакс, взбежал по спине Разбоя и сел на его голове торчком на задние лапы.
– Ап! Голос!
Разбой и Бакс одновременно залаяли и взвыли кошачьим воем. Из сторожки, как бы в ответ, послышался вскрик Пал Данилыча:
– Тьфу на вас! Пошли вон!
Артисты «рассыпали пирамиду» и бросились к Алешке за вознаграждением в виде ласковых слов и кусочков сыра.
– Высший хай, как говорит продавец Васек, - похвалил я дрессировщика. - И совершенно не поймешь, кто из них лает, а кто воет.
– Так и задумано, - не стал скромничать Алешка.
– А Ганя? Готов?
– Смотри. - Алешка повернулся к ящику, где спал сурок, и торжественно провозгласил:
– Морковка, сэр!
Ганя тут же высунул мордочку наружу, поморгал, вылез, встал на задние лапы и, отдавая на ходу честь, важно переваливаясь, пошел к Алешке.
Получив морковку, он присвистнул, повернулся «налево кругом» и зашагал в свой ящик.
– Леха, - сказал я с сомнением, - если все получится, Грибок может свихнуться от страха.
– Он и так ненормальный. Нормальные люди такими вещами не занимаются. Ты мне только помоги папину шляпу незаметно стащить. А гномика я сам раздену. Бейсболку для Бакса мне Петюня обещал.
– Значит, все готово?
– С «Бременскими музыкантами» готово. А вот как нам голову в дом закатить? И петуха пристроить?
– Нужно будет отвлечь Грибкова. Чтобы он вылетел из дома и не захлопнул дверь. А я туда просочусь со всеми прибамбасами.
– Кажется, придумал, - почти сразу сказал Алешка.
– Что это? - спросила с испугом мама, показывая на полку.
– Ганя, - ответил Алешка.
– Какая Ганя?
На полке действительно стояло что-то, очень похожее на сурка Ганю. Это был мамин безымянный гномик. Раздетый почти догола. С него были сняты остроконечная шляпа с полями, кафтан с пуговицами, бархатные штаны. Остались только на ногах полосатые чулки и башмаки с пряжками.
– Алексей! Что ты с ним натворил?
– Ничего он не натворил, - вступился я за брата. - Он его просто раздел.
– Зачем?
– Ты же сама все время говорила, что гномику уже пять лет, а одежду ему ни разу не стирали. В ней - вековая пыль. Вот Алешка и решил сделать тебе приятное, постирать ему шляпу и кафтан. Плохо, что ли?
Мама немного успокоилась, но в глазах ее еще не растаяло недоверие.
– Лешка? Сделать приятное? Постирать? Что - то подозрительно!
А папа, который опять собирался в Москву по своим секретным служебным делам, сказал:
– Может, ты и мне джинсы простирнешь? И наволочку, а? По глазам вижу - хочется.
А я в Алешкиных глазах видел совсем другое желание: поскорее удрать из дома, пока мама про пододеяльники не вспомнила. И он дипломатично вывернулся:
– Ладно. Как-нибудь. Когда освобожусь. Так и быть. - И выскользнул за дверь.
А мама фыркнула и сказала папе:
– Видал? Когда освободится… Не иначе как к зимним каникулам. А ты куда? - это уже ко мне был вопрос.
– Туда, - неожиданно для себя ответил я.
– А… - кивнула мама. - Ну-ну. - И стала помогать папе искать его летнюю шляпу.
По всем признакам, папина группа вот-вот должна была принять меры к гражданину Грибкову, который своей противоправной деятельностью, как вредная плесень, разъедал неокрепшую экономику страны и неокрепшую психику ее юных граждан.
Так что время для проведения нашей операции под кодовым названием «Бременские музыканты» настало.
Алешка объявил «готовность номер один». И наши силы скрытно сосредоточились возле Мрачного дома. Мы с Петюней и сумкой залегли в овраге. Алешка со своей звериной командой дислоцировался во дворе Пал Данилыча.
Операция была рассчитана на три этапа. На первом этапе я должен был незаметно проникнуть в дом Грибкова. Здесь главная роль принадлежала малозаметному, но очень шустрому Петюне.
Денек выдался подходящий: на горизонте собиралась черная грозовая туча. Она росла, набухала, приближалась, посверкивая пока еще беззвучными молниями.
Все затихло в окрестностях, даже птицы примолкли. Только у тети Клавы истошно кудахтала курица, будто снесла не простое яичко, а золотое.
Я вздохнул, подавляя волнение, и сказал Петюне:
– Давай!
Петюня рванулся из оврага, как отважный боец в атаку, - только пятки засверкали. Он влетел в калитку и нахально уселся в иномарку Грибкова, который ее никогда не запирал.
Грибков в это время грустно пил пиво в холле, среди своей невзрачной мебели и размышлял о своих неважных делах. Да и было о чем задуматься. Соратники покинули его, причем забрав часть аппаратуры. А таких специалистов не скоро найдешь. К тому же налоговая полиция прикрыла несколько торговых точек, начнет теперь докапываться. Словом, тучи над головой сгущаются, как бы не грянул гром вместе с молнией…
Тяжкие размышления «бизнесмена» прервал долгий и пронзительный гудок его машины во дворе. Грибков вскочил, выглянул в окно и бросился на улицу…
Какая наглость! В его шикарной машине, за рулем, сидел какой-то наглый пацаненок лет шести, вертел баранку, сигналил и фырчал изо всех сил, изображая гонку по «Формуле-1».
Грибков, ни слова не говоря, распахнул дверцу и, вытащив пацана за шиворот наружу, изловчился дать ему хорошего пинка.
Но не тот был пацан! Петюня ловко вывернулся, и Грибков изо всех сил вмазал ногой по крылу любимой машины. И взвыл так, будто сработала сигнализация.
Пока Грибков, держась руками за ногу, припрыгивал на месте и ругался, Петюня оказался за забором в полной безопасности. Догнать его этот толстый дядька, да еще на одной ноге, - и не мечтай.
Я же за время этой бурной драматической сцены успел пробраться в холл со своей сумкой и спрятаться под кровать, сунув предварительно под подушку ту самую жалобную «стоналку», которая срабатывала от тепла.
Первый этап операции был благополучно завершен. Правда, под кроватью было не очень комфортно и очень пыльно, но, как говорится, искусство требует жертв. Представление продолжается. Ужастик выходит на манеж.
Рассерженный и еще больше расстроенный, Грибков вернулся в дом, потер ушибленную ногу, погрозил в окошко кулаком и снова взялся за пивную банку. А что ему оставалось?
Он пил пиво и время от времени поглядывал во двор. Нахальный пацан удрал и больше не появлялся. Грибков немного успокоился, и мысли его приняли более оптимистичный оттенок. Ничего, дело еще можно поправить. Деньжат он зашиб много, аппаратура спрятана надежно. Пройдет время, все успокоится, он найдет новых специалистов по видеотехнике, хорошего переводчика и…
