Ознакомительная версия.
– Пусти, ирод, пусти! – Ульяна вырвалась из цепких объятий, поправила платье. Брезгливо вытерла губы. – Нет, пойду. Без меня, может, одумаешься. Одиночество, глядишь, на пользу пойдёт.
Гриша пьяно захохотал.
– Что, не нравится такой муж? Нам подавай доброго и хорошего, чтобы желания исполнял, на руках носил… Не до-ждёшь-ся! Слышишь, ты, уродина!
Ульяна молча собирала вещи. Не сказав ни слова, вышла из дома и пошла к родителям. Там ничего не спрашивали, понимали, как ей тяжело. Молча поужинали, посмотрели телевизор и пошли спать.
Две недели Ульяна не ходила к Грише. Мишку встретила, к которому Гриша хотел в бригаду пойти, не утерпела, спросила, не просился ли муж?
– Нет пока. Но могу взять, он мужик толковый, работать умеет. Только пить – ни-ни! Сама понимаешь…
– Да понимаю. Надеюсь, придёт в себя, одумается.
– Скажи, что жду его, даже рад буду. У меня сейчас двое ушли, работать некому.
– Скажу. А тебе спасибо!
– Да не за что. Работать будет, получкой не обидим. Ну, бывай, побегу! – Мишка махнул Ульяне на прощание рукой, Ульяна слабо улыбнулась. Может, всё не так и плохо? Ну, уволился, что с того? Разве мужик работу себе не найдёт? Тем более, в деревне… Проснётся пару раз в пустом доме, увидит грязь, запустение, взвоет.
Ульяна немного повеселела. Решила в выходной к Грише зайти, тайком от родителей. В субботу они собирались в соседнюю деревню, к родственникам, с ночевой. Вот Ульяна и надумала к мужу сходить, проведать. Душа-то болит… может, убраться надо, приготовить чего… Пару раз видела Гришу, когда мимо его дома проходила, а он на завалинке сидел, так даже не повернулся в её сторону, не окликнул. А у Ульяны сердце дрогнуло, жалко стало его аж до кончиков пальцев. Сидит заросший, неухоженный, одинокий. Хотела войти, но побоялась: прогонит. Так и прошла мимо… Но в субботу обязательно зайдёт, тем более что и повод нашёлся – про Мишку сказать, про работу. Небось, денежки-то кончаются.
В субботу Ульяна еле дождалась, пока родители уехали, и побежала к Грише. Дверь в доме была открыта, и Ульяна зашла. Свет не горел, было темно и воняло кислятиной, но Ульяна чувствовала, что Гриша дома. Она позвала его, он не ответил. Тогда Ульяна прошла в комнату, зажгла свет. Гриша храпел на кровати одетый. На столе окурки, пустая бутылка, остатки закуски на газетном обрывке. Ульяна вздохнула и принялась за уборку. Выбросила мусор, помыла полы с хлоркой, чтобы избавиться от спёртого запаха. Гриша всё спал. Тогда Ульяна приготовила ужин – нажарила картошки с луком, нарезала колбасы, что с собой принесла, вскипятила чайник, и села ждать, когда муж проснётся. Надеялась, что трезвым будет, и она сможет про Мишку ему сказать.
Гриша проснулся, когда уже темно было, поворочался на кровати, потянул носом, сел, свесив босые ноги с кровати.
– Ты что ли, Уля?
– Я, кто же ещё? Или ждал кого? – На Ульяну вдруг злость накатила. – Только все зазнобы твои нынче в покойниках числятся, или забыл?
Гриша молчал, будто и не слышал обидных слов. Скрёб пятернёй нечёсаную голову.
– Пойдём, горе моё, я картошку нажарила. – Ульяне стало стыдно за то, что сказала, но слово не воробей…
Гриша поплёлся за Ульяной на кухню. Сел на табуретку, принялся за еду. Съел, попросил добавки, запил чаем.
– Вкусно… А ты чего пришла-то?
– Вроде ты муж мне…
– Вроде муж… Только зря всё это…
– Что зря?
– Ходишь, заботишься… Пропал я уже… да и не люблю тебя…
– Это ты от водки одурел, а не пропал. Я Мишку видела, он в бригаду тебя зовёт, говорит, заработки хорошие. Там двое ушли, работать некому, он хоть сейчас тебя взять готов. Ну, Гриш?! Нормально ведь всё. Может, хватит дурью маяться?
– Не знаю, подумать надо.
– Да что тут думать?! Пока думать будешь, он других возьмёт, а ты с носом останешься. На что пить-то будешь?
– И то верно. Об этом я и не подумал… На питьё тоже заработать надо. Ладно, уговорила, схожу к нему завтра. Довольна?
– Ещё как! – Ульяна расцвела улыбкой. – Увидишь, всё хорошо будет! – Она подскочила к мужу и чмокнула его в небритую щёку. – Мы тебя отмоем, отчистим, лучше прежнего засверкаешь! Всё забудем и заживём! Как у Христа за пазухой!
– Ну, хватит, хватит, а то я как свинья…
– Своя свинья, родная…
Гриша засмеялся.
– Слушай, налей сто грамм, а? Тяжко мне что-то. Сердце так и стучит, того и гляди выпрыгнет…
Внезапно погас свет, и Ульяна на миг перестала что-либо видеть.
– Рассольчику выпей, капусткой квашеной закуси, вот и полегчает. А то ты завтра до Мишки не дойдёшь… Где свечки-то у тебя? Зажгу хоть, не в потёмках же сидеть.
Гриша махнул рукой в сторону буфета. Ульяна зажгла свечу, и мрак немного рассеялся.
– Как знаешь. – Гриша сунул руку куда-то за буфет, вытащил оттуда бутылку, где на два пальца плескался самогон, и вылил всё прямо в рот. Встал, шатаясь, и пошёл в комнату, плюхнулся на диван. Ульяна вошла за ним.
– Опохмелился? Легче стало? Ну, теперь спи. Я тут посижу немного. – Ульяна, села рядом с Гришей, надеясь, что он уснёт. На лицо её падает лунный свет из окна, отчего оно кажется мертвенно – белым, почти голубым… Гриша смотрит на это лицо, губы у него дрожат…
– Ты сказала, что зазнобы мои в покойницах числятся… что ж, это правда, числятся… и цветок я не нашёл, потому что двое их теперь. Как одному-то мне с ними справиться? Нет, не будет мне покоя на этом свете. Виноват я, виноват… – Гриша тоненько завыл.
– Господи! Да неужто опять начинается? В чём ты виноват? Говорила, не пей больше!
Но Гриша её слов не слышит, он видит только бело-голубое лицо, которое растягивает губы в злобной ухмылке, и потом высовывает изо рта чёрный длинный язык и пытается достать этим длиннющим языком шею Гриши. В какой-то момент лицу это удаётся, и действуя языком, как крюком, оно притягивает к себе Гришу за шею и смотрит прямо в глаза… Изо рта странного лица пахнет тиной и водорослями, оно ощерилось и душит Гришу… Потом из открытой пасти на Гришу хлынула вода, да такая холодная, что заломило зубы… Гриша вглядывается в лицо, но не может понять, кто это? Хотя понять это особенно важно сейчас, это вопрос жизни и смерти… Он чувствует, что должен понять, иначе смерть… Он с трудом дышит, вода заливает глаза, мешая сосредоточится, но на короткий миг он вдруг отчётливо видит, кто это… и выдыхает прямо в пасть чудовища…
– Уля… ты… зачем ты… – внезапно он срывается на истерику, визжит и закрывает лицо руками, – уйди! Уйди, окаянная! Это ты, ты во всём виновата!!! Изыди, нечисть проклятая! – Гриша начинает истово креститься, потом хватает Ульяну за горло и крепко держит. – Нечистая… тварь… убью…
Ульяна, испугавшись приступа безумия, ударяет Гришу чем-то тяжёлым по голове, он ослабляет хватку и падает на подушку. Ульяна выбегает из дома, держась рукой за горло, вся в слезах… Она не замечает, что в кухне горящая свеча падает на стол, опрокинутая сквозняком….
В родительском доме Ульяна выплакалась и успокоилась. А что она хотела? Ладно, видно сон ему приснился дурной. Завтра встанет, протрезвеет, и к Мишке пойдёт. Деньги рано или поздно всё равно закончатся, волей-неволей о заработке думать придётся.
Ульяна ложится и видит сон. Странный, пугающий… Прыгают они с Гришей через костёр, но руки у них разъединяются, и Гриша прямо в костёр падает, а Ульяна на земле остаётся. Потом видит бушующее пламя, а в нём Гриша… руки тянет к ней, помощи просит, а она смеётся… Лицо у него страдальческое, вместо волос огненные языки пламени. Но Ульяна помогать не торопится, просто смотрит и смотрит… вроде как её не касается… потом внезапно осознаёт, что это муж её, Гриша горит, бросается к нему, кричит, да поздно уже… плавится Гриша на глазах, как Снегурочка из сказки…. Плавится и исчезает, только крик слышит Ульяна, да не поймёт, чей – его или её?
В ужасе открывает Ульяна глаза – в стёклах оконных всполохи видны. Выглядывает в окно – пожар! Пламя взмывает вверх, освещает окрестности. Люди уже бегут… Ульяна выскочила из дома, тоже бежит. Господи, сон-то в руку! Молит Бога, чтобы это не Гриша… Соседка впереди бежит, Ульяна её догнала.
– Тётя Глаша, кто это горит?
– Улечка, Господи! Слава Богу, ты здесь! Гришин дом горит! Господи, помилуй!
Ульяна осела на землю. Всё, и правда, конец. Кто-то бежал мимо неё, её подняли, посадили на скамейку, Ульяна как в тумане, только твердит всё:
– Как Гришин дом? Неужели Гришин? А он-то где? Гриша, Гриша, где?
Кто-то успокаивает её, гладит руками по голове, но Ульяне кажется, что Гриша руки к ней тянет, помощи просит, а кто-то не пускает её, кто-то злой и жестокий. Она вырывается от этого кого-то и бежит на пожар. Возле дома уже толпа собралась, хотя теперь это трудно назвать домом. Пока пожарные приехали, дом и сгореть успел.
Ульяна ходит по пожарищу, ищет что-то, если увидит что-то, наклоняется низко, всматривается. Поднимает головешки, крутит в руках, выбрасывает. Вдруг натыкается на что-то, выуживает из пепелища, подносит к глазам – так и есть, кость… человеческая… В ужасе отбрасывает её от себя, и последнее, что слышит, чей-то надрывный крик:
Ознакомительная версия.
