— Ребята, какого рожна вы курите? — поинтересовался он как-то у Мики, держа сигарету в пожелтевших пальцах. У дока была привычка до бесконечности не стряхивать пепел. Он сам не сбивал его с кончика и не позволял падать.
— Нравится, — ответил Мики. Он относился к взрослым уважительно, но без подобострастия.
— Нравится-то нравится, но это тебя убивает. Быть бы богатым задним умом, я никогда бы не начал.
— Так отчего не бросите? — удивился Мики.
— Не могу. Уж очень пристрастился. Если суждено помереть, так почему бы не помереть от того, что любишь?
— Настанет час, и сыграешь в ящик, — шумно вздохнул Джимми. — Вот жил тут один парень, богатый парень с Парк-авеню, такой же богатый, как ты, док. — Все рассмеялись, потому что док был из Уэстчестера. — Я еще чинил его ботинки. Так вот, он бегал каждый день по парку и вокруг водохранилища, не курил, спиртного в рот не брал. Каждый раз, когда являлся сюда, заказывал апельсиновый сок. И на тебе: в тридцать пять лет замертво упал на улице. Придет час — не отвертишься.
— Когда придет мой час, я хотел бы умереть бухим.
Мики и Джонни переглянулись — они понимали, что это желание легко выполнимо.
Карл работал на доке, трудился в ветеринарной клинике двадцать лет и, подобно доку, постоянно закладывал за воротник, но в отличие от шефа по Карлу сразу было видно, что он пьян. Он был черным, и док заставлял его надевать синюю форму, чтобы люди думали, будто он уборщик или кто-то в этом роде. Штаны носил так, что они едва не спадали с его задницы, но этого никто не замечал, поскольку рубашки Карл всегда выпускал поверх штанов. У него было всего несколько зубов цвета грязно-желтого. С губ постоянно свисала сигарета «Лакки страйк», и, когда Карл открывал рот — а он его почти никогда не закрывал, — казалось, что она не удержится и упадет. В первый год, когда мальчики познакомились с Карлом, они не понимали почти ни слова из того, что он говорил. Отчасти из-за его манеры речи, отчасти по причине обычного состояния подпития. Но постепенно ребята привыкли к его языку, как люди, оказавшись в чужой стране, постепенно начинают понимать, что говорят вокруг них. Осмос, или как это там называется? Не важно. Но когда они научились разбирать его речь, то нашли Карла довольно забавным.
Док тоже был забавным, в своей насмешливой манере. Однако док был аристократом — с превосходным маникюром, с безукоризненно белыми зубами, богато одетым. Мысль, что эти два человека работают вместе, ужасно смешила приятелей.
Только после того, как племянник Джимми Тони начал работать в ветеринарной клинике, мальчики — да и сам Джимми — поняли, насколько близки Карл и док.
— Карл делает все, включая операции, — сообщил им Тони. — Док с Карлом вместе ставят диагнозы, затем док идет разговаривать с клиентами в свой кабинет. Они никогда не видят Карла: он является на работу через заднюю дверь.
— Шутишь? — не поверил Джимми. Он был удивлен не меньше ребят.
— Нисколько, — ответил Тони. — Я его ассистент, мне ли не знать. Карл дает анестезию, вскрывает, копается в самом нутре. Если бы клиенты узнали, кто кромсает их любимцев, нас бы всех засадили в тюрьму.
— Еще бы, — пробормотал Джимми. — А старина док смелее, чем я думал. Сомневаюсь, чтобы у Карла было больше трех классов образования.
Мики был прав: отец Берк совершенно не представлял эту сторону жизни.
Хоакин Санчес купил лодку и автоприцеп в тот самый день, когда ушел из полицейского управления Майами. Это была китобойная шлюпка длиной двадцать шесть футов с навесным мотором. Она имела всего одно сиденье и небольшой полотняный навес — Санчес не нуждался в компании. Как и Руди, самое большое наслаждение в жизни он получал, когда оставался один на воде: наблюдал, ощущал, становился частью природы. Ловля рыбы была сопутствующим занятием. Хоакин устроил рыболовный лагерь за Индианатауном на впадающей в озеро Окичоби небольшой речушке. И когда появлялось желание половить окуня или поохотиться на речного дельфина, перевозил суденышко из дома в Хомстеде в Киз. Уединенная жизнь, но она его полностью устраивала.
— После того как я двадцать пять лет был мексиканским копом в кубинском городе, мне полагается бездельничать, — сказал он как-то по телефону своему другу и бывшему напарнику Дику Рейдеку. Хоакин, разумеется, шутил, но в шутке заключалась доля истины. И только Дик, который двадцать лет служил с ним бок о бок сначала в патруле, а затем детективом, был способен оценить шутливую и серьезную сторону его слов. Дискриминация накладывала серьезный отпечаток. Кубинцы, к которым белые зачастую относились свысока, не упускали случая уколоть полицейского мексиканца только за то, что он выполнял свою работу.
Теперь Дик был частным сыщиком и вместе с каким-то преуспевающим адвокатом из Веро-Бич заколачивал большие деньги. Приятели разговаривали, как правило, раз в неделю. Слишком долго прикрывали друг другу спины и спасали друг другу жизни, чтобы вовсе прервать общение.
— Я буду вроде твоей бывшей жены, — пошутил Дик, когда они уходили в отставку. — Тебе никогда не удастся от меня избавиться.
— Не скромничай, — рассмеялся в ответ напарник. — Ты выглядишь намного привлекательнее, чем она.
Время от времени, когда Дику требовалась помощь, он набирал номер Хоакина. И в очередной раз позвонил через десять минут после того, как Трейси дала ему поручение в Бэсс-Крике.
— Слушай, партнер, хочешь немного подзаработать?
— А зачем мне? Ты же знаешь, я всю жизнь работал исполнительным директором «Экссон» и вышел на пенсию с многомиллионным обеспечением. Так что деньги мне не нужны. Но могу поучаствовать смеха ради. Опять следить за чужой женой? Скажи, она красива? У нее есть бамбуковые шторы?
Дик хмыкнул. Его приятель вспомнил давнишний случай: он нанял Хоакина разобраться с домашними неурядицами богатой пары. Трейси только-только начала экспериментировать, представляя разочаровавшихся в семейной жизни знаменитостей. Задачей Санчеса было следить за потрясающе красивой женщиной, чей муж вбил себе в голову, что она ему изменяет. По какому-то непонятному капризу она завела себе в ванной бамбуковые шторы, которые выглядели весьма привлекательно, но, когда там зажигали свет, становились, как бы точнее выразиться, довольно прозрачными. На следующее утро Хоакин отзвонил Дику.
— Я влюбился.
— Что случилось? — заинтересовался товарищ.
— И ты еще спрашиваешь — она мне устроила в ванной стриптиз.
— Заливаешь!
— Приезжай, убедишься сам. Сегодня же вечером. Я запасусь поп-корном.
Вечером Хоакин и Дик сидели в кустах и, вырывая друг у друга из рук бинокль, наблюдали, как миссис Джейн Эшленд, совершено голая, вытанцовывает в собственной ванной. Оба чувствовали себя подростками, которым впервые выпало увидеть обнаженную женщину.
— На этот раз задание не такое привлекательное, — вздохнул Дик.
— Не тяни, говори.
— Ты читал в газетах об убийстве месяц назад в небольшом городке Бэсс-Крике? — Дик почти был уверен в ответе. В прошлом детектив убойного отдела, Хоакин интересовался подобными случаями, если о них трубили газеты, и был знаком с мельчайшими деталями.
— Женщина, которой перерезали горло в постели. Если не ошибаюсь, полиция арестовала парня — продавца из магазина.
— Вот он и есть наш клиент.
— Наш клиент? Понятно. Хорошо, скажем, я твой клиент, и что я должен делать?
— Преступление произошло в латиноамериканском квартале. Трейси хочет, чтобы я поболтался там и выяснил все, что возможно, — заново провел расследование и дополнил то, что не удалось узнать полиции. Я только что получил их отчет. Можешь не сомневаться — не слишком толковый. Придурки не сумели отыскать бегемота в муравейнике. Я рассудил так, что буду за километр бросаться в глаза, а ты нет.
— Хочешь сказать, что между нами есть какая-нибудь разница, кроме того, что я симпатичнее тебя?
— Ты бываешь на солнце гораздо чаще, чем я. Ну, что скажешь? Это займет около двух недель.
— Я не работаю в поле.
В ответ Дик прыснул от смеха. Ему нравилось разговаривать с Хоакимом. Только с ним он мог посмеяться.
— Куда тебе на такие подвиги — староват. Да тебя никто и не нанимает. Просто выясни, где там питейное заведение, потолкайся, познакомься с людьми. Нам необходимо найти как можно больше свидетелей.
— Ты меня учишь, что должен делать детектив?
— Вряд ли мне удастся что-нибудь добавить к тому, что я говорил тебе последние двадцать лет.
Через четыре дня Хоакин привел свою лодку в Бэсс-Крик. Он снял номер с кухонькой в мотеле «Скайлайн» и для всех, кто бы ни поинтересовался, был водителем грузовика, приехавшим на пару недель половить рыбу. Ему уже давно не случалось бывать на этой стороне озера.
