— А ты кем работаешь? — поинтересовалась Наташа.
Я хлебнул обжигающего кофе.
— Я-то? Тренер в ДЮСШ. Вольная борьба.
— Ух ты! — невольно вырвалось у художницы. — То-то, я смотрю, на качка похож. Тогда ясно, почему именно к тебе Элкина мама обратилась за помощью. Такой, как ты, крутой мужик, из-под земли достанет тех троих подонков и освободит Ягодкину.
Конечно, мне очень льстило, что хозяйка была обо мне столь высокого мнения, однако относительно дальнейших поисков Эллы я принял твердое решение.
— Видишь ли, Наташа, — сказал я с набитым ртом. — Похищение Ягодкиной все усложнило. Мало того, что над девушкой висит обвинение в убийстве, теперь сама ее жизнь находится в опасности, поэтому я не имею права брать на себя ответственность за ее судьбу. Я снимаю с себя обязательство, данное Элке, ничего не говорить ее матери об убийстве Чака. Сегодня же я встречусь с Верой и обо всем ей расскажу. А уж она пусть сама решает, как ей дальше быть: обратиться ли в милицию, в криминальные ли структуры, в частное ли сыскное агентство или еще куда. Я, во всяком случае, ей не помощник. Элеонору я не успел толком расспросить о парнях и теперь понятия не имею о том, кто они такие и где их искать.
— Ну, парней разыскать можно, — чертя пальцем на клеенке какой-то узор, произнесла Наташа. — Мне Элка все же успела кое-что сообщить о друзьях Чака. Она обмолвилась, например, что один из них живет в районе ЦУМа, а вот про девушку, что в тот день была с парнями, я, к сожалению, ничего не знаю.
— Ты что, издеваешься?! — спросил я, изумленно таращась на молодую женщину. — Ты представляешь, сколько улиц расходятся в разные стороны от ЦУМа? А сколько домов на них? Мы не знаем ни фамилий, ни даже имен парней. Что я, буду ходить по улицам и спрашивать у прохожих, не знают ли они, где живет длинный, мордатый или здоровый парень?
— Ну зачем же так? — слегка смутилась Артамонова, и ее выпуклые щечки чуть-чуть порозовели. — Ты меня не дослушал. Я же художница. Нарисую портреты, а с ними, я думаю, можно попробовать походить в районе ЦУМа.
Я некоторое время продолжал пялиться на Артамонову, потом, кое-что сообразив, подозрительно спросил:
— Постой-постой, откуда ты знаешь, как выглядят парни? И вообще, о том, что их было трое, и о том, что я дрался с ними как лев?
Наташа потупилась.
— Я же вчера стояла в огороде за калиткой и все видела…
— Ты все видела?! — спросил я так, будто художница была маленькая девочка и я уличил ее в дурном поступке. Собственно говоря, так это и было, в смысле уличил. — Ты, оказывается, не ушла в коттедж, а осталась в огороде, видела, как меня избивают, а потом увозят Элку, и палец о палец не ударила, чтобы нам помочь?
— А чего ты так ужасаешься? — открыто и честно взглянула мне в глаза Наташа. — Ты бы хотел, чтобы я с криком «ура» выскочила со двора и набросилась на парней? И чтобы они врезали мне по зубам, точно так же, как Элке? Тогда бы я показала себя отважным человеком, но осталась бы без зубов?
— В общем-то ты правильно поступила, что осталась в засаде, — вынужден был признать я. — Я не люблю беззубых женщин. Ладно, нарисуй парней. Их портреты все равно пригодятся, не мне, так Элкиной маме, не ей, так милиционерам. Сколько тебе времени нужно для работы?
— До обеда управлюсь.
— Вот и хорошо, — я привстал, взял лежавшую на подоконнике ручку и черкнул несколько цифр на салфетке. — Как закончишь, позвонишь мне вот по этому номеру. Мы с тобой встретимся, и я заберу у тебя портреты. — Я посмотрел в окно. Уже совсем рассвело, дождь перестал. Я поднялся из-за стола. — Что ж, спасибо за угощение, мне пора.
Хозяйка коттеджа проводила меня за калитку. Я направился по мокрому от дождя клеверному полю, а художница долго стояла на дороге, глядя мне вслед.
Воздух после дождя был свежим, дышалось легко. И мир, казалось, преобразился. Дождь смыл с домов и деревьев накопившуюся на них за долгое лето и сухую осень пыль, и они, чистые и нарядные, с еще непросохшими капельками воды, казались лакированными. Резко похолодало. У редких прохожих, мелькавших за окнами автобуса, даже вырывался изо рта парок. Люди влезли в плащи, куртки, и я в своей рубашке, конечно же, выглядел одетым не по сезону.
Ехать на пригородном автобусе пришлось минут пятьдесят, потом еще минут десять на городском. По телефону долго и обстоятельно не поговоришь, поэтому Вере я больше решил не звонить, а рассказать все про Элку при личной встрече. У меня было всего две тренировки, причем с утра и подряд, и после работы я решил отправиться к подруге. Однако встретился я с ней гораздо раньше. Вера поджидала меня у стадиона, на базе которого и расположена наша ДЮСШ. Заметив издали знакомую крупную фигуру, расхаживающую у высоченных ворот с двумя огромными футбольными мячами по обеим сторонам от них, я невольно замедлил шаг, оттягивая момент встречи. Разговор с Верой будет не из легких. Ягодкина-старшая, наоборот, увидев меня, заторопилась навстречу.
— Привет, Игорек! — закричала она еще издалека. — А я звоню, звоню тебе с утра на «сотку», а ты не отвечаешь. Батарейки, наверное, на мобильнике сели, а ты их не подзарядил. Я ведь знаю, что у тебя во вторник с утра тренировки, не утерпела и к тебе на работу рванула. Великородновой Светке ключ от квартиры оставила и наказала у дома караулить. Вдруг вы там объявитесь, и Элка домой не сможет попасть. — Вера была возбуждена, болтала без умолку, даже не пытаясь добиться от меня какого бы то ни было ответа. — А вы, значит, разделились — Элка домой поехала, а ты на работу. У вас все в порядке? — наконец-то спросила она.
Я не ответил. Пытаясь собраться с мыслями, сам задал не относящийся к делу вопрос:
— А ты где вчера вечером была? Тебя какая-то женщина разыскивала, мне на мобильный позвонила, разбудила.
— Ты-то как вчера мне сообщил, что Элка нашлась, я ужасно обрадовалась, — вновь затараторила Вера. — Все на улицу выглядывала, вас поджидала. Ну а когда ты перезвонил, что, мол, утром приедете, я уже была взвинчена до предела, не могла ни есть, ни спать, места себе не находила, ну и поднялась к Светке, у нее и торчала. Так Элка, значит, дома? — опять спросила Ягодкина и требовательно посмотрела на меня.
Я отвел взгляд в сторону.
— Нет ее дома, — язык плохо мне повиновался, я сам себя почти не слышал.
Подул резкий холодный ветер. Запахивая на необъятной груди куртку, Вера потерянно спросила:
— То есть как это нет? А где же она?
Я поежился и от холода, и от тоскливого взгляда Веры, тотчас же понявшей, что с ее дочерью стряслась новая беда.
— Ты только не волнуйся, Вера, дочь твоя жива. — Я взял под руку как-то сразу обмякшую женщину и повел ее к воротам стадиона. — Но у Эллы возникли серьезные проблемы, и ей необходимо помочь. Пойдем-ка, посидим где-нибудь, я тебе обо всем расскажу, а уж ты сама решишь, как дальше быть.
Вера безропотно мне повиновалась. Она дала увлечь себя на территорию стадиона, отвести на аллею, ведшую к теннисным кортам, и усадить на скамейку. На работу я приехал рано. До начала занятий оставалось еще полчаса, и я неторопливо и подробно рассказал женщине о том, что произошло с ее дочерью, начиная от момента обнаружения мной трупа Чака и заканчивая похищением девушки неизвестными парнями и последовавшим за ним телефонным звонком с угрозами. Пока я говорил, Вера менялась на глазах. За несколько минут она постарела лет на десять. И из цветущей и оживленной дамы превратилась в сникшую, окаменевшую от горя пожилую женщину. Наконец Вера пошевелилась и, взглянув на меня затуманенным скорбным взором, тихо спросила:
— Откуда же они взялись в дачном поселке?
— Парни? — Я в знак приветствия помахал рукой вошедшему в ворота и направившемуся к спортивному комплексу знакомому тренеру и снова повернулся к собеседнице. — Думаю, я их туда привел. Ребятам, по-видимому, очень нужна была Элка, но где ее искать, они не знали. Вот они и следили за мной от дома Чака и до коттеджа художницы. Только откуда им стало известно, что я разыскиваю Элку и выйду на нее?..
Вера стала потихоньку приходить в себя от потрясения. В ее голосе зазвучали гневные нотки.
— Но зачем им вообще нужна моя дочь? Зачем они ее украли?
Я только вздохнул, словно чувствовал за собой вину за похищение девушки.
— Трудно сказать. Пацаны, по всему видать, крутые, из блатных или уголовников. Возможно, они считают, что Элка убила Чака, и теперь хотят ей отомстить. А может быть, убийством этим шантажировать тебя хотят. Элка преступницей сейчас считается, да еще в бегах, вроде как бы бесправная, вне закона. Могут выкуп за нее потребовать.
Вера посмотрела на меня пытливо.
— Но ты-то веришь, что моя девочка не совершала убийство?
— Я-то? — Я проводил взглядом медленно упавший на асфальтовую дорожку кленовый лист и пожал плечами. — Неважно, верю я или нет, главное, чтобы Элке в милиции поверили.
