Это слово было сигналом тревоги, и швейцарский банк должен был быстро связаться с моим главным бюро в Нью-Йорке и начать следствие. В данном случае это мало бы мне помогло, так как там считали, что я нахожусь в Лондоне.
Итак, я написал телеграмму и отдал блокнот и ручку Дибори. Меня совсем не утешал тот факт, что они все равно не получат денег, если убьют меня.
— Вы вели себя очень разумно, мистер Донован, — сказал мне Дибори. Он снова улыбнулся. — Сейчас Курт проводит вас в спальню.
Затем он добавил плутовским тоном:
— Общество трех прекрасных леди не так уж трудно переносить.
— Встать! — приказал Лози.
— Скажите мне только одно. — Я поднялся с кресла. — Когда Колетт должна превратиться в мученицу?
— Она приехала сюда с Мэнди вскоре после вашего приезда, — сказал Дибори. — Охранники у ворот это вспомнят. Потом все остались на обед, где многие просто нализались спиртного, и в конечном итоге — ах, как все будет драматично! — Колетт в кульминационный момент оргии схватила нож, который лежал на столе, и пронзила им сердце Фишера.
— Это действительно похоже на трагикомедию, — согласился я.
— Но она полностью соответствует стилю легенды о мученице, — с довольным видом заметил он. — Разве вы не поняли это, мистер Донован? В последнюю секунду Шелдон успел выхватить револьвер и выстрелить в нее. Поднялась суматоха, я в истерике стал звать охранников, но к тому мгновению, когда они вбежали, оба главных героя были уже мертвы.
— А как вы объясните охранникам исчезновение двух других девушек?
— Очень просто, — ответил Дибори. — Я им скажу: «Будет очень плохо выглядеть, если мы сознаемся, что здесь разыгрывалась оргия. Лучше сделать так, чтобы девушки были тайно увезены Куртом до того, как прибудет полиция». Охранники поймут, что так будет лучше, особенно после того, как им смажут лапы.
— А как вы объясните труп Мануэля? — спросил я.
— О Мануэле никто ничего не узнает, — ответил он. — Люди будут целиком и полностью заняты смертью Фишера. Он в этом городе большой человек, мистер Донован. А позднее у нас будет время, чтобы уничтожить или спрятать труп филиппинца.
— Кажется, вы все продумали, — сказал я. — И когда все это должно случиться?
— Где-то после полуночи, — ответил он. — А точнее мы сами еще не знаем.
— Пойдемте, Донован! — буркнул Лози.
— Я как раз вспомнил, что у Шелдона в спальне находится бар, — дружелюбно сказал Дибори. — С вашей стороны было бы актом милосердия, если бы вы напоили девушек к полуночи, мистер Донован.
Я вышел из комнаты, все время чувствуя на своей спине дуло пистолета Лози. Таким образом мы и вернулись в спальню. Перед дверью он сунул мне связку ключей.
— Откройте дверь и потом отдайте мне ключи, — сказал он. Я выполнил его приказ, но не спешил заходить.
— Вы слепое оружие в его руках, Курт, неужели вы этого не понимаете?
— О чем это вы, Донован?
— Он — мозг операции, — сказал я, — и все это дело его рук. Что же касается вас, то вы просто подсобная рабочая сила. А когда все будет позади, он придет к мнению, что в подсобной силе больше не нуждается.
— Вы действительно умны, Донован! — Лози коротко рассмеялся. — А сами, наверное, думаете, как долго я буду в нем нуждаться?
Он распахнул дверь ногой и грубо втолкнул меня в комнату, так что я чуть было не упал.
Вечер был теплым, и можно было не бояться, что обнаженные пленницы простудятся.
Я снова бросил взгляд на часы и констатировал, что до полуночи остался один час.
После этого я снова спросил себя, куда мог запропаститься Хикс.
Возможно, он совершал отвлекающий маневр и подкладывал бомбу под фабрику, следуя моему профессиональному совету.
Мы уже давно прекратили все разговоры. Девушки сидели на огромной кровати и безучастно смотрели перед собой.
Мне надоело предлагать им напитки. И, если честно говорить, мне все уже надоело.
— Может быть, у кого-нибудь есть какие-нибудь хорошие мысли? — наконец бодро спросил я.
— Может, разбить стекло и выпрыгнуть из окна, — предложила Мэнди.
— И если нас не разорвут собаки, то схватят охранники и вернут обратно в дом, — добавила Джулия.
Еще была небольшая надежда, что Хикс ведет наблюдение за домом, хотя он с таким же успехом мог вести наблюдение до утра, но для нас это было бы слишком поздно. Значит, надо было дать ему каким-то образом сигнал. Но каким?
— Они всех нас убьют, — сказала Мэнди трагическим тоном. — Я знаю.
— Мы тебя спрашивали десять раз, — сказала Колетт холодным тоном, — и теперь спрашиваю еще раз. Что они хотели от тебя?
— Они хотели денег, — ответил я.
— Ты — жалкий лжец, — сказала она. — Ты пошел с ними на сделку и отлично это знаешь. Скажи нам правду. Любая правда лучше полного незнания. Сидишь тут и ждешь, сам не зная чего!
— Они хотели денег, — повторил я. — Возможно, все это довольно сложно, но в конечном итоге они хотели денег.
— И вы, значит, спасли свою жалкую жизнь, дав им откупного? — с величайшим презрением сказала Джулия. — А что будет с нами?
Я прошел к бару.
Поскольку девушки ничего не хотели пить, я тоже был вынужден воздержаться, а сейчас решил: черт с ним, надо выпить!
Из чистого любопытства я посмотрел, какими запасами обеспечил себя Фишер, поскольку профаном его в этом деле считать было совсем нельзя. Я увидел, что тут было практически все. Например, тут были две бутылки фирменного коньяка «Наполеон»…
А Хикс, возможно, ждал снаружи…
Я прошелся по комнате, и мой взгляд упал на хрустальную чашу с цветами. Казалось, она подходила для моих намерений. Я взял вазу и выплеснул из нее воду вместе с цветами прямо на пол.
— Ну, а теперь он совсем свихнулся, — констатировала Мэнди. — Не смог вынести такого душевного гнета!
— А что вообще можно ожидать от этих мужчин! — бросила Колетт.
Чаша была в поперечнике приблизительно сорок пять сантиметров и высотой сантиметров восемнадцать. Я поставил ее перед баром и вылил туда обе бутылки коньяка. Это был отличный коньяк и очень старый.
— О'кей, мои милые! — бодро сказал я. — Поднимайтесь!
— Пошел-ка ты в… — заявила Мэнди.
Я подошел к ней, взял ее за соски указательными и большими пальцами и подтянул к себе.
— Поднимайтесь! — повторил я.
Она пронзительно закричала и вскочила.
— Теперь он уже превращается в садиста! — завизжала она.
— Вы обе тоже поднимайтесь или с вами будет то же самое! — небрежно бросил я.
В следующий момент они уже стояли. Я приказал им повернуться. Мгновение казалось, что мне придется подавлять бунт, но потом все трое действительно повернулись.
Парису было бы трудно вынести свое решение, но он бы подошел к этому не с такими мерками. У Мэнди и Джулии были округлые и милые задочки, но именно по этой причине они и исключались из соревнования.
Задочек Колетт был тоже мил, но не такой округлый. В данный момент мне бы подходил еще более узкий, но за неимением лучшего сойдет и этот. Я схватил ее за руку, повернул к себе и повел к бару.
— Что все это значит? — спросила она с недоверием и недоумением.
— Все это довольно сложно объяснить, — признался я, — и, возможно, просьба моя покажется тебе странной, но заверяю тебя, что все это поможет нам отсюда выбраться.
— Так что же я должна делать? — спросила она. — Убить тебя?
— Страшно смешно, — процедил я сквозь зубы. — Если будет время, я еще покатаюсь по полу от смеха. Но пока этого времени у меня нет. Ты видишь чашу на полу?
— Какая некрасивая!
— В ней содержится только старый добрый коньяк, — уверил я ее. — И ты должна сесть на нее.
— Что я должна?
— Сесть на нее, — повторил я. — В настоящий момент он холодный. Я имею в виду коньяк. Твой зад согреет его, и через какое-то время он будет иметь комнатную температуру.
— Я и раньше слышала о разных шутниках, — сказала она. — Но тебе полагается за это диплом первой степени!
— Я говорю серьезно, — повторил я.
— Ты опасный сумасшедший! — прошипела она.
— С холодным коньяком ничего не выйдет, — сказал я.
— О, Бог ты мой! — выдохнула Джулия. — Я слышала о людях с комплексами, но с таким встречаюсь первый раз. Это превосходит все!
— Заткнись! — набросился я на нее.
Разумными разговорами здесь, видно, добиться было ничего нельзя, поэтому я схватил Колетт за плечи одной рукой, а другой под коленки и посадил ее на чашу.
Раздался какой-то шлепающий звук, Колетт пронзительно вскрикнула и попыталась выбраться из сосуда, а так как коньяк проливать было нельзя, — у нас его больше не было, — то я уселся верхом на ее бедра и крепко держал ее руки за спиной.
— Сейчас пойдет пар, — благоговейно заметила Джулия, — и пары коньяка сорвут их обоих с чаши.
— Раньше он не был таким, — самодовольно сказала Мэнди. — Видно, он стал импотентом после того, как я бросила его.
— Отпусти меня! — выла Колетт. — Ты, развратник!
