К концу этой встречи ко мне подошла известная на таких мероприятиях женщина - Лили Уильямс, которая была секретарем Профсоюза конторских служащих в период, когда в нем верховодили коммунисты. После победы в профсоюзе группы ALP она стала секретарем руководимого коммунистами Еврейского совета по борьбе с фашизмом и антисемитизмом.
_ Мы оказались в затруднительном положении, доктор, - сказала она.
Мы надеялись, что руководителем научной группы поедет доктор Рубинштейн, но он говорит, что не может, так как не исключает возможности неприятностей на работе. Не могли ли бы вы поехать вместо него?
Речь шла о докторе Чарльзе Рубинштейне, который в то время занимал один из руководящих постов в Ассоциации по борьбе с туберкулезом. Я сказал ей, что эта идея мне по душе. Следуя разработанной тактике, я должен был так ответить, однако надо признаться, что бесплатная поездка за границу была для меня действительно большим соблазном.
На следующий день я встретился с Лили Уильямс и одним из представителей коммунистического Еврейского совета. Они спросили меня, смогу ли я так устроить мои личные дела, чтобы после конференции в Пекине отправиться вместе с группой делегатов на конференцию сторонников мира в Вену, а затем в Москву и другие страны за железным занавесом. Когда я сказал им, что смогу, они заверили меня, что сумеют раздобыть финансовые средства для покрытия моих расходов. Я знал, что даже при таком раскладе вещей мне следует в первую очередь выяснить мнение по этому вопросу как Петрова, так и Службы безопасности.
Лили Уильямс знала о моей связи с советским посольством, поэтому когда мы остались наедине, я дал ей понять, что для того, чтобы быть полностью уверенным, мне необходимо кое с кем посоветоваться.
- Понимаете, - сказал я, - мне очень хочется поехать, но я не могу сказать об этом нашему другу. У вас совсем другое дело; надеюсь вы понимаете, что я имею в виду.
Лили с соответствующим заговорщическим видом подтвердила, что понимает. Я почувствовал, что одновременно достиг четырех целей: сохранил возможность для дальнейшего развития отношений; сообщил Лили достаточно, но не слишком много, чтобы не превратить наши отношения в союзнические; оказался в ситуации, которая могла произвести значительное впечатление на Петрова и приобрел определенные заделы для долгосрочного планирования моих мероприятий.
Мы с Лили договорились, что с моим окончательным ответом по этому вопросу не следует затягивать, и я пообещал связаться с ней в течение трех дней - к следующему понедельнику.
В воскресенье утром я уже ехал в Канберру для беседы с Петровым. В пути я пытался продумать правильный вариант организации личной встречи с Петровым. Я знал, что он уже начал рассматривать меня в качестве своего агента и будет ожидать от меня осмотрительных действий. Он рассчитывает, рассуждал я, что, поддерживая с ним практически агентурные отношения, я не стану привлекать внимание к нашим взаимоотношениям, выставлять напоказ нашу с ним связь перед другими сотрудниками советского посольства.
Как мне следовало бы поступить, если бы я был агентом Петрова? Я решил, что наиболее простым и осмотрительным решением будет позвонить ему из Гоулберна - ближайшего к Канберре городка, чтобы он мог сам предложить свой вариант встречи. Очевидно, это было правильное решение с моей стороны, потому что, когда я позвонил ему в посольство, он предложил мне приехать к нему домой в течение следующих двух часов.
Петров ожидал меня в одиночестве, сообщив мне, что его жена занята работой в посольстве. Едва только я начал свой рассказ, как Петров принялся отчаянно жестикулировать. Какое-то время я был в полном недоумении, но быстро сообразил, что он старается дать мне понять, что его в его доме установлены подслушивающие устройства. Я считаю, что такие предосторожности со стороны человека, который постоянно живет в мире шпионажа, вполне объяснимы. Использование подслушивающих микрофонов даже в туалетах не было новостью для его связей, поэтому я последовал за ним в садик за домом, который был изолирован и окружен высоким забором.
Петров был полностью за то, чтобы я присоединился к отъезжающей делегации.
_ У вас прекрасное объяснение всему этому, - сказал он. - Вы
врач, вас посылает австралийский народ, от этого никому не может быть никакого вреда.
Фактически Петров убеждал меня в том, что эта поездка не скомпрометирует меня в глазах австралийских властей.
У меня были все основания для удовлетворения от того, как я повел себя с самого начала этой ситуации, так как по мере продолжения разговора стало ясно, что Петров уже заранее знал о событиях, о которых я его проинформировал. Явным признаком этого явилось то, как он сказал мне: Вы наверняка окажетесь одним из тех, кого изберут среди делегатов конференции для поездки в Москву и оттуда в Вену - и добавил: Я дам вам адреса нескольких лиц , которым вы сможете позвонить по приезде в Москву.
Наша беседа длилась немногим более получаса, и вскоре я уехал. Петров проявлял нетерпение и некоторое беспокойство по поводу моего присутствия в его доме.
Вернувшись в тот же день в Сидней, я немедленно встретился с Нортом и проинформировал его, что Петров не возражает против моей поездки за границу, и все, что мне теперь необходимо, так это одобрение со стороны Службы безопасности. Норт выразил сомнение в том, что такое одобрение будет получено. Он высказал предположение, что его Управление займет по этому вопросу такую позицию, что моя работа слишком важна для Австралии, чтобы согласиться на риск моей поездки за границу, что все это мероприятие может быть ловушкой и что нельзя исключать возможность моей физической ликвидации. В любом случае он пообещал довести до меня принятое решение как можно скорее.
Несмотря на это, в понедельник я сообщил Лили Уильямс, что готов поехать. Одобрение поездки со стороны Петрова не оставляло мне иного выбора.
Однако теперь Служба безопасности заставила меня изрядно подергаться, наглядно продемонстрировав, что никакой агент не пользуется её полным доверием. Через несколько дней после нашего разговора Норт сообщил мне, что, по мнению Службы безопасности, я должен ехать. После долгих дискуссий было решено компенсировать мне потерю заработка из-за перерыва во врачебной практике на время моей поездки в размере ста долларов в неделю, а после возвращения домой и возобновления практики выделять мне субсидию в размере ста долларов в неделю до тех пор, пока мои собственные гонорары не достигнут этой цифры.
Не успели мы ещё утрясти эти вопросы, как начались колебания и нерешительность. Каждую неделю Управление меняло свое мнение на одной неделе они считали, что мне следует ехать, на следующей - не следует. Это ставило меня в неудобное положение перед организаторами поездки. Мне пришлось выискивать благовидные предлоги на случай, если в итоге пришлось бы от поездки отказаться
Одним из самых надежных предлогов была ссылка на то, что за мной числится задолженность по налогам, и я до сих пор не смог её урегулировать. Чиновники налоговой службы задерживали накануне отъезда из страны людей куда более известных чем я, так что предлог был убедительным.
Однако, в конечном итоге выяснилось, что ни один из этих предлогов не потребовался, так как в конце концов делегация не выехала из Австралии. Премьер-министр Мензис отказался выдать паспорта её членам. Служба безопасности наверняка за несколько недель знала о подготовке такого решения и его предстоящем обнародовании, однако предоставила мне возможность барахтаться в трясине бесполезных интриг.
Я, обоснованно или нет, но истолковал такое умолчание Службы безопасности как недостаток доверия к моей надежности и способности сохранить информацию в тайне от моих связей среди коммунистов. Особенно меня разозлила мысль о том, что они, вероятно, полагают меня неспособным сыграть предназначенную мне роль, если я заранее буду располагать такой информацией. А ведь я почти три года готовил себя как раз к такой роли.
С самого начала моего сотрудничества со Службой безопасности я пришел к выводу, что агент не сможет должным образом выполнить порученную ему задачу, если не живет постоянно в этой роли даже в отношениях со своими близкими друзьями и нейтральными связями, не имеющими к этому отношения. Практика показала, что я был прав. Никакой агент не добьется успеха, если он пытается выступать в одном обличье перед друзьями и в другом - перед врагами. И когда друзья консервативных убеждений стали покидать меня, это послужило для меня лишь мне лишь доказательством того, что я успешно воплощаю мою теорию в жизнь.
Появившиеся публикации о запрете Мензиса на поездку вызвали невероятный ажиотаж в кругах коммунистов. Уже через пару часов после заявления премьер-министра организаторы поездки стали искать возможности обойти этот запрет.
