Шеф Вердженес остановился и совершил отчаянный бросок к набору «Вюстхоф».[45] В его руках оказался восьмидюймовый поварской нож, а в руках детективов — пистолеты. Под дружное «Брось!» повар разжал пальцы, словно ручка ножа вдруг раскалилась. Никки тотчас сбила его ножничным захватом — тем самым, который отрабатывала утром.
Пока Каньеро надевал наручники, Никки успела привести себя в порядок и зачитать Вердженесу его права. Когда повара усадили на стул посреди кухни, она начала:
— Мистер Вердженес, я детектив Хит. Не затрудняйте нам работу, просто скажите: где тело?
По отличающемуся грубоватой красотой лицу, годами мелькавшему на миллионах телеэкранов, текла струйка крови из расцарапанной брови. За спиной Никки шеф Вердженес видел всех своих сотрудников, столпившихся за стойками и уставившихся на него.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
Никки обернулась к своим:
— Перетрясите здесь все.
Часом позже, обыскав ресторан и ничего не обнаружив, Хит, Рук и Тараканы доставили Ричмонда Вердженеса в Сохо, в его модную мансарду неподалеку от Принс-стрит. В наручниках и под конвоем он совсем не походил на вечного фаворита «Загата»[46] и кандидата в «Железные шефы».[47] Его крахмальный белый китель украшали пятна с кухонных ковриков. На колене клетчатых поварских брюк темнело пятно крови размерами и формой похожее на бабочку монарха — еще один след от схватки с Хит, в дополнение к брови, промытой и заклеенной полицейскими медиками.
— Может, вы хоть здесь избавите нас от хлопот, шеф Ричмонд? — предложила Хит. Он словно не слышал: стоял, уставившись на голубые сабо. — Как хотите. — Никки обернулась к полицейским. — За работу, ребята.
И ребята взялись за работу, осматривая все, куда могло поместиться тело.
— А закончив здесь, мы перейдем к вашему ресторану на Вашингтон-сквер. Сколько вы потеряете, если мы закроем «Вержд» на сегодняшний вечер?
Повар молчал.
Обыскав гардеробы, шкафы и кофейный столик в виде сундука в гостиной, полицейские усадили хозяина на стул в кухне — просторной и хорошо оборудованной, из тех, какие показывали по кабельному в шоу: «Готовьте как Вердженес».
— Зря теряете время. — Попытка изобразить оскорбленный тон не удалась. На кончике носа у шеф-повара повисла капелька пота, и, когда он тряхнул головой, чтобы ее сбросить, длинные, зачесанные на прямой пробор волосы разлетелись веером. — Здесь вы не найдете ничего интересного.
— Не знаю, не знаю, — ответил ему Рук. — Я бы не отказался от рецепта вот этих кукурузных палочек халапеньо.[48] — Он уже угостился, сцапав лакомство с чугунного противня на кухонном столе.
— Рук! — одернула его Хит.
— А что? Хрустящие снаружи, сочные внутри, с перчиком… мм, тают во рту!
Каньеро вернулся из кладовки.
— Ничего.
— Как и в кабинете, и в спальне, — доложил от другой двери Таррелл. — Чем он тут занимается?
Никки обернулась к гримасничающему Руку.
— Мешает работать. Знаешь, Рук, потому-то мы и не любим брать тебя на выезды.
— Простите, дорвался до остренького. Знаете, чего бы я сейчас хотел? Сладкого чая!
Бросив на Рука мрачный взгляд, Таррелл присоединился к напарнику, который пытался отпереть дверь в дальнем конце кухни.
— Что там? — спросил Каньеро.
— Винный бар, — ответил шеф. — Некоторые вина стоят тысячи. И требуют хранения при постоянной температуре.
Хит заинтересовалась.
— Где ключ?
— К нему нет ключа, кодовый замок.
— Отлично, — кивнула Никки. — Прошу очень вежливо. Один раз. Назовите код. — Не услышав ответа, она напомнила: — У меня ордер.
Повара это повеселило.
— Попробуйте вскрыть им дверь.
— Каньеро, свяжись со взрывниками и скажи, что нам нужен взрывпакет. И эвакуируй людей из здания.
— Стойте, стойте! Взрывпакет? У меня там «Шато От-Брион» тысяча девятьсот сорок пятого года! — Никки приставила ладонь к уху. — Код четыре-один-три-один-девять!
Каньеро ввел код, и в замке зажужжал сервомотор. Откинув легкую дверцу, детектив шагнул внутрь. Через минуту вышел и покачал головой.
— И вообще, что вы на меня набросились? — спросил шеф, к которому вернулось малая толика храбрости.
Никки встала над ним, так близко, что арестованному пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть ее лицо.
— Я объяснила. Мы просим вас вернуть тело Кэссиди Таун.
— Откуда мне знать, где оно? Я даже не был знаком с этой сукой.
— Нет, были, — возразил Рук. — Я слышал, как вы спорили. — Журналист резко выдохнул. — Ух, должно быть, перчинку раскусил.
Вердженес выглядел так, словно ему напомнили о чем-то, основательно забытом.
— А, вот оно что? Ну спорили. Какого черта? Вы решили, будто я ее убил, потому что отказался зарезервировать для нее дюжину мест на день открытия, а она взбунтовалась?
— Наши свидетели показали, что вы наняли их для похищения тела.
Повар фыркнул:
— С меня хватит. Вы просто сумасшедшие. Я требую адвоката.
— Отлично. Сможете его вызвать, когда вас доставят в участок, — сказала Хит.
Таррелл и Каньеро, начав с противоположных сторон кухни, последовательно продвигались к середине, открывая и закрывая шкафы, набитые кулинарными книгами, импортными сервизами и наборами кухонной посуды «Уильямс-Сонома».
— Право, у меня во рту пожар! — Рук подошел к большой морозильной камере. — А, тут у нас холодильник? Роскошно!
— Не трогайте, он не работает! — выкрикнул Вердженес.
Но Рук уже повернул ручку. И отскочил, когда тело Кэссиди Таун вывалилось из морозилки и грохнулось на испанский кафель у него под ногами. Полицейский, стороживший дверь, влетел в кухню, услышав вопль Рука.
Столкнувшись с суровой реальностью комнаты для допросов, Ричмонд Вердженес стал другим человеком. Заносчивость тут же исчезла. Никки рассматривала его руки, покрытые мозолями и шрамами от долгих лет поварской работы. Руки дрожали. Сидевший рядом с Вердженесом адвокат кивнул, предлагая клиенту начинать.
— Прежде всего, я ее не убивал, клянусь.
— Мистер Вердженес, вспомните, сколько раз в жизни вы видели, как официант возвращает тарелку на кухню, потому что клиент сказал, что блюдо остыло. Вот примерно так же часто сидящие передо мной люди в наручниках повторяют: «Клянусь, я этого не делал».
Адвокат тут же вмешался:
— Детектив, мы надеемся встретить понимание. Не думаю, что есть причины осложнять ситуацию.
Винн Цандерхуф был партнером одной из крупных фирм на Парк-авеню, специализировавшихся на индустрии развлечений. Он представлял фирму в уголовных делах, и за последние годы Хит не раз с ним сталкивалась.
— Разумеется, адвокат. Тем более, что ваш клиент так постарался облегчить нам жизнь: сопротивлялся аресту, угрожал оружием, препятствовал следствию. И все это после убийства Кэссиди Таун. Плюс организация похищения тела. Плюс многочисленные нарушения, связанные с похищением. Сдается мне, сложная ситуация — девиз дня для вашего клиента.
— Признаю, — кивнул адвокат. — И поэтому мы надеемся прийти к определенному соглашению, способному снять излишнюю напряженность.
— Хотите поторговаться? — удивилась Хит. — Вашего клиента обвиняют в убийстве, и мы располагаем признанием одного из людей, которых он нанял для похищения тела. Что вы намерены нам предложить — бесплатный десерт?
— Я ее не убивал. В ту ночь я был дома с женой. Она подтвердит.
— Проверим.
Что-то мелькнуло на лице шеф-повара. Он лишился прежней самоуверенности. То ли не слишком доверял своему алиби, то ли еще что-то. Что же это может быть? Никки решила рискнуть.
— Когда, говорите, вы были с женой?
— Всю ночь. Смотрели телевизор, легли спать, проснулись.
Никки устроила целый спектакль, открывая блокнот и занося над ним ручку.
— Прошу точно назвать время, когда вы с женой легли в постель.
— Не помню. Посмотрели ночные новости и завалились спать.
— Итак, — проговорила Никки, записывая, — говорите, в двенадцать часов? В полночь?
— Ну да, или немного позже. Ночные программы всегда задерживаются на несколько минут.
— А когда вы вернулись домой?
— Ну, примерно в четверть двенадцатого.
Уловив что-то в воздухе, Никки поднажала:
— Шеф, я слышала, что рассказывают о ресторанном бизнесе. Не слишком ли ранний час для возвращения с работы? Тем более — когда речь идет о новом ресторане.
Она видела, что не ошиблась. Вердженес занервничал, его лицо искривилось, словно он искал языком прилипшую к десне волосинку.
— Посетителей было мало, вот я и… сорвался пораньше.
— Понимаю. И в какое же время вы «сорвались»?
Шеф поднял глаза к потолку.
