- Я тебе все: "Сырцов, да Сырцов", а ты хоть бы хны, - приступил к делу Смирнов. - А в прошлый раз взвился, как конек-Горбунок.
- В прошлый раз я еще думал, что бога за бороду ухватил. Гордый был до невозможности и твердо понимал, что вы, конечно, боевой старичок, но в жизни сегодняшней ни хрена не понимаете. Вот тогда и обидно стало, что вы меня все Сырцов, да Сырцов.
- Точно объяснил, Жора, - оценил ответ Смирнов. - Помимо круговой обороны есть еще один выход: лечь на дно. Они поплавают, поплавают вокруг, увидят, что ты смирно лежишь, и отстанут без беспокойства. Ну, как?
- Я ведь ко всему прочему еще и мужик, Александр Иванович. Мэн.
- А теперь последнее мое предложение. Ты со всеми потрохами, без вопросов и условий переходишь ко мне работать и работаешь на меня так, как я захочу. Работа будет оплачиваться.
Сырцов повернул голову, посмотрел, наконец, Смирнову в глаза:
- Я себя высоко ценю, Александр Иванович, очень высоко.
- Про "очень" ты зря, - как бы а парт высказался Смирнов. - Но в общем-то, человек и должен ценить себя высоко, разумно определяя, что он может стоить. Я заплачу тебе как надо, Жора.
- Откуда у вас капитал, полковник милиции в отставке?
- Да или нет?
- А если да?
- Ну, ну, паренек, напрягись, без "если"!
- Да.
Чудесненько. Меня сейчас к Алику Спиридонову домой подбросишь и приступай сразу же. Помолясь предварительно.
- Дом на набережной? - попытался искрометно угадать Сырцов.
- Дом на набережной, Жора, задачка для элементарного топтуна. Проследить, отметить по местам и доложить. А крутить - раскручивать того неосторожного любовника покойной Татьяны Вячеславовны придется серьезной компанией, чтобы рвать его на куски со всех сторон. Нет, Жора, работка твоя будет посодержательней. Был у нас недавно вождь один, ты, может, еще на демонстрациях его портрет на палке носил, по имени-отчеству Юрий Егорович. Помнишь такого?
- Ну.
- Господи, как я не люблю нынешнего модного "Ну"! Да или нет?
- Да помню, помню! Перед глазами стоит, как живой!
Смирнов неодобрительным хмыком осудил излишне бойкий тон Сырцова, но словесно отчитывать его не стал. К изложению задания приступил:
- Перво-наперво найди его и не отпускай. От страха он сейчас как бы полунелегал, по конспиративным квартирам мечется. Исходные - телефон сестры, у которой он до недавнего времени постоянно скрывался. Сейчас, я думаю, Казарян его оттуда спугнул. Найдешь его, и тогда начнется главная работа: доскональное выявление его связей. Хорошенько отработаешь эти связи, и мы с тобой по ним стаю сыскных пустим.
- А кто на конце, Александр Иванович?
- Вот об этом тебе знать рановато, Жора. Все понятно, или мне еще пожевать, чтобы ты проглотил?
- Все понятно, - заверил Сырцов, поднялся со скамейки, стал напротив, засунул руки в карманы широких штанин и, покачиваясь на каблуках, спросил: - на кого вы работаете, Александр Иванович?
- Ты меня по двум предыдущим делам знаешь, Жора. - Опираясь на палку, поднялся со скамейки Смирнов. - И убедился, что работаю только на себя.
Сырцов ухмыльнулся понятливо и спросил кстати:
- Сейчас у вас деньги. Бабки от кого-то идут?
21
Игорь Дмитриевич послушно гулял у полукруглой скамейки, завершавшей скульптурно-архитектурный комплекс памятника Грибоедову, который, если снять с него мундир, запросто сошел бы за известного советского писателя Евгения Воробьева, автора знаменитого романа "Высота". Гулял Игорь Дмитриевич в паре с по-английски строго элегантным пятидесятилетним гражданином, принадлежность которого к определенному ведомству обнаруживалась лишь излишней тщательностью разработки образа джентльмена на прогулке. Джентльмен первым увидел Смирнова и откровенно узнал, не скрывая, что знаком со смирновскими фотографиями и приметами. Узнал, улыбнулся встречно и, обернувшись к Игорю Дмитриевичу, взглядом дал понять, что знакомить его надо со Смирновым.
Познакомились и гуляючи пошли по осеннему Чистопрудному бульвару. Молча шли, пока не выдержал Игорь Дмитриевич.
- Александр Иванович, я так и не понял из нашего телефонного разговора для чего столь спешно необходима эта наша встреча втроем.
- Присядем где-нибудь в укромном месте, и я подробно расскажу вам и Витольду Германовичу... я правильно запомнил ваше имя-отчество? - перебив сам себя осведомился у джентльмена Смирнов и, получив утвердительный кивок, продолжил: - Зачем мне понадобилась экстренная встреча с вами.
Игорь Дмитриевич при первой встрече со Смирновым убедился в его ослином упрямстве и за бесперспективностью разговор прекратил. Витольд же Германович просто принял правила игры. Коль о цели экстренной встречи можно говорить только в укромном месте, то надо следовать в это место.
Лучшее время Чистых прудов - ранняя осень. Лучшее время для посещения Чистых прудов - где-то у трех пополудни. Нежаркое, но растлевающее размаривающее солнце сквозь уже поредевшую листву вершила свое коварное дело: редкие московские бездельники, попадавшиеся навстречу, не шли, не брели даже - расслабленно плелись в экстатической и самоуглубленной томности.
Пути Смирнова и Зверева никогда не пересекались: и тот и другой, увидев друг друга, сразу поняли это. Тем откровеннее был взаимный интерес - они, не скрываясь, рассматривали друг друга.
- Я о вас, Александр Иванович, премного наслышан, - с эдакою изысканной старомодностью завел беседу джентльмен Зверев. Экстренной встречи тема этой беседы не касалась, значит, можно.
- Стукачи нашептывали? - Поморгав, простодушно поинтересовался Смирнов.
- Экий же вы... - Витольд Германович чуть запаузил, чтобы подобрать точное, но не очень обидное слово, - неудобный в беседе человек.
- И не только в беседе, - заверил Александр Иванович, но собачьим своим нюхом учуяв ненужное хвастовство этих слов, мигом перевернулся и стал по отношению к себе грустным и ироничным: - Как всякий пенсионер, я лишний на просторах родины чудесной. Лишний, естественно мешает, а мешающий человек всем неудобен, как провинциал с мешком арбузов в московском метро в часы пик.
Все понял Витольд Германович - умный, подлец, - усмехнулся мягко и заметил еще мягче, хотя и с укором:
- Самоунижение суть гордыня, Александр Иванович. А для нас, православных, нет греха страшней гордыни.
- Для нас, православных, самые страшные грехи - воровство да лень. А гордыня... Это не грех, это национальная черта. Мы все гордимся: самодержавием, империей, развалом империи, коммунизмом, борьбой с коммунизмом, шовинизмом, интернационализмом, широтой души, неумением жить, уменьем жить, неприхотливостью, привередливостью... Иной выдавит из себя кучу дерьма в сортире и то гордится: никто, мол, в мире такой кучи сделать не может окромя русского человека.
- Ох, и не любите вы свой народ, Александр Иванович! - почти любя Смирнова за эту нелюбовь, восхитился Зверев.
- Я, Витольд Германович, - с нажимом произнес нерусское имя-отчество Смирнов, - не русский народ не люблю, а правителей его пятисотлетних, начиная с психопата Грозного, кончая маразматиком Брежневым, которые приучили мой народ соборно, как любят выражаться холуи, - пииты этого пятисотлетия, проще - стадно - гордиться, раздуваясь от национальной исключительности, а по одиночке ощущать себя ничтожнее и несчастнее любого, кто прибыл из-за кордона и не говорит по-русски.
- Дальнейших, после Брежнева, называть опасаетесь? - Витольд Германович хотел отыграться за "Витольда Германовича".
- После Брежнева, кроме идиотского путча, пока ничего и не было, - не задумываясь, легко отпарировал Смирнов.
Не заметя как, они прошли пруд и вышли к Стасовской гостинице (индийский ресторан, как всегда, ремонтировали, поэтому он был просто не взят в расчет).
- Где ваше укромное местечко? - напомнил о себе Игорь Дмитриевич.
Не ответив, Смирнов, сильнее обычного хромая на брусчатке, пересек трамвайные пути и вышел на тротуар. Игорь Дмитриевич был прилипчив, как комар:
- Так где же?
Смирнов взмахом палки очертил некий магический эллипс, охватывавший все двухэтажье по ту сторону трамвайных рельсов и вспомнил ностальгически:
- Вот тут во времена моей молодости укромных местечек было - не счесть!
И пошел себе дальше - на Маросейку. Свернул за угол. У цветочного магазинчика пересекли, нарушая, проезжую часть и уткнулись в рыбное кафе. Смирнов ласково объяснил:
- Когда оно только открылось, мы это кафе "На дне" звали. Короткое время здесь было хорошо.
- Сюда? - поинтересовался нетерпеливый Игорь Дмитриевич.
- А сейчас здесь отвратительно. - Завершил свою информацию о рыбном кафе Смирнов и, пройдя метров двадцать, оповестил о конце пути: - Вот сюда!
Хорошая деревянная дверь с неряшливым металлическими цацками скрывала за собой лестницу необычайной узости и крутизны. Они долго карабкались вверх - она еще и высока была, пока не достигли гардеробной, где жуликоватый (по первому впечатлению) метрдотель почему-то потребовал с каждого по пятерке и только после этого ввел в зал.
