Я повторила звонок. На этот раз вполне ясный и осмысленный голос Эллера произнес:
— Да, я слушаю.
— Уважаемый Леонард Леонтьевич, — отчетливо, насколько позволяли метель и леденеющие губы, произнесла я. — Это я, Женя, если вы сразу не поняли с первого звонка…
— Так это ты звонила?
— Ну конечно, я. А вы что, подумали, что вам звонит настоящая Алина из Австрии?
— Я ничего не подумал, — несколько поспешно заявил он. — Я.., это.., уже спать лег. Тебе звонил-звонил, а ты трубку не берешь. Думал, телефон отключен.
— Ага. За неуплату, — саркастически отозвалась я. — Вот что, Лео-Лео. Я тут стою возле указателя села Багаево под фонарем.
Условия, прямо скажем, не горнолыжного курорта. Так что не могли бы вы прислать за мной машину, чтобы меня отвезли в какое-нибудь теплое удобное место.
— К-какое место?
По всей видимости, Эллер еще не до конца проснулся.
— Думаю, что через полчаса примерно буду согласна на собачью конуру! — рявкнула я. — Так что поспешите, любезный супруг, раз уж вы поблизости. А я в награду расскажу вам презабавную сказку на ночь.
Правда, может статься, что сказочка покажется страшноватенькой.., ну как «Аленький цветочек».., и вы не сможете уснуть.
— Подробнее опиши место, где ты находишься, — уже совсем отчетливо произнес Элдер. — Я вышлю машину.
Я объяснила…
Машина появилась на дороге примерно через пятнадцать минут, когда я уже задрогла окончательно. И хорошо, что я не вышла к фонарю. Годами выработанные охранные инстинкты побудили меня держаться вне зоны, на которую распространялся тусклый свет фонаря. Это мне помогло. Более того — это меня спасло.
Это была не та машина. Она проехала мимо фонаря, даже не притормозив, и только там, где мой полузанесенный след сливался с обочиной дороги, остановилась.
Клинки фар скользнули в темноте. В рое снежинок, на фоне света автомобильных фар, мне удалось различить, как открылась и захлопнулась дверца, из машины выскочил человек и склонился почти до земли, вероятно, приглядываясь к моим почти занесенным снегом следам.
— Ну что? — донеслось сквозь вой метели.
— Сошла куда-то на обочину. С дороги сбилась, повернула в сторону полей. Поехали, Геныч! Все равно ей кранты: мороз минус тридцать три и метель такая хреначит.
Замерзнет, куда денется… Она к полевым условиям непривычная!
— Вот паскуда! — глухо донеслось с дороги, а потом взревел двигатель, и взвился снежный вихрь, поглотивший машину с не нашедшими меня убийцами.
«Непривычная»! Да, наверное, Алина Эллер и в самом деле дамочка изнеженная, хотя по последним событиям я не стала бы утверждать это со стопроцентной уверенностью. Но я — Евгения Охотникова, которой приходилось попадать и не в такие климатические условия, которой доводилось резать ножом загустевший на жутком морозе керосин… И все же даже я чувствовала, что долго не продержусь. Тело было напряжено до отказа. Предательская оцепенелость медленной холоднокровной ящерицей кралась по телу, прежде всего сковывая руки и ноги…
Три часа ночи. Я села у фонаря. Еще немного, и я буду готова на все. Стану податливой, как этот снег, летящий в свете фонаря покорно, покорно… Куда укажет ветер.
Только бы попасть в тепло, выпить горячего чая, а еще лучше кофе с коньяком. Или коньяку без кофе. Или нет — водки в горячей ванне…
Машина вынырнула из темноты мягко, как зверь. Распахнулась дверца, и голос Сережи Вышедкевича произнес:
— Садись, что ли.
* * *
Через пятнадцать минут я сидела в жарко протопленном домике. Кажется, в нем жили сам Эллер, его личный охранник Вышедкевич и первый оператор, но этот спал мертвецким сном, «бо напился, аки евин», как мне сказали. И я, обжигаясь, пила горячий чай. Перед этим я грамотно отрегулировала дыхание и сделала несколько восстанавливающих упражнений. Впрочем, лучшим из всех упражнений все равно оказалось то, что предложил мне Леонард Леонтьевич. Нет-нет, я вовсе не о пресловутом «выполнении супружеских обязанностей». Просто он посмотрел на то, как я пью чай, а потом извлек из недр какого-то старого шкафа бутылку водки, плеснул щедро, почти полстакана, и сказал строго:
— Пей. Она не из холодильника, кстати.
— В холодильнике теперь тепло-о-о!.. — морщась, выговорила я. — Каких-то жалких минус двадцать в морозилке, а в общей камере вообще благодать — плюс восемь и безветренно!
— Ты не рассуждай, а выпей давай! — сказал Вышедкевич со свойственным ему насмешливым хладнокровием.
Я выпила и несколько секунд сидела молча, прислушиваясь к ощущениям в своем организме.
— А теперь рассказывай.
— А рассказывать-то особенно нечего, — произнесла я. — Могу только посоветовать вам, Леонард Леонтьевич, выписать мне премию. Практически посмертно. Словом, вы умно поступили, когда расставились по ситуации так, что на моем месте сегодня не оказалась ваша настоящая супруга Алина Борисовна. Думаю, ей бы подобный променад не понравился.
И я вкратце изложила всю историю — от знакомства с Антошей-актером на улице до душещипательной сцены на пустыре с последующим побегом. Эллер слушал с подвижным лицом, то хмурясь, то прикладывая к щеке ладонь, то пуская по лбу кожные складки.
Вышедкевич же мимически напоминал каменного сфинкса.
Но именно он отреагировал первым, задав короткий вопрос:
— Кого, кроме Грицына, упоминал Калинин?
— Да он, честно говоря, всех материл и в бровь и в глаз. А Тугрик…
— Равиль Тугарин, да?
— Он самый. Так вот он вообще весь мир проклинал, так что составлять список не будем. Меня, конечно, видеозапись впечатлила. Главное, на основе этого бреда наркоманки они смертный приговор вынесли.
Берии недоделанные!
— Я предупреждал, что Ира Калинина неадекватна психически, — произнес Вышедкевич. — Оказалось, что у нее все семейство такое. Впрочем, о Гене Калинине я тоже кое-что слышал. Например, что он человек неуравновешенный. И то, что Грицын его уволил, меня, честно говоря, нисколько не удивляет. Обвинения против тебя.., то есть против Алины, конечно.., мы даже рассматривать не будем, настолько они абсурдны.
— Что будем дальше-то делать? — встревоженно спросил Эллер. — Ведь это.., покушение на убийство, труп имеется. Я имею в виду Тугарина. В милицию надо заявить или…
— Спокойненько, спокойненько… Я вот думаю, что торопиться совсем не надо, — перебила его я. — В милицию заявить никогда не поздно, только какой смысл? Можно разобраться с этим делом и в обход органов.
— Она, кстати, дело говорит, Леонтьич, — поддержал меня Вышедкевич, — некуда спешить. Зачем лезть на рожон?
— Рожон — это наконечник большого и широкого копья, с которым ходили на медведя, — непонятно к чему принялся объяснять Эллер. — Охотник дразнил медведя, а потом, когда медведь кидался, то острие копья — рожон — он упирал в грудь медведя, а тупой конец втыкал в землю. Медведь ярился и сам себя убивал, налезая на острие копья.
— Ага, — без особого энтузиазма откликнулся Вышедкевич, — ты нам еще какую-нибудь познавательную лекцию почитай. А дело-то, между прочим, серьезное.
Калинин этот…
— Калинин Калининым, — вмешалась я, — да только угрозы Алине посылал вовсе не он. И джип, разумеется, взрывал тоже не он. Конечно, не стоит утверждать так безапелляционно, я еще наведу справки о нем.
Только едва ли справки эти изменят мое уже сложившееся мнение. То, что он хотел меня убить, — импульсивный поступок. Попал отморозок в черную полосу, стал яриться, как тот медведь, о котором Леонард Леонтьевич сейчас нам так красочно рассказывал, ну и.., попал в идиотскую ситуацию. Ему теперь надо на дно ложиться на случай, если мы контрмеры примем. А принять их мы, конечно, примем.
— Что именно? — солидно и с изрядной долей позерства осведомился мэтр кинематографии.
— Вы знаете, Леонард Леонтьевич, не в моих правилах раскрывать свои планы, тем более когда они еще не сложились. Так что я тут как-нибудь сама разберусь.
Эллер склонил голову набок, и с некоторой обидой отозвался:
— Ну что ж.., как угодно, как угодно, Женя.
— Вообще-то больше всего мне угодно поспать, — сказала я. — Потому что вымоталась я страшно. Последние мои приключения никак не способствуют бодрости. Оставим подробный разговор до утра.
— Оставим, — пробормотал Эллер. — Ладно, я тоже пошел спать. Сегодня утомительный вечер был, три дубля строительства снежной крепости отсняли.., все-таки.
Он ушел. Я повернулась к Вышедкевичу и спросила:
— Чего-чего отсняли?
— У них там по сценарию есть момент, когда дети строят снежную крепость, а убегающий от бандитов тип использует ее в качестве укрытия. Крепость приходилось для каждого дубля заново строить, потому что по ней и из автоматов палили, а потом и из «мухи», из гранатомета, шарахали, — пояснил Сергей. — Вот такие у нас милые сценарии. Кстати, я играл одного из бандитов.
