Она присутствовала на такой операции вместе с военными медиками. Я не верила ни одному ее слову, пока не увидела двухметрового Кешку, вытянувшегося параллельно с Ириной. Большие шкафы, как известно, громко падают. Это правда. Теперь я знаю. Но мертвое — мертвым, живое — живым. Надо Кешку спасать.
Для этого мне, конечно, пришлось поискать в особняке нашатырь. Нашелся. Ничего удивительного. Ведь совсем недавно в этом доме были похороны. А на них, как известно, без нашатыря не обойтись.
Кешкин нос пытался, конечно, увернуться от назойливого, резкого запаха. Тем более парнишка принял солидную дозу на грудь. Так что еще неизвестно, от чего «малыш» рухнул: от увиденного или от перебора.
Наконец он пришел в себя и с трудом поднялся с пола. Прислонившись спиной к косяку двери, потухшим голосом спросил:
— Она умерла, Таня?
— Нет. Прикидывается мертвой, чтобы тебя напугать, — грубо пошутила я. Потом добавила: — Уже почти остыла.
— И что же теперь будет, Таня?
Я пожала плечами:
— Что тут может быть? Теперь уже ничего не будет. Милицию надо вызывать.
— Господи, это кто ж ее так? И за что? Она хоть и любила погулять, но баба-то безвредная. Никому зла не делала.
У Кешки эта мысль родилась спонтанно, с пьяных глаз, так сказать. Ну не приметил он ножичка в правой руке — и все тут. Но устами младенцев и пьяных, как правило, глаголет истина. И меня эта мысль «кто ж ее так?» сразу зацепила. Да я и сама так же думала, если быть честной до конца.
— Кто и за что — не знаю. Могу только предположить. А то, что ты говоришь, — зла никому не делала, — это еще ничего не значит. Хороших людей тоже иногда убивают.
Я внимательно изучила обстановку, стараясь ни к чему не прикасаться. Все говорило за то, что нож ей вложили в руку уже мертвой.
Действительно, чего это вдруг Ирина себе горло могла перерезать? Всего несколько часов назад она об этом даже и не помышляла. Ну, испугалась женщина, конечно, ответственности за свои деяния. Так ведь, подсыпая снотворное, она не подозревала, какую роль это сыграет в судьбе ее несчастного мужа!
— Я, например, и предположить ничего не могу. А ты как сыщик прямо, — высказал свое мнение мой друг.
Я потерла виски и вздохнула, оставив его реплику без ответа. За окном светало.
— Ну, что? Звоним?
— Тань, может быть, ты сама позвонишь? Мне плохо. Ком к горлу подкатывает, — заныл Кешка, рыцарь мой. — Я выйду и подожду тебя во дворе.
С его стороны, конечно, это было свинством, неджентльменским отношением к даме. Но меня на данном этапе именно такое поведение моего поклонника очень устраивало: надо же мне было изъять свою спецаппаратуру, пристроенную в разных углах. Она теперь здесь нужна, как козе баян. А вот милиции наверняка будет интересно, кто здесь шпионил и за кем. Поэтому я и кивнула ему, разрешив удалиться.
Кешка облегченно вздохнул и пулей вылетел за дверь. А я занялась изъятием собственного имущества.
Это заняло у меня не более двух минут. Потом я протерла все предметы, к которым прикасалась, когда устанавливала аппаратуру. И только после этого позвонила в милицию. Мне ответил хриплый голос. Человек явно только что проснулся. Похоже, дежурный не слишком исправно бдил.
— Антоновка? Какая Антоновка?
Я принялась доходчиво объяснять ему адрес губеровского особняка.
— Женщина с перерезанным горлом. Приезжайте немедленно.
— Убийство, что ли?
— Это вам придется устанавливать: убийство или самоубийство. Мне откуда знать?
Вот черт дотошный. Может, по его мнению, я к приезду милиции еще и убийцу отыскать обязана? Хотя мне, собственно говоря, уже было известно, кто это сделал.
Я вышла во двор и села на лавочку рядом с Кешкой.
— Ну, что, Иннокентий, продолжение пира отменяется. Мы с тобой теперь заглавные свидетели. И долг обязывает нас дать показания.
Про долг я загнула, конечно. Лично я никому ничего не должна. Мне просто необходимы были результаты экспертизы, чтобы быть уверенной на сто процентов в том, что Ирину убили. А может, еще и отпечатками пальцев разживусь по их доброте душевной. Тогда и с Мартыновым проще будет разговаривать. А для этого нужно войти в контакт с теми, кто прибудет на место происшествия. И вообще быть паинькой.
Потрясенный Кешка курил одну сигарету за другой, ежеминутно приговаривая:
— Кошмар какой-то! Ужас! Ну и вляпались мы с тобой, Танечка. Знал бы — ни за какие пряники сюда не пошел бы.
Потом моего нового друга осенила очень удачная, по его мнению, мысль:
— Давай лучше сдернем, а, Тань? Затаскают же, блин горелый. Все равно нас с тобой никто не видел.
Я вновь терпеливо и очень доходчиво объяснила товарищу, что такое совесть, хотя, в общем-то, я и сама не слишком ею обременена.
Отпускать Кешку в мои планы не входило. Так и в подозреваемые угодить недолго. Доблестные защитники правопорядка будут отрабатывать все версии. А их методы мне очень хорошо знакомы. И тогда уж я точно на несколько дней вывалюсь из обоймы.
Нас обоих колотила мелкая противная дрожь. Хмель давно слетел. Мокрое нижнее белье противно холодило кожу. Стало совсем светло.
Да, Ирина Анатольевна, создала ты проблемы. Хотя тебя теперь больше никакие проблемы не волнуют…
Еще пару часов назад я была готова наплевать и на посмертное поручение Эрнста Натановича, и на его деньги. Но теперь уж дудки, уважаемый Антон Витальевич! Вы у меня не будете спать спокойно. В том, что и смерть Ирины — ваша заслуга, я почти не сомневаюсь. И я найду на вас управу, обещаю вам, сударь! А уж если гениальный детектив Татьяна Иванова что-то пообещала, она свое слово сдержит. Так что сушите сухари.
Такие вот невеселые мысли теснились в моем усталом сером веществе.
А тут еще Кешка тихонько поскуливает:
— Ну на фига нам это надо, Танечка? Пускай сами разбираются. Она допрыгалась, а мы — отвечай.
— О покойниках, Кеша, нельзя говорить плохо. — И я, вздохнув, погладила его по голове, как маленького ребенка.
Солнце уже взошло, когда прибыла оперативная бригада на разбитом «уазике».
Милиционеры вошли во двор и подошли к нам.
— Так что тут у вас произошло? — спросил невысокий худосочный мужичок в штатском.
Я указала на дверь:
— Там труп женщины. Горло перерезано.
Мужичок мне не слишком-то понравился — уж больно взгляд у него колючий. С таким в контакт войти не так-то просто. А фотограф и врач-криминалист — эти господа мне совсем не интересны. Труп я видела, а то, что напишет в протоколе осмотра эта дамочка, я и так знаю. Мужичок сделал приглашающий жест, указав на дверь особняка.
Я бросила сигарету на асфальтовую дорожку и приготовилась идти. Кешка, обреченно вздохнув, тоже. И тут вновь скрипнула калитка. Я обернулась и поняла, что фортуна нынче на моей стороне.
Обычно я к нему редко обращаюсь, поскольку он плату с меня особую требует. Требует — это я неправильно сказала. Пытается добиться — так вернее. И никогда-то у него ничегошеньки в этом плане не получается.
Но сегодня я обрадовалась ему несказанно, решив, что его послало само провидение.
По асфальтовой дорожке шел самый хороший, самый умный, самый красивый (только на данном этапе) опер Гарик Папазян.
Я ему чуть не бросилась на шею. Родненький ты мой, носастенький, нескладненький Хачатурович, именуемый среди своих Кобеляном за неуемную страсть к женщинам! По твердому убеждению Гарика, некрасивых женщин не бывает, бывает просто мало водки.
Разумеется, комплиментов в его адрес, которые вы прочли, дорогой читатель, я ему не сказала. Перебьется.
Он шел, насвистывая своего любимого «Тореадора», и, заметив меня, обомлел:
— Вай, Танечка! Здравствуй, дарагая. А ты что тут делаешь, радость моя? Пачему не в постельке, слюшай?
Я пожала плечами и улыбнулась:
— Привет, Папазянчик. Купаться вот ходила, — брякнула я очень, надо думать, кстати.
Лучший в мире сыщик, большой поклонник женщин Гарик Папазян осмотрел меня с головы до ног.
Мои волосы, конечно, уже высохли. Но то, что вид они имели непрезентабельный, в этом я не сомневалась.
Да еще куртка — ровесница моей бабушки, с выглядывающими из дыр клочками ватина. И неизвестно, с чьего плеча. Очень нарядная, неотразимая супергерл. Прямо модель с подиума.
Только Папазяна такие мелочи жизни не волнуют. Он, как всегда, остался верен самому себе. Хотя претензии по поводу моего внешнего вида все же изложил. Покачав головой, Гарик изрек:
— Вах, Таня-джан, совсем испортилась, да? Ну где тебя нелегкая носила, ласточка моя?
Я развела руками:
— Говорю же, купаться ходила. Вот, с другом, — я указала на Кешку.
Тот согласно закивал головой и преданно заглянул в глаза Гарику. Видимо, он очень рассчитывал на то, что тот ему возьмет и запросто скажет:
