Ознакомительная версия.
— Родзевич, скажите честно — вам не жалко? — проговорила она, внимательно всматриваясь в крышку. — Все таки подарок женщины, которая вас любила.
— Жизнь моя, мне жалко только одного — что я не могу стать этими часами и везде следовать за вами, милая Верочка.
— А что это за бумага? — удивилась Лучкова. — Откуда она здесь?
Родзевич принял из рук возлюбленной брегет и, нажав пружинку, сперва распахнул крышку, а затем отделил одну часть ее от другой, вынув салфетку.
— Это так, ерунда, просто двойная крышка, — быстро проговорил он, возвращая части часов на место.
И, нежно поцеловав Лучкову горячими от желания губами, вложил ей в ладонь брегет Наполеона.
* * *
Марьяну хоронили в закрытом гробу, чтобы не возбуждать ненужных разговоров. После поминок я не могла прийти в себя, сердясь и расстраиваясь, что мое журналистское расследование не принесло результатов и брегет так и остался ненайденным. Подавленное состояние Франсуа ничего не доказывало. Новость о сыне кого угодно выбила бы из колеи, а особенно женатого мужчину, ведущего бизнес на деньги супруги. И что из того, что французы торопились уехать из России? На их месте так поступил бы каждый. Меня поддерживала единственная надежда, что Юрик вернется и я понемногу забуду весь этот ужас. Я моталась по дому отчима как неприкаянная, ожидая, что с минуты на минуту раздастся звонок и нам сообщат, что Юрик нашелся, он жив, здоров, и надо ехать его забирать. Я почти не ела и совсем не спала, чтобы не пропустить долгожданного звонка. В гостиной на диване лежал комбинезон братика, под которым стояли сапожки, а сверху покоилась Юрикова шапка. Если смотреть издалека, то было похоже, что это Юрик сидит на диване. На комбинезон я положила «Айболита», любимую книгу малыша, чтобы сходство было совсем уж полным. Устав бродить по дому, я останавливалась в коридоре и подолгу смотрела на «Юрика», «читающего» книжку. Я могла так стоять часами, не шевелясь и ни о чем не думая, просто наслаждаясь иллюзией того, что малыш снова дома.
В эти дни мне стала являться Марьяна. В первый раз я увидела призрак матери в ночь после похорон. Изнывая от тоски и не зная, чем себя занять, я подошла к окну, достала из стола мамины сигареты и потянулась к форточке, собираясь закурить, и в свете уличных фонарей увидела хорошо знакомый силуэт. Марьяна стояла у забора соседского дома и, запрокинув покрытую капюшоном голову, смотрела на мои окна. Капюшон отбрасывал густую тень, и рассмотреть лицо не представлялось возможным, особенно с моей близорукостью. Но пальто это я отлично знала. Марьяна привезла его из Франции и называла «мадам Бонасье», намекая на наряд Ирины Алферовой, в котором актриса играла Констанцию в отечественной экранизации «Трех мушкетеров». Расклешенное длиннополое пальто с широким капюшоном из тонкой черной шерсти и вправду походило на накидку благородной дамы во времена мушкетеров, и мама его очень любила за удобство и непритязательность. Пальто хранилось в гардеробной, и я, неумело перекрестившись, со всех ног устремилась туда, желая посмотреть, на месте ли вещь Марьяны. Вешалка, на которой оно висело, оказалась пуста. Всю ночь я размышляла над видением, и мне ничего не приходило в голову, кроме того, что Марьяна явилась напомнить о своем проклятии и о том наказании, которое меня ждет, если я не верну в дом брегет. Утром Ольга Владимировна мне объяснила, что ничего необычного тут нет и покойники часто забирают с собой на тот свет свои излюбленные вещи, являясь в них к родным. Когда я рассказала отчиму про призрак матери, осведомившись, не является ли Марьяна и к нему по ночам под окна, Андрей как то странно посмотрел на меня и ушел в кабинет.
Собравшаяся было уезжать Вероника закинула чемодан обратно на шкаф и заявила, что никуда не поедет, пока я не приду в себя.
— Вот так и сходят с ума, — неодобрительно заметила она. — Все, Женька, хватит себя изводить! Поехали в театр! Тебе необходимо отвлечься. Юрика и без тебя есть кому встретить.
Она намекала на Андрея. Прибывший из Москвы старший следователь Чавчавадзе отнесся с большим недоверием к пропаже табельного оружия мужа потерпевшей, и полковника Шаховского отстранили на время расследования от занимаемой должности. Отчим теперь проводил время дома, обзванивая друзей и пытаясь найти Юрика по своим каналам. Слушать его рассуждения о том, сколько дней ребенок может продержаться в экстремальных условиях, без еды и воды, было еще тяжелее, чем идти в театр с Вероникой.
— Не хочется что то, я лучше поработаю, — кисло улыбнулась я. — Например, возьму интервью по заданию редакции.
И в самом деле, надо было что то делать, чтобы не свихнуться от неизвестности и постоянного ожидания. День клонился к вечеру, но было еще светло. Решив пешочком прогуляться по морозу, я отправилась к ветерану Егорову. Тимофей Ильич проживал в частном доме у самого леса на Сосновой улице. Я торопливо шагала по заснеженной дорожке в сторону сосен, опасаясь, что приду слишком поздно и ветеран откажется со мной беседовать, когда мне вдруг показалось, что я слышу за собой быстрые шаги. Обернувшись, в ранних сумерках я увидела, как среди деревьев у дома отчима мелькнула знакомая черная фигура в широком пальто и низко надвинутом капюшоне. Средь бела дня, посреди городской улицы меня преследовал призрак Марьяны! От неожиданности я сбавила ход и, ощущая сильнейшее сердцебиение от охватившего меня страха, огляделась по сторонам в поисках прохожих. С прилегающего переулка поворачивал на Сосновую улицу мальчик со школьным рюкзаком за плечами, а следом за ним направлялась к продуктовому магазину мамаша с маленьким ребенком на санках. Я немного успокоилась, понимая, что призрак Марьяны не причинит мне вреда при свидетелях. «Мама, мамочка, ну пожалуйста, не сердись! — как в детстве, виновато зашептала я, сжавшись в комок. — Я очень хочу, чтобы брегет вернулся домой, только не знаю, как это сделать!» Я обернулась и увидела, что черный силуэт продолжает следовать за мной на значительном расстоянии, и прибавила шагу. А потом вдруг остановилась от внезапно пронзившей меня мысли. Если это призрак Марьяны, значит, он не может не знать, умер ли Юрик! Может, мать хочет мне указать, где находится малыш, а я не понимаю ее сигналов? Дыхание перехватило, из глаз хлынули слезы, но я старалась их не замечать. Развернувшись, я кинулась ей навстречу. Черный силуэт замедлил шаг и остановился.
— Марьяна! — закричала я, перебегая дорогу.
Я смотрела только на знакомую фигуру, маячащую передо мной, с трудом различая под капюшоном расплывчатое пятно с яркими губами цвета пурпурной розы, и не заметила, как из за поворота выскочил автобус и пребольно ударил меня боковым зеркальцем в плечо. Под скрежет тормозов я отлетела к обочине и стукнулась головой о бордюр.
— Ты что, ненормальная? — выкрикнул усатый водитель, выпрыгивая из кабины. — Смотреть надо, куда идешь!
— Простите, я не нарочно, — потирая ушибленные места, пробормотала я, оборачиваясь туда, где раньше видела фигуру в черном. Но на месте призрака стояли трое парней и ловили машину.
Водитель помог мне подняться и, убедившись, что я могу самостоятельно добраться до травмпункта, двинулся дальше по маршруту. Остаток дня я провела в медсанчасти за обследованием ушибленного плеча и головы. К счастью, ничего серьезного врачи не обнаружили, однако мне стало совершенно очевидно, что проклятие Марьяны начинает сбываться.
* * *
Вероника настояла на более тщательном обследовании, ибо шум в ушах не проходил, а в глазах время от времени двоилось, и утро следующего дня я посвятила томографии. Исследование ничего не выявило, врач предположил небольшое сотрясение мозга, и я, приободрившись, ближе к вечеру снова отправилась на Сосновую улицу, сверяясь с блокнотом и держа курс на указанный в нем адрес ветерана Егорова. Нужный мне дом оказался двухэтажным, с мансардой и верандой, добротный, крепкий, хотя и старой постройки. Я остановилась у невысокого дощатого забора и огляделась по сторонам. К воротам вела широкая нерасчищенная дорожка, по обеим сторонам которой высились снежные сугробы. Позвонив в калитку, я услышала низкий собачий лай, затем увидела, как распахнулись двери дома, после чего раздался грозный окрик:
— Фу, Джек! Сидеть! Кто нужен?
— Я к Тимофею Ильичу из газеты насчет интервью ко Дню защитника Отечества, — повысив голос, прокричала я, рассматривая застывшего на пороге седого мужчину с помятым лицом и про себя удивляясь, как можно столь хорошо сохраниться, дожив до девяноста лет.
— Нету Тимофея Ильича, в больницу увезли, — сердито проговорил хозяин, захлопывая дверь, и я уже хотела было повернуть обратно, но в доме ветерана прямо напротив меня с грохотом распахнулось окно, и старческий голос прокричал:
Ознакомительная версия.
