– Боюсь, что вы и так можете вскоре лишиться многих из них, – холодно произнесла я. – А что касается вашей репутации… По-моему, три заявления о факте мошенничества с вашим участием – это все-таки многовато.
– А что, они подтверждены? – живо спросил Ногатенко и вскочил со стула.
Видно было, что он занервничал и очень заинтересовался мною, хотя и старался этого не выдавать и держаться уверенно.
– Во-первых, для крушения реноме совершенно необязательно юридическое подтверждение, – охладила я его. – Вам ли не знать, с какой скоростью в нашем небольшом городе распространяются слухи. Особенно если их сообщает уважаемая газета «Репортер Поволжья». Стоит появиться статье с заголовком «Нотариус-оборотень» или примерно таким, как вся ваша репутация летит к чертям. Во-вторых, факты легко могут и подтвердиться. Кстати, майор Игольников просил передать вам привет, а также приятные новости: в ваших делах появились новые свидетели, и теперь ваши дела предстали уже в ином свете… А с майором Игольниковым, думаю, вы успели познакомиться хорошо и знаете, что он землю готов рыть.
– Это вам Максим Петрович сказал? – поинтересовался нотариус, глаза которого продолжали беспокойно бегать.
– Мы давно дружим, – сказала я. – И сотрудничаем. Так что вам лучше отделаться малой кровью и рассказать мне о беседе с Бобровым. Тем более что он сам не возражает против вашей откровенности. И тогда могу сказать майору о том, что вы ведете себя как добропорядочный гражданин, готовый оказывать посильную помощь органам правозащиты!
– Я безмерно уважаю Максима Петровича, – быстро заговорил Ногатенко. – И могу вам только сообщить, что он заблуждается на мой счет! При всем моем почтении, Максим Петрович склонен в каждом нотариусе или юристе видеть мошенника! Стереотипное мнение, знаете ли! – Он улыбнулся. – И если он хочет, чтобы я помог вам, я, конечно же, охотно это сделаю. Тем более что и скрывать-то там особо нечего. А может быть, хотите кофе с коньяком? – Он пристально посмотрел мне в глаза.
– Не стоит отвлекаться от беседы, – отказалась я. – Тем более что, кроме вас, его некому подать. Не будем терять время.
– Ну, как знаете. А я вот, признаться, люблю коньячок, – приторно улыбнувшись, начал он пространные разглагольствования. – Хотя сейчас так редко встречается настоящий. Один суррогат! Вот, помнится, был я в Испании…
– Лев Сергеевич, так что насчет Боброва? – перебила я его.
– Ах да! – Нотариус легонько стукнул себя по лбу и рассмеялся. – Совсем я стал старый, болтать люблю… Мне дома, в сущности, и поговорить-то не с кем. Я, знаете, даже попугая завел. Не поверите, по вечерам с ним разговариваю. М-да.
– Меня интересует Бобров! – требовательно повторила я.
Ногатенко вздохнул и погладил свою лысеющую голову.
– Бобров позвал меня на встречу, чтобы обсудить наследственные дела, – наконец произнес он хоть что-то по делу.
– Так, отлично, а поподробнее? – попросила я.
– Он спрашивал совета, как разумнее разделить наследство между ближайшими родственниками.
– И что же вы ему посоветовали? – прищурившись, посмотрела я Ногатенко в лицо.
Тот закатил глаза и медленно произнес:
– Так как были некоторые нюансы, я вынужден был дать совет в соответствии с ними.
– Какие нюансы? Какой совет? – чуть не рявкнула я. – Меня волнуют подробности, я вам уже сказала!
– Бобров хотел отделить часть своего состояния сыну, – не глядя на меня, сказал Ногатенко. – А нюансы состоят в том, что умирать Всеволод Евгеньевич в ближайшее время не собирается, а хочет продолжать здравствовать, чего мы все ему от души желаем, а Михаилу он хотел отделить долю именно сейчас. Дело в том, что Миша вырос несколько инфантильным молодым человеком, но, знаете, это сейчас такое распространенное явление среди молодежи, просто настоящий бич. Есть даже такое понятие – «дети-бумеранги», может быть, слышали?
Так как я молчала, Лев Сергеевич вынужден был продолжить:
– Так вот, Миша не очень оправдал надежды Всеволода Евгеньевича, который является человеком деловым и которого я безмерно уважаю и как бизнесмена, и как общественного деятеля, и даже как отца своих детей. Но тут, увы, матушка Михаила внесла свою горькую лепту, да простит она меня, что упоминаю об этом за глаза, но…
– Лев Сергеевич! – не выдержала я. – Я вообще-то не ваш попугай, если вы забыли. Вы можете говорить короче и по существу?
– Увы, нет, милая барышня Евгения Максимовна! – развел руками Ногатенко. – Так уж я устроен. Такими же были и мой отец, и мой дед, мир их праху!
– Значит, Бобров хотел отделить сыну часть наследства, – резюмировала я. – Какую именно и как?
– Денежную, – неожиданно четко и быстро сказал нотариус. – Это самое простое.
– А почему? Ведь Михаил, как вы говорите, не оправдал его надежд, к тому же отношения между ними в последнее время были натянутыми. И Михаил тратил деньги явно не на те вещи. Разве разумно было давать ему деньги? Они бы разошлись у него через месяц!
– Конечно, неразумно! – подхватил Ногатенко, всплеснув руками. – О чем я сразу ему и сказал! Но оставить Михаила без гроша Всеволод Евгеньевич тоже не мог: все-таки родной сын, родителям всегда жалко своих детей, какие бы поступки те не совершали! Когда мой Сенечка в третьем классе по глупости выкурил сигарету в туалете музыкальной школы, просто за компанию с другими учениками, мне в первую очередь было его жаль! Мне даже сложно было на него сердиться!
– Значит, Боброву было жаль Михаила, – повторила я, в душе понимая, что скорее всего это правда.
– Да, – кивнул нотариус. – К тому же ему поднадоело, что тот постоянно клянчит деньги, да и матушка его не отстает. И чтобы жить со спокойной душой, нужно было что-то придумать. И я подсказал Всеволоду Евгеньевичу, что лучше всего будет положить часть средств на счет, а еще сделать Мишу акционером местной табачной фабрики. Всеволод Евгеньевич как раз совладелец этого предприятия – весьма прибыльного и перспективного, надо сказать! – но, во-первых, заниматься им всерьез у него просто нет времени. А во-вторых, это надежный способ защитить вложенные средства. То есть дивиденды Михаила будут пополняться только в том случае, если он станет принимать активное и полезное участие в процессе развития фабрики. Этот вариант мы оба сочли самым приемлемым, и я сказал Всеволоду Евгеньевичу, какие документы нужно подготовить. Их сбор он поручил мне, и я как раз занялся этой работой. Вот, собственно, и все, – лучезарно улыбнулся мне нотариус. – Ну, теперь вы видите, что я занимаюсь самыми обычными, мирными житейскими делами? Вы уж, пожалуйста, так и передайте Максиму Петровичу!
– Непременно, – мельком проговорила я. – А кто-нибудь еще знал о вашей встрече?
Ногатенко на миг вытаращил глаза, потом отрицательно замотал головой.
– Нет, – уверенно произнес он.
– И все-таки, Лев Сергеевич? Может быть, упомянули кому-то мимоходом, что вечером встречаетесь в «Волге» с Бобровым?
– Никому! – категорически заявил нотариус. – Я никогда не сообщаю о своих встречах с клиентами и не сообщаю их имен! Разве что в таких вот исключительных случаях, – снова расплылся он в слащавой улыбке.
– А место вы оговорили заранее? И кто его предложил?
– Его предложил Всеволод Евгеньевич. Собственно, можно сказать, просто поставил меня перед фактом, сообщив, что заказал столик в кабинете на шесть часов. Но я нисколько не возражал, в «Волге» мне всегда нравилось. Помню, во времена моей молодости это был лучший ресторан в городе! Какую там подавали стерляжью уху – пальчики оближешь. Да, сейчас уже все не то, не то… Былые повара канули в Лету, а с ними утеряны и рецепты. Как говорится, иных уж нет, а те далече. Да.
– Значит, персонал ресторана знал о том, что вы там встречаетесь, – скорее для самой себя произнесла я.
– Ну, метрдотель, разумеется, знал. Возможно, кто-то из официантов. А какое это имеет значение? Что вообще случилось?
– Да ничего особенного, – улыбнувшись, привстала я со стула. – Все нормально.
– Может быть, все же совершить звонок Всеволоду Евгеньевичу? – с сомнением в голосе произнес Ногатенко.
– Не стоит, – остановила я его. – Скорее всего он недоступен.
После чего, попрощавшись, вышла из нотариальной конторы. В машине я набрала номер майора милиции Авдеенко и попросила узнать о том, как продвигается расследование убийства Михаила Боброва, порученное отделу другого района. Хотя мне и так было понятно: пытаются колоть отца, вот и все подвижки. Второй же вопрос, адресованный Авдеенко, волновал меня куда сильнее. Он касался пистолета, подброшенного Всеволоду Евгеньевичу в ящик стола. Чутье и опыт подсказывали мне, что это непростой ствол.
Авдеенко обнадежил меня, сказав, что информацию постарается получить как можно скорее, даже, возможно, сегодня к вечеру. Это меня приободрило, и, поблагодарив его, я все же отправилась домой, к тете Миле, поскольку очень мне хотелось пообедать вкусной горячей пищей.
