Ознакомительная версия.
Денис так и замер с открытым ртом. Вакасян и Варшавский обнимались и чуть не целовались, как самые сердечные приятели. Денис уже давно постановил себе — с этими киношниками не пытаться что-либо выстроить логически, но чтоб такое! Только недавно по всем каналам крутили, как Вакасян Варшавского во всех смертных грехах обвинял. И — на тебе!
На поминках было не так людно, как в прошлый раз. Собственно, уместились за одним столом, — не пришлось даже и раздвигать — Цыган, Лена, Грязнов, Морозов, продюсер с режиссером, Максимов, Ксения, еще трое актеров, которые играли главные роли в сценарии Кирилла.
Цыган неохотно оторвался от компьютера Кирилла, когда Лена позвала всех к столу.
Варшавский налил всем водки.
— Прошу тишины, — сказал, вставая, Вакасян.
Но едва стол затих, Грязнов сказал:
— Спасибо. Садитесь.
Вакасян покорно опустился.
Какое-то время было тихо и неловко за столом. Потом встала Лена:
— Я плохая христианка, я не знаю, кажется, сегодня душа Кирилла покидает нас, да?
Никто не ответил.
— Честно говоря, не понимаю, что такое душа, может, это наша память? Трое за этим столом знали Кирилла с детства. Это Денис, — кивнула она на Грязнова, — Миша, — она кивнула на Цыгана, — и Сергей Петрович, кивнула она на Морозова. — Если они будут Кирилла помнить, душа его не умрет. Извините за пафос… Я не привыкла…
— Не дай бог привыкнуть, — сказал Цыган.
— Я Кирилла забыть не смогу, — сказала Лена.
Грязнов исподлобья посмотрел на нее.
— Я его люблю. Это так… — Губы у Лены задрожали. — Давайте помянем его, — попросила она.
Все встали.
— Только не чокаться, — напомнил Морозов.
Лесная изба. Интерьер.
Они чокнулись. Звонко, весело, многократно.
— Быстро, быстро, надо выпить, пока бьют! — торопил Антон.
Куранты пробили двенадцать раз.
— Ура! — закричал Сабанов.
— Ура! — закричали Некрасов, Галя, Белоусов и старик.
— Целоваться! — приказал Антон.
Они обцеловались друг с другом по-разному. Парни между собой, ерничая, а с Галей нежно. Старик поцеловал ей руку.
— До нового века семь лет! — сказал Антон, накладывая салат.
— Шесть, считать не умеешь! — сказал Белоусов.
— Ага! Прямо счас! — рассмеялся Антон. — Новый век начнется в две тысячи первом году!
— В двухтысячном! Владлен Николаевич, — обратился к старику Белоусов, — как?
— Антон прав, хоть он мне и сын, — сказал старик.
— Какая разница! — грустно произнесла Галя. — Я стала на год старше! Вот что обидно.
Все, как по команде, расхохотались. Больше всех заливался старик.
— Ну а теперь прошу налить и выслушать.
— Не гони, Игорек! — попросил Белоусов с набитым ртом.
— Так, всем нолито? Отлично. Уважаемая изба! — поклонился на все четыре стены Сабанов. — Уважаемый Владлен Николаевич! — поклонился старику Сабанов. — Уважаемые товарищи…
— Совок!
— Мы не коммунисты!
— Господа!
— Хорошо, уважаемые друзья. Перед вами пророк.
— Где?
— Кто?
— Покажи!
— Я. Хочу напомнить вам события тех далеких для всех нас дней. Когда мы заблудились в лесу, помните? — Сабанов посмотрел на Белоусова. Правильно?
— Да.
— Женька, повтори, что я тогда говорил!
— Да ты много чего говорил!
— Нет, я тогда всем кое-что напророчил.
— Что мы с голоду помрем! — сказал Антон.
— Это твои слова, — сказала Галя.
— Ты говорил — встать! Всем встать! Я думал, ты офицером станешь.
— Я сказал, что когда-нибудь мы еще будем смеяться над этими страхами, помните?
— Ты так сказал?! — искренне удивился Белоусов.
Все на секунду задумались.
— Ну что, — выждал паузу Сабанов. — Пора?
И они действительно стали хохотать, орать, перебивая друг друга:
— Вода — писк!..
— А там — крысы!..
— А я потом эти макароны…
— Одна нога у человека короче…
— Я так и не видел голой!..
Владлен Николаевич вертел головой, улыбался, набивал трубку табаком.
Актер, играющий в фильме Владлена Николаевича, поднялся.
— Мне пора, — сказал он. — Леночка, держись.
Лена пошла провожать его.
Варшавский посмотрел на часы:
— О! Пора.
Встала и Ксения.
Грязнов чуть дернулся, но остался сидеть. Она сама кивнула ему: дескать, выйдем.
Грязнов поднялся не сразу. Посмотрел на Максимова, но тот был увлечен тихой беседой с продюсером.
Морозов о чем-то говорил Цыгану. Словом, никто на него внимания не обращал.
Грязнов вышел в прихожую.
Вакасян надевал ботинки.
— Вы обиделись? — спросил серьезно.
— Обидеться — не тот глагол, — ответил Грязнов.
— Ну простите. Лично вас это не касалось.
— Это касалось Кирилла.
— А знаете, сколько раз Шекспир в гробу перевернулся? Такая уж доля горемычная у драматургов.
Он сунул руку для пожатия Денису, тот помедлил, но пожал.
— Не делайте так больше, — сказал строго.
Вакасян отдал пионерский салют:
— Под девизом всех вождей — Ленина и Сталина.
Ксения ждала Грязнова на лестничной площадке.
Грязнов попытался ее обнять, Ксения вяло отстранилась.
— Так, — сказал Грязнов. — Что-то случилось?
— Нет, просто не место и не время.
— Когда увидимся?
— Зачем?
Грязнов улыбнулся:
— Когда я первый раз в жизни целовался с девчонкой, она все время спрашивала: зачем ты это делаешь? Я до сих пор не знаю, что отвечать.
Ксения тоже улыбнулась. Потом положила руку Грязнову на грудь и сказала нежно:
— Извини, Денис, не надо нам больше видеться, ладно?
— Почему?
— А вот на такие вопросы я не умею отвечать.
Грязнов вернулся в комнату. Налил себе стакан водки, но пить не стал.
— А я так и не понял Кирилла, — сказал он за притихшим столом. — Я никогда его не мог… м-м… предсказать. Он был настолько разный — голова кругом. Вот честное слово, я никогда не был до конца уверен, что вижу настоящего Медведя. Мне всегда казалось, что его много. Понимаете? Нет?
— Да, — завороженно сказала Лена. — Да. Правильно, теперь ты понял? Это только один Кирилл умер, остальные — нет…
— Мистика, ребята, — сказал Максимов. — Приятная, но мистика. Он был живой, он был один, он умер… А я живу. Давайте за него…
— Только не чокаться, — снова напомнил Морозов.
Лесная изба. Интерьер.
Они снова выпили.
— Вот собрались пятеро молодых и умных людей, — сказал Владлен Николаевич, — и думают себе: на кой здесь этот старый хрыч?
— Что вы?!
— Неправда…
— Никто так не думает…
— Нам наоборот…
— А я по делу, — сказал старик, перебив голоса. — Я не старый. Я очень старый. Я Дед Мороз вообще-то.
Владлен Николаевич достал из-под стола красную шапку прямо с бородой и усами, нахлобучил и стал действительно похож на Деда Мороза.
— Я подарки вам принес.
Все вокруг запрыгали от радости, захлопали в ладоши.
— Собственно, подарок у меня один, но на всех. И вполне в духе времени — деньги, — сказал старик.
Он жестом мага вынул из-под стола папку и раскрыл ее.
— Там пальмы и девушки? — спросил Сабанов.
— Там ваше будущее, молодые люди, — серьезно сказал старик. — Миллион долларов США.
В тишине было явственно слышно, как Белоусов громко сглотнул.
Антон протянул к папке дрожащие руки.
— Так, — сказал старик. — По алчному блеску ваших глаз я вижу, что вы меня неправильно поняли. Это кредит. Миллион этот надо вернуть через год, с процентами. Проценты, правда, небольшие. Сможете за год заработать два миллиона?
— Бать, ну ты даешь, — проговорил Антон. — Ты б хоть валерьянку приготовил.
— Ну? — не обратил внимания на слова сына старик. — Сможете?
Белоусов пожал плечами, Галя растерянно вертела головой, Некрасов уставился в стол.
— Сможем, — встал Сабанов.
— Только условие — чтоб польза была России, — серьезно сказал старик и передал папку Сабанову.
Грязнов взял из рук Лены семейный альбом.
Теперь их осталось четверо. Цыган снова сел к компьютеру, а Лена, Грязнов и Морозов сидели за столом, пили чай.
— Знаешь, что он сказал перед смертью? — спросил Грязнов, перелистывая фотографии.
— Про картошку, я же рассказывала.
— Нет, перед самой смертью. «Уже все равно, все известно наперед».
— Да-а… — протянула Лена.
— Это он Максимову говорил, — сказал Морозов.
— Кто знает… — пожал плечами Грязнов. — Так ты говоришь, утром ничего такого?
— Ничего, — покачала головой Лена. И посмотрела на Грязнова. Лицо у того было какое-то напряженное. — А что?
— А ты видела его утром? — спросил он и посмотрел ей прямо в глаза.
— Видела, — немного растерялась Лена.
Ознакомительная версия.
