Чувства ее были очень возбуждены. Нервы — натянуты. Лихорадочно думала о том, как же это случилось, что Андрей разлюбил ее и завел шашни с этой молодицей. Сравнивала себя с ней, ставила рядом и смотрела со стороны: она — высокая статная женщина с роскошной косой, со светлыми голубыми глазами, и Лиза — худая, с широкими, как у парня, плечами, длинными ногами и желтыми глазищами…
Что нашел в ней Андрей? Что ему не хватает, чего ищет в других женщинах?
Чувствовала себя оскорбленной. Кажется, не так было бы обидно, будь эта Лизка лучше ее. Разве что моложе…
Но и она, Настя, не старая. Бывает, нарядится, когда едет в Херсон или Белозерку, — не один мужчина засматривается…
Лишь Андрей, казалось, не замечает ее.
Были бы дети! Но ведь не ее вина. Сначала он не хотел, обращалась при нужде не к врачам, а к доморощенным спасителям. Они и наделали беду. Теперь и Андрей хочет ребенка… только…
— Андрей Степанович как-то заглянул, в первый или второй день, когда беда случилась, — Лиза показала рукой на ногу, оторвав Настю от ее горьких мыслей.
— Как с продуктами?
— Спасибо, Даниловна заботится.
И вдруг без всякого перехода Настя сказала:
— Андрея милиция допрашивала. Где был в субботу ночью… Он ездил в Херсон встречать каких-то людей. Но теперь не может их найти, чтобы они подтвердили. — Настя следила за реакцией Лизы. — Если никто не подтвердит, будут подозревать в убийстве. В журнале отмечено, что был на дежурстве.
— Ну, это можно установить, раз не дежурил.
— Где же тогда был целую ночь?
Лиза пожала плечами. Она продолжала сидеть, отставив больную ногу и опираясь на спинку кровати.
— Почему подозревать, если его там в ту ночь не было?! — сказала Лиза уверенно, и Настя почувствовала, что у Лизы есть основание так утверждать, она знает больше, чем говорит. — А когда… застрелили, в начале ночи или под утро?
Настя едва удержалась, чтобы не спросить: «А когда он в твоей постели вылеживался? — и сказать: — Вот тогда и убили Петра». Ничего не сказала, лишь голубые глаза ее потемнели, словно туча набежала: теперь она все знала!
Отчаяние охватило ее: хотелось плакать, драться, вцепиться в подлую голенастую Лизку, которая бесстыдно выставила ноги, выцарапать глазищи, и в то же время вынуждена была сдерживаться, потому что Андрей и все они теперь зависят от этой выдры. Муж все равно остается для нее дорогим и любимым, и она готова подчиниться судьбе — не первая и не последняя! — все понять, простить, со всем смириться, только миновала бы их эта беда и сняли бы обвинение, которое нависло над Андреем.
Настя с самого начала не верила ему, когда он заверял, что возил ночью гостей в Гопри; уж лучше, чтобы ночевал у этой шлюхи, чем стрелял бы в дядьку Петра…
Уняла свою женскую гордость, проглотила горькую обиду…
В глубине души Настя представляла это подвигом любви, даже гордилась, что так любит мужа и способна на такую жертву ради него, и жалела, что не могла похвалиться перед ним своей преданностью, еще поймет ее слабинку, и тогда не будет ему удержу.
Она пошевелила губами, собралась с силами и тихо произнесла:
— Разве я знаю точно, когда застрелили…
Тон ее был покорный, смиренный. Смотрела на Лизу и не видела ее. Кажется, даже не гневалась, и уже не раздражал ее коротенький халатик, оголявший ноги. Может, и в самом деле в этой Лизке их спасение!
Все отступало перед главным — спасти Андрея. Испугалась, что чуть не наделала глупостей. Что из того, если бы сцепилась с Лизкой? Защитила бы этим свою семью? От этой девки, которая сидит перед ней, развалившись на кровати, зависит очень много. Она разрушает их семью, но она и только она может спасти Андрея, если он действительно был на дежурстве в ту субботнюю ночь, не спал же он с ней с вечера до утра!..
Пересиливая себя, Настя пыталась улыбнуться.
Чувствовала, что больше не может оставаться в этой комнатке с неровными стенами и подслеповатыми окошками. Не хватало воздуха. Вскочила и резким движением распахнула ближнее к ней окошко. Чуть стекла не повылетали.
Этой внезапной вспышкой Настя облегчила сердце и, глубоко вздохнув, сказала:
— Ну хорошо, Лизонька. Только помни, что Андрея в ту ночь на воде не было. Когда спросят, так и скажешь. Признаешься. Я не требую от тебя неправды. Я-то знаю, где он был той ночью!.. И не возражай! — Властным жестом остановила соперницу, которая порывалась что-то сказать. Казалось, жестом этим возмещала боль от пребывания в этой хате. — А между собой мы с ним потом разберемся… Разберемся, будь уверена!..
Сказала это так решительно, что Лиза только и смогла прошептать:
— Вы ошибаетесь, Настя…
Настино лицо стало невозмутимым, каменным. Лишь на миг глянула с гневом и презрением.
Лиза почему-то подумала, что с таким лицом подписывают смертные приговоры. Нет, она не боялась ни Настиного гнева, ни приговора ее, не мучила и совесть. И стало ей не страшно, а грустно. Если бы эта женщина знала, что не нужен ей больше Андрей… Правда, он когда-то увлек ее, но теперь уже надоел своей настырностью. Она неожиданно познала совсем другое, светлое чувство. И невдомек Насте, что Лизу интересует только то, что происходит сейчас в ней самой, и это совсем не связано с Андреем. Произошла какая-то перемена, будто после дождливой погоды солнце начало ласкать умытую землю. Ей хотелось бросить в лицо Насте: «Не бойтесь, не заберу я вашего Андрея!» Но только повторила:
— Вы ошибаетесь… — На этот раз уже тверже, думая про свое: с Андреем она уже никогда не будет вместе.
Настя не обратила внимания на новые интонации в Лизином голосе и, не попрощавшись, вышла из хаты.
Настороженно оглянувшись во дворе, вдруг увидела Юрася. И остановилась как вкопанная. Больно кольнула мысль: «Неужели и Юрко сюда же?!»
Парень держал топор и делал вид, будто внимательно осматривает старый, поваленный свиньями заборчик, который кое-как отгораживал двор Даниловны. Видно, толкнулся в хату, а тут она, и не успел спрятаться. Настя это поняла по тому, как неестественно напряженно наклонился Юрась, разглядывая валявшуюся доску.
Сначала хотела было уйти отсюда как можно скорей задворками, но потом подумала, что если Юрась и не увидел ее в хате, то все равно заметит, когда она будет подниматься вверх по тропке. И решительно направилась к жиденькому сливовому садику, возле которого стоял младший Комышан.
— Ты чего здесь?
— А-а-а, — стушевался Юрась, делая вид, что только сейчас заметил жену брата.
— Что ты здесь делаешь?
— Да вот… — Он нарочно не спешил с ответом, мол, чего объяснять, и так все понятно: в руках топор. — Марина Даниловна просила забор поправить.
— Зарабатываешь?.. Это хорошо.
— Какие тут заработки… У одинокой женщины… Так, пока время есть.
— А-а, значит, для Лилиной матери… бывшей твоей одноклассницы…
— Ну да, — торопливо подтвердил Юрась, и по тому, как он обрадовался подсказке, Настя поняла, что Лилю он и в мыслях не держал.
«Неужто Лизка! — Ее вновь словно холодной водой окатило. — Ну как ему объяснить? Как отвадить отсюда?..» Бездетная Настя питала к парню, который вырос у нее на глазах, своеобразную материнскую нежность.
— Вот что, Юрасик, — сказала она строго, — ты брось… этот ремонт… Не ходи сюда… — Ей было тяжело говорить. — Не надо… Пускай Даниловна попросит Владимира Павловича, он ей из плотницкой бригады кого-нибудь пришлет… Они мастера, сделают лучше тебя… А ты отдыхай.
— Мастера… — пожал плечами Юрась. — Велико умение — доску прибить… Отдыхать мне уже надоело. Хоть какую-то пользу принесу.
— Если такое дело, я тебе сама дома работу найду. Канавку надо прокопать, чтобы после дождей лужа во дворе не стояла… Андрею все некогда.
— Дожди! — усмехнулся Юрась. — Они у нас редко бывают. Не стоит двор ковырять… Но если хочешь, то вот поправлю забор — прокопаю канавку.
— Да нет, идем, Юрась. — Она почти тянула его за рукав. — Ну и хитрюга Даниловна, все норовит на дармовщину!
— Оставь, Настя, — рассердился Юрась. — Пообещал починить, значит, сделаю! — Он отвернулся, достал из кармана гвоздь и, приладив доску, сильным ударом обушка загнал его в столбик.
Насте ничего не оставалось, как уйти. Гостиницу обходить не стала. Увидев у порога Даниловну, поздоровалась и сказала как бы между прочим:
— Была внизу. Юрась там с вашим заборчиком возится… Хороший парень. Попроси его, так он за милую душу.
— А я вовсе и не просила, — поджала губы Даниловна. — Сам напросился. Мне-то чего… Они с моей Лилей в одном классе учились… Теперь моя, правда, уже на пятом курсе…
«Лиля, Лиля… При чем тут твоя Лиля!» — раздраженно подумала Настя.
Солнце садилось уже за селом, когда Андрей Комышан возвратился с соседнего участка, куда его посылали на помощь местным рыбинспекторам.
