Основываясь на первом впечатлении от Ларичева, она пыталась определить, с кем ей предстоит иметь дело, ведь крайне важно угадать, что за человек перед тобой, особенно при полнейшем вакууме в сведениях. Не нравились Веронике раздвоенные подбородки у мужчин, утяжелявшие лицо и отвлекавшие от него, к тому же создавалось впечатление, что этот товарищ жесткий, непримиримый. Наверное, глупо по подбородку составлять мнение о человеке, но внутреннее устройство Вероники всегда искало нестандартные детали, по ним выстраивало образ.
Без сомнения, Ларичеву под сорок, темные волосы коротко стрижены, нос прямой (ей бы такой), рот прямой, брови прямые… Так-так, черты лица не только получают по наследству, в процессе жизни они тоже видоизменяются, на них накладывает отпечаток характер. Видимо, он привык строить всех, кто в подчинении, ибо властность Вероника рассмотрела без труда. Ларичев что-то писал, привычным жестом и без слов указал ей на стул, когда она присела, уточнил ее фамилию, имя, отчество, затем поинтересовался:
– Вы уже в курсе?
– Насчет чего? – последовал от Вероники встречный вопрос.
Он поднял на нее глаза – небольшие для такого широкого лица, светло-болотные, колючие, а в совокупности с прямыми бровями получился очень строгий вид.
– Вы что, ничего не знаете? – спросил он.
И голос у него низкий, но лишенный теплоты, Ларичев просто ужас наводил на нее, поэтому Вероника не ответила, а отрицательно качнула головой. Он бросил авторучку на стол и откинулся на спинку стула; расстегнув пиджак, поставил руку на бедро, оттопырив в сторону локоть, при этом уставился на Веронику, будто смотрел на студентку-первокурсницу, не знающую предмет. Она закусила губу, чтоб не сделать ему замечание по поводу бесцеремонности, да помнила, где находится. Говорят, войти сюда – запросто, а выйти – весьма проблематично.
– Значит, вы не были у нее, да? – уточнил он.
– Нет, – пришлось ответить, раз он не понимает кивков. – Я прилетела вечером, остановилась в гостинице.
Пауза начала нервировать Веронику: что он там себе измышляет?
– В гостинице, – наконец повторил Ларичев и что этим хотел сказать – одному ему известно, во всяком случае, Вероника не поняла, какой смысл он вложил в слово. – А почему не поехали на квартиру, в которой проживала ваша сестра?
– Да что случилось, черт возьми? – закончилось терпение у Вероники. – Что вы ходите вокруг да около? Прямо нельзя сказать?
– Можно. Но мне любопытно, почему родная сестра, то есть вы, которая прилетела издалека, не кинулась сразу к сестре выяснить, что произошло, а поехала в гостиницу.
– Потому что мы не общаемся с Зинаидой, давно не общаемся, – подавляя эмоции, ответила Вероника.
– Как давно?
– Лет пять. Да, пять.
– Вы состояли в ссоре? – допытывался он.
– Да, а что? Мы поссорились и не виделись пять лет.
– Что же послужило поводом?
А собственно, чего она перед ним трепещет? Он кто? Такой же человек с ногами и руками, с головой и туловищем, но завышающий свою значимость. А она кто? Преступница? Нет. Так в чем дело? Его надо поставить на место. Вероника закинула ногу на ногу, пальцы рук переплела, соединив их на колене, подбородок вздернула и сказала вызывающе, вместе с тем сухим тоном:
– Какая вам разница? Родственники часто ссорятся, иногда на всю жизнь, не вижу в этом ничего сверхъестественного. Почему вы до сих пор не соизволили поставить меня в известность, что натворила моя сестра и зачем вы меня вызвали?
– Вашу сестру убили, – поставил в известность Ларичев, как она того требовала. – Ей нанесли пять ударов предположительно ножом, три из них несовместимы с жизнью. Вам плохо?
Только идиот, или конченый тупица, что вообще-то одно и то же, способен задать этот вопрос, к тому же абсолютно безучастно. Вероника почувствовала, как кровь прихлынула к поверхности кожи, а внутри стало морозно, словно там образовалась ледяная пустошь. Известия о смерти неожиданны даже тогда, когда человек долго и безнадежно болеет, а когда смерть внезапна, ее невозможно принять, посему первой мыслью было: он перепутал, Долгих фамилия распространенная.
– Вы уверены?.. – выдавила Вероника с трудом. – Мою сестру?..
– Если Зинаида Валентиновна Долгих ваша сестра, то убили ее. Но раз вы сомневаетесь, что вполне понятно, поедем на опознание, тем более эта процедура запланирована у нас, ведь однофамильцев много. Прошу вас, – указал он на выход.
На автопилоте Вероника следовала за ним, еще не осознавая полностью происшедшее, к тому же надеясь, что произошла досадная ошибка. Если б ошибка! Ей не было бы жаль потраченных денег, с радостью она купила б билет и улетела к Стасу, потом на Мальту, где солнце превратит ее в мулатку – пусть.
Но внутри ее нечто жгло, отнимая надежду и пугая предзнаменованием: с этого дня твоя жизнь изменится, все изменится, и ты в том числе. Будто некто, бесшумно кравшийся за ней, нашептывал страшные слова злорадным голоском. Вероника чем угодно поклялась бы, что слышала неопределенный тембр (не мужской, не женский) и вкрадчивые интонации. Может, это шептал осенний ветер, встретивший их на улице, а может, та самая интуиция, которую никто не видел, не трогал руками, тем не менее многие уверяют, что она есть.
Ларичев оказал ей услугу: не на общественном транспорте заставил трястись, а усадил в личный автомобиль и сел за руль, по дороге, к счастью, не приставал с расспросами. Иногда, во время остановок на светофоре, она ловила на себе его любопытные взгляды, но он не заговаривал, а ей тем более не хотелось открывать рот, Вероника готовилась к «процедуре».
Но когда тебе показывают замороженный, почти бесформенный, отсюда плохо узнаваемый труп и просят опознать: твоя ли это сестра Зина, чужие слова не доходят, их попросту не улавливает ухо. Только всматриваешься и всматриваешься в искаженные смертью черты, но ищешь не сходства, а различия, чтоб успокоить прежде всего себя: это не она, не Зина.
– Девушка, вам валерьяночки накапать? – спросил кто-то.
Вероника не отреагировала, она смотрела, не мигая, не дыша, с каждой секундой убеждаясь против желания, что видит безжизненное тело Зины, Зинки-оторвы, Зиночки-шалуньи, хитренькой, умной и безбашенной. Сильные руки взяли Веронику за плечи, словно хотели поддержать, а она всего-то сделала шаг назад, да неудачно, пошатнулась.
– Вы не ответили, – раздался рядом знакомый голос следователя, – это ваша сестра Зинаида Долгих?
Наконец Вероника услышала, повернула голову и встретилась взглядом с глазами Ларичева, в которых заметила сочувствие, но сил хватило лишь утвердительно кивнуть. В следующий миг, когда она повернулась к Зине, ту полностью накрыли тканью, которая отделила мертвую от живых.
Ларичев вел ее, держа за локоть, хотя это было лишним, Вероника неплохо держалась на ногах, просто в голове бурлил хаос из обрывочных воспоминаний, только что виденного трупа и множества вопросов. Она позволила руководить собой, в молчании поворачивала в ту сторону, куда тянул ее следователь, и покорно шла дальше.
Он отвез ее в гостиницу, даже проводил до номера, что с его стороны было верхом галантности – все же Ларичев при исполнении и не обязан заботиться о родственниках зарезанных. Вероника поблагодарила его, а в номере упала на кровать и очень долго лежала без движений, глядя в потолок.
Следующий день мало-мальски вернул ее в нормальное состояние, настала пора подумать о захоронении, но этот вопрос без следователя, как догадывалась Вероника, решить нельзя, поэтому отправилась к нему. Она не представляла, сколько ждет ее неожиданностей. Но он не сразу огрел обухом по голове, вначале Ларичев, жизнь которого явно состояла из одних вопросов, отдал дань вежливости:
– Как вы?
Дежурная вежливость, не предусматривающая даже мизерного интереса к самочувствию человека, а Вероника к подобным проявлениям относилась с предубеждением.
– Могли бы не спрашивать, – буркнула она. – Или вы полагаете, что после вчерашней «процедуры» люди пляшут от радости?
– Ну, иногда. Да-да, иногда и пляшут – когда являются единственными наследниками всего имущества. Правда, на похоронах безудержно рыдают, но скорей всего от радости.
Циник, отметила про себя Вероника, слава богу, ей недолго предстоит общаться с ним. Она приступила к делу:
– Я могу забрать сестру и как это сделать?
– Можете. Труп у нас и без того задержался, я подготовлю соответствующие бумаги… Кстати, у вас есть в нашем городе знакомые, родственники?
– Никого. Я этот город не знаю.
– Значит, и друзей сестры вы тоже не знаете, – вывел он, кажется, разочаровавшись. – Трудно вам придется с организацией похорон.
– Справлюсь. Я могу идти? – И вскочила.
Она переоценила себя, в этом месте Вероника чувствовала все признаки западни, а Ларичев виделся ей коварным охотником, расставляющим невидимые ловушки. Уж неизвестно, с чего это вдруг у нее возникли такие ощущения, но, не выяснив и толики всех обстоятельств, при которых погибла Зина, она поспешила быстрее уйти отсюда.
