Возможно, вы помните, что незадолго до того слушалось громкое дело об отравлении. Муж отравил жену.
Воображение горничных тут же разыгралось. Для них всё было предельно ясно: мистер Джонс задумал избавиться от жены и заполучить сотни тысяч фунтов! В городке, где жили Джонсы, у одной из горничных немедленно обнаружились родственники, с которыми она тут же и поделилась возникшими подозрениями. Те, в свою очередь, с готовностью отписали ей о своих давних сомнениях в невинности отношений упомянутого Джонса и дочери местного врача, довольно привлекательной особы лет тридцати трёх. Начал разгораться скандал. Поступила петиция министру внутренних дел. В Скотленд-Ярд посыпались анонимные письма с обвинениями Джонса в убийстве жены. Мы ни минуты не сомневались, что всё это лишь досужие сплетни, тем не менее, с общего согласия, провели эксгумацию трупа. Это был один из случаев общего и в общем-то ни на чём не основанного предубеждения. Но, представьте, оно оказалось оправданным. Повторная экспертиза установила, что причиной смерти явилось отравление мышьяком. Теперь Скотленд-Ярд интересовал вопрос, откуда этот мышьяк мог взяться.
— О! — воскликнула Джойс. — Как интересно! Как раз то, что надо.
— Естественно, главное подозрение падало на супруга, известного своей расточительностью и неравнодушием к женскому полу при полном отсутствии собственных средств. Смерть жены принесла ему — пусть не сотни тысяч, но всё же весьма солидную сумму — восемь тысяч фунтов. Мы, не привлекая особого внимания, выяснили, насколько обоснованны слухи о связи Джонса с дочерью врача. Оказалось, их отношения прекратились ещё за два месяца до смерти миссис Джонс. Сам врач, человек в городе весьма уважаемый, был крайне расстроен результатами повторного вскрытия. Он вспомнил, что, когда его вызвали — уже около полуночи, — боли в животе были у всех троих, но состояние миссис Джонс было особенно серьёзным, и он тут же послал к себе домой за опиумом, в качестве обезболивающего. Спасти несчастную не удалось, но у него и мысли не возникло, что совершено преступление. Он был убеждён, что причиной смерти стало отравление ботулизмом[4]. На ужин, кроме омаров, подавали: салат, бисквитное пирожное с кремом, хлеб и сыр. К сожалению, от омаров ничего не осталось, а консервную банку успели выбросить. Он расспрашивал служанку — Глэдис Линч, но та только плакала и повторяла, что консервы на вид были совершенно нормальными.
Таковы факты, оказавшиеся тогда в нашем распоряжении. Если даже Джонс и подсыпал жене яд, вряд ли он сделал это за ужином, поскольку все трое ели одно и то же. И ещё: он вернулся из Бирмингема, когда стол уже был накрыт и, следовательно, не мог подложить что-либо в пищу заранее.
— А компаньонка? — спросил Джойс. — Эта жизнерадостная особа?
— Уверяю вас, её мы тоже не забыли, — кивнул сэр Генри. — Но у неё не было ни малейшего мотива. Миссис Джонс не завещала ей ни цента. Мало того, после её смерти мисс Кларк пришлось начинать всё с нуля и искать себе новое место.
— Да, пожалуй, о ней можно забыть, — разочарованно протянула Джойс.
— Вскоре один из моих помощников докопался до нового факта, — продолжал сэр Генри. — После ужина мистер Джонс пошёл на кухню и, объяснив, что жена плохо себя чувствует, велел приготовить рисовый отвар, который сам и отнёс ей в спальню. Казалось, найдена серьёзная улика.
Адвокат одобрительно кивнул.
— Налицо мотив, — загнул он один палец, — возможность, — загнул он второй, — и, наконец, памятуя о его службе в фармацевтической фирме, доступ к яду!
— И отсутствие твёрдых моральных устоев, — внушительно добавил священник.
Рэймонд Уэст взглянул на сэра Генри:
— Почему же вы его сразу не арестовали?
Сэр Генри чуть заметно улыбнулся:
— Случилась неприятность. Всё шло как по маслу, и мы как раз уже собирались арестовать Джонса, когда мисс Кларк показала на допросе, что отвар выпила не миссис Джонс, а она сама.
Оказывается, она, как обычно, зашла вечером в спальню миссис Джонс. Та сидела в кровати, чашка с отваром стояла рядом.
«Что-то я неважно себя чувствую, — сказала она. — Не стоило мне есть этих омаров на ночь. Вот, попросила Альберта принести мне отвара, а теперь расхотелось».
«Напрасно, — ответила мисс Кларк. — Прекрасный отвар. Глэдис отличная кухарка, хороший отвар — чтоб без комков — редко кто может приготовить. Сама бы с удовольствием выпила, а то в животе совсем пусто».
Тут следует пояснить, — сказал сэр Генри, — что мисс Кларк очень беспокоилась о своей фигуре и сидела, как теперь говорят, на голодной диете.
«Ну так и пей, — сказала ей миссис Джонс. — Господь сотворил тебя полной, а ему, наверное, виднее. Пей, — говорит, — это тебе не повредит».
Миссис Кларк тут же и выпила всю чашку, разбив в пух и прах нашу версию о том, что миссис Джонс отравил её муж. К тому же Джонс вполне удовлетворительно объяснил происхождение слов, отпечатавшихся на промокательной бумаге. Сказал, что писал брату в Австралию ответ на его просьбу одолжить денег. Ну, и напомнил ему, что полностью зависит от жены и сможет помочь только после её смерти. И что, мол, сотни и тысячи людей находятся в таком же положении.
— Стало быть, версия полностью отпала? — спросил мистер Пендер.
— Да, абсолютно, — подтвердил сэр Генри. Наступило молчание.
— И это всё? — спросила наконец Джойс.
— Год назад это было всё. Разгадку этой истории Скотленд-Ярд получил — совершенно неожиданно — только теперь, и через два-три дня об этом, вероятно, можно будет прочесть в газетах.
— Разгадку… — медленно повторила Джойс. — Давайте немного поразмыслим, а потом по очереди выскажемся.
Рэймонд Уэст кивнул и засёк на своих часах время. Когда пять минут истекли, он взглянул на доктора Пендера:
— Может быть, вы начнёте?
— Должен признаться, я затрудняюсь, — ответил Пендер. — Думаю, муж всё же дал ей яд, но, вот как он это сделал, ума не приложу.
— А вы, Джойс?
— Компаньонка! — решительно заявила Джойс. — Точно она! Откуда нам знать её мотивы? Толстая, старая, некрасивая… Это ещё не значит, что она не могла влюбиться в Джонса. Хотя, конечно, она могла ненавидеть миссис Джонс и по другим причинам. Только представьте, каково это — быть компаньонкой: вечно стараться угодить, не сболтнуть лишнего, день за днём молча глотать обиды. Ну, и однажды она не выдержала и убила свою хозяйку. Вероятно, подложила мышьяк в чашку с отваром, а потом сказала, что сама его выпила.
— Мистер Петерик?
— Трудно сказать. Имеющиеся факты не позволяют мне составить определённое мнение, — адвокат профессиональным жестом соединил кончики пальцев.
— И однако, придётся, мистер Петерик, — сказала Джойс. — Таковы правила игры.
— Факты, как говорится, — вещь упрямая, — задумчиво протянул адвокат, — но, вспоминая аналогичные ситуации, я прихожу к выводу, что это всё-таки муж. Что касается мисс Кларк, она по тем или иным причинам его выгораживает. Возможно даже, что между ними существует некая договорённость. Скажем, прекрасно понимая, что, если мистера Джонса осудят, её ожидает нищета, она соглашается показать на допросе, что сама выпила отвар. При условии, что ей за это заплатят определённую сумму. Если всё было именно так, то, должен заметить, это чрезвычайно редкий случай. Чрезвычайно редкий.
— Не могу согласиться ни с кем из вас, — сказал Рэймонд. — Вы забыли о чрезвычайно важном обстоятельстве. Дочь врача! Вот вам моя версия случившегося: все трое почувствовали себя плохо. Послали за доктором. Он видит, что страдания миссис Джонс, которая съела больше других, поистине непереносимы, и посылает, как известно, за опиумом. Заметьте: не сам идёт, а посылает. И кто же даёт посыльному лекарство? Естественно, его дочь. Возможно, она сама его и готовит. Она любит Джонса, и в этот момент в ней пробуждаются все худшие инстинкты. Она понимает, что может сделать его свободным. И нашпиговывает пилюли мышьяком! Вот что я думаю.
— Ну, а теперь, сэр Генри, скажите: как оно было на самом деле? — нетерпеливо спросила Джойс.
— Минутку, — остановил её сэр Генри. — Мы ещё не выслушали мисс Марпл.
Мисс Марпл покачала головой.
— Какая грустная история, — сказала она. — Я сразу вспомнила мистера Харгрейвза. Его жена тоже ни о чём не подозревала, пока он не умер. Только тогда и выяснилось, что всё своё состояние он завещал какой-то женщине, с которой, оказывается, давно жил и от которой имел пятерых детей. Когда-то давно она служила у них горничной, а после того, как её рассчитали, мистер Харгрейвз снял ей дом в соседней деревне… Разумеется, это не помешало ему остаться церковным старостой и одним из самых уважаемых людей города.
— Милая тетушка, ну при чём тут покойный мистер Харгрейвз? — прервал её Рэймонд.
