Ознакомительная версия.
На «Баррикадной» вагон резко наполнился громкими голосами. Вошли мальчики – лет пятнадцать-шестнадцать. Трое. Хорошие лица – несовременные. Неиспорченные косыми челками и пирсингом. Как из старых фильмов. Раньше могли быть комсомольцы, будущие строители БАМа. Типаж такой. Но этих ждет другая судьба. О чем говорят – не разобрать. Громко, эмоционально, жестикулируют вовсю. Но слова заглушаются стуком колес.
Итак, что у нас есть? Женщина эта позвонила позавчера в агентство «Глория» и договорилась о встрече. На следующий день пришла, представилась Смородской Анной Федоровной. Просидели долго, пили крепкий Алькин кофе. Точнее, Турецкий пил крепкий, она же предпочла без кофеина. Это новая мода – беречь здоровье, не изменяя старым привычкам. На самом деле, Турецкому врачи давно намекали, что с кофе пора завязывать. Но уж он если откажется от бодрящей черной «отравы», то насовсем. Никаких суррогатов и компромиссов. Однако «продвинутая» Алевтина сказала, что нынче многие клиенты предпочитают без кофеина, и с тех пор в офисе всегда была альтернативная пачка, на всякий случай. Вот и пригодилась. Все-таки от Альки есть толк. Иногда.
Наконец, «Белорусская». Направляясь к дверям, Турецкий прошел в полуметре от несостоявшихся комсомольцев. То, что он услышал, шокировало. Не мат, не подростковый «новояз» – этим уже сложно кого-то удивить. «Я тебе говорю, прочитай эту книгу, там четкий и ясный алгоритм – как совершить государственный переворот», – обращался к приятелю один из троицы. Ответ услышать не довелось – парни остались в вагоне. Электричка с грохотом проехала дальше. Серьезные подростки нынче пошли. Смешно. И страшно немного. Вообще-то, в этом возрасте одноклассниц положено обсуждать. Впрочем, кем положено?
Эскалатор медленно шел наверх. Они тогда говорили долго, но в сухом остатке оказалось мало. Мужа Смородской месяц назад застрелили в их загородном доме. Было открыто уголовное дело, но продвинулись не сильно. Не дождавшись результатов, вдова обратилась в «Глорию». Она слышала про Турецкого от одного общего знакомого, которого тот, еще в бытность следователем, буквально спас от ложного обвинения. Но сколько таких случаев было. Всего не упомнишь. Осторожно придерживая тяжелую стеклянную дверь, Турецкий вышел на привокзальную площадь. Поезд отходил через пятнадцать минут.
– Анна Федоровна, дело еще не закрыто. Полагаю, его и не думают закрывать. Ваши доблестные рыбинские «сыскари» убийцу рано или поздно найдут. У вас есть какие-то объективные причины не доверять официальному следствию?
– Да нет, я доверяю нашей милиции, я просто не слишком в нее верю.
Она еще иронизирует. Хорошо держится.
– Александр Борисович, вы только не думайте, будто я смеюсь над вашими бывшими коллегами. Ни в коем случае. Просто мне кажется, что со стороны будет виднее. Там у нас все слишком повязаны между собой. Ничего плохого этим, кстати, сказать не хочу. Они слишком долго друг на друга смотрят – вот и все. А тут нужен взгляд свежий, не «замыленный».
Вот в таком духе и шел разговор. В общем, все более или менее ясно. Город маленький. Людей у власти или у «кормушки» – по пальцам пересчитать. Все, что можно, они уже поделили лет десять назад. Кто-то сел, кто-то лег – в смысле, на кладбище, а те, кто выжил – наслаждаются относительным спокойствием и абсолютным благополучием. Конечно, многие таят зло друг на друга – чай, не крестом все эти годы вышивали, а серьезными делами занимались. Дорогу часто друг другу перебегали, но, кто старое помянет, тому… Да, именно так и случилось с мужем Смородской. Впрочем, где гарантия, что искать нужно именно в «старье»? Это всего лишь один из вариантов. Хотя сейчас-то чего там делить? Ладно, посмотрим, куда успел впутаться перед смертью лысый пузатый мальчик в «Brioni»… Турецкий вспомнил фотографию, которую показала ему Смородская. Они там втроем где-то на море. В Италии, наверное. А может, на Лазурном Берегу. Это так, предположения, где сделано это фото, женщина не сказала. С ними девочка лет двенадцати-тринадцати. Счастливая семья. Видимо, покойный Смородский был способным человеком – он очень ловко приладил на свое лицо бойцовой собаки личину респектабельности. Вот, уже Пищалкино проехали, проводница говорит, меньше полпути осталось.
Когда она вошла, Алевтина растеклась в своей фирменной улыбке в тридцать два зуба с винирами – на мужчин это обычно действует безотказно. Аля так улыбается всем, говорит, что в этом и заключается «искусство коммуникации». Этому ее точно научили не на юрфаке. Девушка с самого начала пытается прорваться к вожделенной оперативной работе, но уж больно лихо она решает административные вопросы и слишком уж органично смотрится за столиком в приемной. К тому же на зарплате это не отражается. У себя в прокуратуре, куда она сразу после диплома попала на должность мелкого клерка, платили гораздо меньше. В своем жанре она прекрасна – в кофеварках разбирается, в компьютерах нет ей равных. При этом ни приведи Господь назвать ее секретаршей. И даже «секретарем» нельзя. В ход идет обтекаемое «сотрудник агентства», а уж чем он там занимается, этот сотрудник, уточнять не обязательно. Беззастенчиво воспользовавшись слабостью, которую питал к ней старый ловелас Турецкий, Алевтина настояла, чтобы ей сделали стильные визитки, на которых гордо красуется «Дудкина Алевтина Григорьевна. Детективное агентство «Глория». И номер телефона. Ничего лишнего. Алькины амбиции более или менее удовлетворены. Кофе с каждым разом все вкуснее. Нет, у него определенно слабость к этой барышне. Что до оперативной работы, то для этого у нас есть другие кадры.
Так вот, когда Смородская переступила порог приемной, Алька дежурно – в смысле, дежурно-лучезарно – улыбнулась. Женщины в «Глорию» периодически обращались. Как правило, это были довольно банальные заказы на слежку за неверными мужьями, за непутевыми сыновьями и дочерьми, попавшими в секту или связавшимися с так называемой «дурной компанией». Расследование «заказух» в принципе в последнее время стало редкостью. Это, наверное, хорошо. Успокоились люди. Научились решать проблемы более или менее цивилизованно. Да-а… Алевтина, острая на язык, всегда за глаза давала клиенткам меткие характеристики или отпускала что-нибудь едкое, обсуждая ход расследования. Естественно, она меру знала, и если речь шла о чем-нибудь действительно трагичном, вела себя адекватно. Но все же, никак не могла отказать себе в удовольствии проехаться по какой-нибудь «накачавшейся ботоксом старой курице, которая зачем-то хочет убедиться, что муж ей изменяет. Ей что, собственного отражения в зеркале мало? Очень убедительно!» или «завернуть» что-нибудь вроде: «Да что она волнуется? Он никуда и ни к кому от нее не уйдет. Из жалости. На такую без слез не глянешь». И это были далеко не самые яркие примеры Алькиных «перлов».
Смородской, разумеется, тоже досталось. Едва Анна Федоровна, попрощавшись, закрыла за собой дверь, Алевтина скроила рожицу:
– Не похоже, чтобы эта дамочка сильно переживала из-за смерти супруга.
– Аля, имей совесть. Чем она тебе не нравится? Одета в черное. Хочет знать, кто его убил. Говорит тихо, – разговаривая с ней, он сам становился более ироничным. Ловил волну, наверное.
– Не так уж тихо, если я услышала…
– Ах, ты что-то услышала! Надо же. Это говорит не о громком голосе э… – Турецкий глянул на оставленную визитку, – Анны Федоровны, а о том, что у тебя, как всегда, ушки на макушке. И что же ты такое услышала?
– Да ничего особенного. Просто одна фраза напрягает: «Я хочу знать, кто убил моего мужа, и главное, за что?»
Турецкий замер. Оказывается, эта «фигура речи» не только ему показалась странной. Так-так. Уж чего-чего, а интуиции у Алевтины в избытке. Он дал ей договорить, не перебивая.
– Странно как-то. Обычно у «свеженьких» вдов даже по Фрейду не бывает оговорок относительно возможного несовершенства недавно преставившихся. Что бы мужик вчера ни вытворял, только его подстрелили, так жена сразу начинает идеал лепить. И такой он был, и эдакий. Светило науки, купивший «диссер» не задорого. А отец какой! Ничего, что никогда не интересовался, в каком классе сын учится. А муж! А товарищ! Честный, неподкупный, миллионы свои праведным трудом заработал! А эта сразу намекает – муженек был не без греха.
– Хватит. Я и так знаю, что ты язва циничная. Просто женщины, как правило, любят своих мужей такими, какие они есть. Женщины – они вообще хорошие. Одна ты, Алевтина Григорьевна, позор ходячий. Так что тебе там почудилось?
– Александр Борисович, если серьезно, без иронии, я не знаю, как это объяснить. Вроде все нормально, заказчица как заказчица. Но есть какая-то нестыковка. Я чувствую, но сформулировать не могу!
– А ты учись формулировать, Алечка. В оперативной работе пригодится.
– Не надо издеваться, давить на больную мозоль!..
Ознакомительная версия.
