Ознакомительная версия.
Он взобрался на крыльцо и ударил ногой в дверь.
– Эй! Откройте! Помогите мне!
Никто не отозвался, и он ударил еще раз, а потом еще, и потом уже стал колотить не переставая.
Он колотил и точно знал, что никто не откроет. В доме с рогами и картинами, на которых были мертвые кролики и куропатки, никого нет.
Береговой повернулся боком, нашаривая ручку. Голова трупа глухо стукнулась в дверь, перевалилась на другую сторону, уткнулась в его куртку, и он чуть не уронил свою ношу.
Кое-как извернувшись, он надавил локтем, ударил ногой, дверь распахнулась, и Владимир втащил тело в прихожую, где давеча оставил журналы, и приткнул его на светлый диван. Голова свесилась, и он поправил ее, изо всех сил стараясь не смотреть.
– Помогите, – очень тихо попросил он неизвестно кого. – Помогите мне!
Нужно вызвать врачей и этих… которые занимаются такими вещами. Он позабыл, как их называют.
Надо как-то получше устроить тело на диване – вдруг оно еще живое?.. Шансов почти нет, но все-таки вдруг?.. Доктор Николай Давыдович, лечивший мать, говорил, что убить человека не так-то просто! Может, и эта девушка… еще пока не умерла?!
Береговой шарил по своим карманам, выворачивая и почти раздирая подкладку, искал телефон.
Аптечка. Нужно принести из машины аптечку и перевязать его… ее. Он взглянул мельком, продолжая ожесточенно шарить по карманам. Никаких ран не увидел, но волосы были в крови, ему показалось, что крови стало больше.
Телефон все никак не находился.
– Я сейчас, – сказал Береговой трупу. – Я только до машины и обратно. Ты… потерпи немножко.
Выбежав на крыльцо, он испытал облегчение.
Странное дело, мир не перевернулся, жил прежней весенней бодрой жизнью. Капала вода с крыши, горел фонарь на улице, мокрый снег обрушился по водосточной трубе, прогрохотал совсем рядом с ним.
Если мир устоял, может, все не так страшно?.. Может, еще и обойдется?..
Он добежал до машины, зачем-то распахнул водительскую дверь, выругался и полез в багажник. Одной рукой он раскапывал аптечку, а другой все шарил по карманам в поисках телефона, но тот как в воду канул.
На дорожке Береговой опять поскользнулся, замахал руками, выронил аптечку, подобрал и влетел в дом.
Дыхание остановилось, и сердце, кажется, остановилось тоже.
В прихожей, размером с его московскую квартиру, все было по-прежнему. Вот рога на стенах. Вот комод со стопкой журналов, которые он привез. Вот белый диван.
Только на диване никого нет.
Как в кошмаре Береговой подошел поближе. И нагнулся. И заглянул за диван.
Тело исчезло.
Диван был абсолютно пуст и чист.
Владимир провел рукой по обивке – влажная. Значит, тело здесь все-таки лежало, и оно не было видением или галлюцинацией!
И тут Владимир Береговой, начальник IT-отдела процветающего издательства «Алфавит», заехавший по просьбе друга в незнакомый дом, чтобы передать журналы, понял, что этот исчезнувший труп и есть самое худшее, что только могло с ним случиться.
Он закрыл и открыл глаза. Странная штука, он как будто надеялся, что труп вернется на место.
Но он не вернулся.
Береговой постоял еще секунду, вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, дошагал до своей машины – водительская дверь так и стояла настежь, – сел и запустил мотор.
Ему было холодно, и он на полную мощность включил отопитель, который сразу бодро загудел.
Береговой развернулся, вырулил и двинул по поселковой улице – очень аккуратно. Мысль о том, что мир по-прежнему существует, не рухнул и не лежит в руинах, не отпускала его.
Вон кто-то заезжает в ворота. А там за забором горят веселые огоньки и бегает большая собака. А по проулку прогрохотал грузовичок с затейливой надписью «Доставка воды».
Береговой выехал на освещенное многополосное шоссе.
В голове было пусто, просторно и холодно.
Что-то все время мешало ему, тыкалось в живот и ребра, и он в конце концов сообразил, что на коленях у него лежит аптечка.
Аптечка на коленях – непорядок. Нужно переложить.
Он принял вправо, приткнулся к обочине, включил аварийку и выбрался из машины.
Аптечка должна быть в багажнике, откуда он ее и достал.
Он обошел свою машину и распахнул багажник.
Аптечка вывалилась из рук и ускакала на проезжую часть.
Береговой стоял над распахнутым багажником и рассматривал скрюченный труп.
Труп мужчины в темном костюме и лакированных ботинках. Брючина задралась почти до колена, и была видна белая, сильно оцарапанная нога.
Знаменитая писательница Маня Поливанова – псевдоним Марина Покровская – только что поругалась с издателем, вернее, издательшей, и ей срочно требовались утешения и кофе со сливками и сахаром.
Анна Иосифовна, генеральная директриса издательства «Алфавит», обожавшая своих писателей и носившаяся с ними, как с малыми детьми, или как с писаной торбой, присочинила Маня, любившая сравнения, на этот раз была строга, если не сказать – резка и неумолима.
Так, что даже обращалась к Мане на «вы» – худшее из наказаний!..
В лифте Поливанова втиснулась в самый угол и почти с головой нырнула в портфель, изрядно потрепанный и очень любимый, словно собираясь в нем отсидеться, чтоб никто из сотрудников не видел ее удрученной физиономии и глаз, красных, как у кролика.
Вот еще только разреветься не хватает!
– Здрасти, Марина Алексеевна!
– Манечка, привет!..
В лифт впорхнула стайка редакторш отдела женской литературы, видимо, возвращавшихся с обеда. Они были сытенькие, раскрасневшиеся, а одна везла плюшки, завернутые в салфеточку. В лифте сразу запахло домашней сдобой, и от этого Мане стало совсем невмоготу.
Домой хочу. Я хочу домой, на диван. Рыдать и убиваться над своей загубленной жизнью. А здесь меня никто не любит, никто не жалеет, и даже Анна Иосифовна называет на «вы»!..
Слезища капнула в портфель, и Маня шмыгнула носом.
– Марина Алексеевна, вас Екатерина Петровна искала…
– Знаю я, – грубо перебила Маня, и редакторши удивленно притихли.
Писательница Покровская всегда была весела и расположена к людям, и в кулуарах ее называли «душа Тряпичкин».
Выйдя из лифта, Маня двинула было в сторону «Чили» – так в издательстве «Алфавит» именовалось уютное и просторное помещение, в восточном вкусе, на первом этаже, где можно было поговорить, прочитать не слишком обременительные бумаги, где настоящий турок варил настоящий кофе, стояли удобные диваны и необыкновенные низкие столы, сделанные умельцем-краснодеревщиком на заказ. Анна Иосифовна обожала все «настоящее» и «подлинное» и никогда на это самое «подлинное и настоящее» не жалела денег.
Маня собралась туда в расчете на темный угол и кофе со сливками, но поняла, что в данный момент терпеть не может свое издательство, и «Чили» терпеть не может, особенно претенциозность этого названия, кажется произошедшего от модного словечка «chill-out». Никто толком не знает, что оно означает, но – красиво, черт побери!..
Красивости в духе Анны Иосифовны в данный момент Маню бесили.
Не пойдет она ни в какое «Чили», сядет в машину и уедет домой. И больше в издательство ни ногой до тех пор, пока…
– Маня, я тебя ищу! Ты же давно приехала и пропала!
– Я не пропала, – буркнула Поливанова.
Екатерина Митрофанова, заместитель генеральной директрисы, второе лицо в королевстве под названием «Алфавит», профессионал и знаток издательского дела, подхватила писательницу под руку.
Маня терпеть не могла ходить «под ручку». Она сразу чувствовала себя слишком большой и неповоротливой, как танк, к броне которого прицепилась бабочка.
Она вытащила руку и сказала, что уезжает.
– Как?! – поразилась Митрофанова. – Нам поговорить надо! А пальто твое где?
Да. Пальто осталось в приемной Анны Иосифовны на шестом этаже.
Ну и черт с ним!.. Не пойдет она за пальто!
– Маня, что ты такая злая? С Алексом поругалась?
– Я не злая.
– Пойдем кофейку попьем.
– Мне некогда.
– Вы поссорились, да? С Алексом?
– Я ни с кем не ссорилась, – отчеканила Поливанова. – Отстань от меня.
Митрофанова помедлила секунду, а потом снова твердо взяла ее под локоть.
– Мне нужно тебе кое-что сказать. Насчет твоей книжки.
На этот раз Маня руку вырвала.
– Мне уже Анна все сказала! И что я рукопись задерживаю, и что людей подвожу, и что я ленивая, как тюлень! Ты еще добавить хочешь?
– Анна Иосифовна не могла сказать, что ты тюлень.
Маня промолчала. Про тюленя она на самом деле придумала. Директриса ничего такого не говорила, конечно.
Она уже раскаивалась в том, что грубила, и покорно вошла следом за Митрофановой в уютное, тихое и чинное помещение, где почти никого не было в этот послеобеденный час.
– Нам два кофе. Один по-турецки, а второй обычный, со сливками и сахаром.
Знакомый парень-турок, варивший здесь кофе, улыбнулся Поливановой с удовольствием. У них были приятельские отношения. Впрочем, у нее со всеми приятельские отношения!..
Ознакомительная версия.
