— Надеюсь, приятная, — ответил Торн.
Прикрыв ладонями сигарету, Эллери украдкой бросил взгляд на лицо своего друга и прочел на нем одобрение. Взяв верный тон, Эллери знал, как действовать дальше. Выбросив спичку, он резко повернулся к Торну. Доктор Райнах изучал его несколько озадаченным взглядом.
— Где же «Карония»?
— Застряла в карантине, — объяснил Торн. — На борту кто-то серьезно болен, и возникли затруднения с проверкой пассажиров. Насколько я понимаю, это займет несколько часов. Думаю, нам лучше зайти в зал ожидания.
Они нашли свободные места в переполненном помещении, и Эллери поставил чемодан между ног, расположившись так, чтобы видеть лица компаньонов. Сдерживаемое возбуждение Торна и еще более заметное возбуждение на толстой физиономии доктора подстегивали его любопытство.
— Элис, — заговорил Торн будничным тоном, словно Эллери знал, кто такая Элис, — возможно, начинает терять терпение. Впрочем, насколько я понял из немногих встреч со стариком Силвестером, это фамильная черта всех Мейхью. Верно, доктор? Хотя в самом деле досадно, проделав весь путь из Англии, застрять у самого порога.
Итак, они встречают Элис Мейхью, которая прибывает из Англии на борту «Каронии». Славный старина Торн! Эллери едва не усмехнулся вслух. Силвестер, очевидно, старший Мейхью; какой-то родственник Элис.
Маленькие глазки доктора Райнаха задержались на чемодане Эллери.
— Вы куда-то едете, мистер Квин? — вежливо пробасил он. Значит, Райнах не знал, что Эллери должен их сопровождать, куда бы они ни отправлялись.
Торн зашевелился, шелестя, словно мешок с высохшими костями.
— Квин едет со мной, доктор Райнах. — В его голосе послышались враждебные нотки.
Толстяк заморгал, потом его мясистые влажные веки опустились, скрывая взгляд.
— Вот как? — осведомился он, и его бас, в отличие от голоса адвоката, прозвучал мягко.
— Возможно, мне следовало объяснить, — резко продолжал Торн. — Квин — мой коллега, доктор. Это дело заинтересовало его.
— Дело? — переспросил толстяк.
— Да, если использовать юридический термин. У меня не хватило духу отказать ему в удовольствии помочь мне… э-э-э… защищать интересы Элис Мейхью. Надеюсь, вы не возражаете?
Эллери не сомневался, что игра идет крупная. На карту поставлено нечто очень важное, и Торн был полон решимости защищать это силой или хитростью.
Пухлые веки Райнаха вновь опустились на глаза, когда он сложил на животе свои огромные руки.
— Разумеется, не возражаю, — дружелюбно промолвил он. — Только рад, что вы будете рядом, мистер Квин. Возможно, это немного неожиданно, но приятные сюрпризы так же необходимы, как поэзия. А? — И он усмехнулся.
«Сэмюэл Джонсон»,[3] — подумал Эллери, узнав источник замечания доктора. Его поразила физическая аналогия. Под этими складками жира угадывалось железо, а под продолговатым черепом таился отличный мозг. Толстяк развалился на скамейке, как спрут — ленивый, инертный и удивительно равнодушный к окружающему. Однако это равнодушие было подобно грозовой туче, смутно темнеющей на далеком горизонте.
— Может быть, перекусим? — устало предложил Торн. — Я проголодался.
* * *
К трем часам дня Эллери чувствовал себя постаревшим и изможденным. Несколько часов нервного напряженного молчания, в течение которых приходилось с улыбкой на лице плыть вперед среди опасных мелей, поведали ему достаточно, чтобы заставить его быть настороже. Он всегда испытывал внутреннее напряжение в момент приближения кризиса или грозящей неизвестно откуда опасности. А сейчас явно происходило нечто необычное.
Когда они стояли на причале, наблюдая за приближающейся громадой «Каронии», Эллери размышлял над тем, что ему удалось выяснить за эти долгие, утомительные часы. Теперь он знал точно, что человек, которого звали Силвестер Мейхью, умер, что его объявили параноиком, что его дом находится где-то в непроходимой глуши на Лонг-Айленде. Элис Мейхью, несомненно напрягающая глаза, глядя на причал с одной из палуб «Каронии», была дочерью покойного, расставшейся со стариком еще в детстве.
Эллери нашел место в картине-загадке и для толстого доктора Райнаха. Толстяк был сводным братом Силвестера Мейхью и одновременно его врачом во время болезни. Заболевание и смерть казались совсем недавними, ибо о похоронах Торн и Райнах говорили в выражениях, свидетельствующих о еще не утихшей скорби. Они упоминали также о миссис Райнах и странной старой леди — сестре покойного. Но в чем заключалась тайна и почему Торн был так встревожен, Эллери не мог даже предположить.
* * *
Лайнер наконец пришвартовался. Портовые служащие засуетились, послышались свистки, установили трапы, и пассажиры начали спускаться гуськом под аккомпанемент обычных приветственных возгласов.
В маленьких глазках доктора Райнаха появился интерес, а Торн дрожал от волнения.
— Вот она! — воскликнул адвокат. — Я бы узнал ее где угодно по фотографиям. Вон та стройная девушка в коричневой шляпке без полей!
Эллери внимательно разглядывал пассажирку, к которой поспешил Торн. Высокая очаровательная девушка с упругой походкой была одета так просто и дешево, что Эллери удивленно прищурился.
Торн вернулся вместе с ней, поглаживая ее руку в перчатке и что-то тихо ей приговаривая. В оживленном лице девушки ощущалась природная веселость, убедившая Эллери, что, какая бы беда или трагедия ни ожидали ее, она еще ничего о них не знала. В то же время его озадачили определенные признаки в ее взгляде и складке губ — он не мог определить, являются они свидетельством усталости или тревоги.
— Я так рада, — промолвила девушка с сильным британским акцентом. Затем ее лицо стало серьезным, и она посмотрела на Эллери и доктора Райнаха.
— Это ваш дядя — доктор Райнах, мисс Мейхью, — представил Торн. — А другой джентльмен, к сожалению, не является вашим родственником. Мистер Эллери Квин — мой коллега.
— О! — Девушка повернулась к толстяку и заговорила дрожащим голосом: — Дядя Герберт… Как странно! Я имею в виду, что чувствовала себя такой одинокой. Вы, тетя Сара и все остальные были для меня только легендой, а теперь… — Не договорив, она обняла толстяка и поцеловала его в дряблую щеку.
— Дорогая моя, — торжественно произнес доктор Райнах, и Эллери едва не ударил его, так как в этой торжественности ему почудилось нечто Иудино.
— Но вы должны обо всем мне рассказать! Как отец? Кажется таким странным… спрашивать об этом.
— Думается, мисс Мейхью, — быстро сказал адвокат, — мы должны как можно скорее провести вас через таможню. Уже поздно, а нам предстоит долгая поездка на Лонг-Айленд.
— На остров?[4] — Ее глаза расширились. — Это звучит так возбуждающе!
— Ну, это не совсем то, что вы, возможно, думаете…
— Простите. Я веду себя как простофиля. — Она улыбнулась. — Я в вашем распоряжении, мистер Торн. Ваше письмо было более чем любезным.
Когда они шли к таможне, Эллери держался позади, наблюдая за доктором Райнахом. Но его круглая толстая физиономия была непроницаемой, как у статуи.
За руль сел доктор Райнах. Автомобиль не принадлежал Торну — у адвоката был новенький «линкольн», а они сидели в старом потрепанном «бьюике».
Багаж девушки прикрепили ремнями сзади и по бокам. Эллери подивился его скудости — три маленьких чемодана и дорожный сундучок для морских путешествий. Неужели они вмещали все, чем она владела?
Сидя рядом с толстяком, Эллери навострил уши. Он почти не обращал внимания на дорогу, по которой ехал Райнах.
Двое на заднем сиденье долго молчали. Затем Торн откашлялся, что прозвучало довольно зловеще. Эллери чувствовал драматизм ситуации — он часто слышал, как подобные звуки вырываются из горла судей перед объявлением смертного приговора.
— Мы должны сообщить вам кое-что печальное, мисс Мейхью. Лучше вам узнать это теперь же.
— Печальное? — переспросила девушка. — Неужели…
— Ваш отец скончался, — тихо промолвил Торн.
— О! — беспомощно вскрикнула Элис и сразу же умолкла.
— Мне ужасно жаль, что приходится встречать вас подобной новостью, — продолжал Торн. — Мы должны были предвидеть… И я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — ведь получается, что вы его практически вовсе не знали. Боюсь, что любовь к родителям прямо пропорциональна привязанности к ним в детские годы. А поскольку никаких отношений между вами вообще не существовало…
— Конечно, это большое потрясение, — сдавленным голосом промолвила Элис. — И все же, как вы сказали, он был для меня абсолютно чужим — всего лишь именем. Я ведь писала вам, что была ребенком, когда мама получила развод и увезла меня в Англию. Отца я совсем не помню — с тех пор я его ни разу не видела и ничего о нем не слышала.
