— Вообще-то ваш случай по нашей части, — заявил Денис. — Раз уж эта экзальтированная дама упорно вас преследует, мы можем за разумную цену разобраться, что именно ей от вас надо. Тем более нас об этом просил Александр Борисович… Скажите, вы ведь женатый человек? Ваша семейная жизнь, надеюсь, в полном порядке? Извините, что спрашиваю. Нам каждый день с такими вещами приходится сталкиваться… Вам, как журналисту, я могу многое рассказать. Если, конечно, вы пожелаете написать об этом. Это ж такой материал!
Денис покрутил головой для пущей убедительности.
— Спасибо, — пожал плечами Бородин. — Но мне сейчас не до того. Завален своей работой. В моей семейной жизни все пока нормально. Что касается этой истории, то здесь явно другой случай. Скорее всего, это связано с моей профессиональной деятельностью.
Моя начальница ее видела. Говорит, вполне почтенная пенсионного возраста женщина, никакой экзальтации.
— И настаивает на встрече, — кивнул Денис. — Что ж, если вы не против, то можете с ней встретиться, но не раньше, чем мы за ней немного понаблюдаем… А потом вас подстрахуем.
Олег Бородин встретился с «таинственной» дамой, назвавшей себя просто Катей, через два дня на квартире ее старшей сестры на окраине Москвы возле станции Ховрино. Олег приехал туда на электричке — таково было условие. Прошел на Весеннюю улицу и, оглянувшись, вошел в подъезд серой пятиэтажки. Издали он увидел Дениса, задумчиво пившего пиво возле ларька.
Когда Олег сделал три оговоренных звонка в дверь — один длинный, второй короче, третий совсем короткий, глазок потемнел, по-видимому, его разглядывали, затем женский голос негромко спросил: вам кого?
— Я по объявлению! — громко сказал Олег.
«У вас продается славянский шкаф?», — добавил он про себя, прежде чем отворилась, гремя замками, деревянная дверь с облупившейся краской и он увидел за цепочкой настороженное лицо пожилой женщины в темных очках и с черными буклями парика, немного съехавшего набок. Галя говорила, будто ее парик рыжий, вспомнил Олег. Каждый день их меняет, что ли?
— Проходите, — негромко сказала она. — Называйте меня просто Катей, если забыли. И ни о чем не беспокойтесь…
— Да я и не беспокоюсь… — Он вошел, машинально вытер ноги о потертый коврик со следами станционной летней грязи — смесипыли и песка с мазутом.
Хотел было спросить об отчестве, но не стал. Не он здесь распоряжался и определял правила игры.
«Конспиративная» квартира, как назвал ее про себя Олег, была однокомнатная, бедная, со старыми и неряшливыми обоями.
Другая пожилая женщина, должно быть сестра, метнулась по комнате, махнула веником, прибрала напоследок что-то из женских тряпок, лежавших в кресле, потом быстро прошла на кухню, не поднимая глаз. За окном прогудела электричка.
— За вами не было слежки? — строго спросила Катя, закурив сигарету, и мотнула ему головой в сторону кресла, только что освободившегося от дамской канители.
— Да нет… — пожал плечами Олег, не торопясь садиться. — Простите, а в чем, собственно, дело?
— Сейчас все, все узнаете… Только как договорились: никаких диктофонов, хорошо?
Олег пожал плечами, открыл и показал свой кейс, она махнула рукой.
Миниатюрный диктофон от «Глории», висевший у него на шее в качестве медальона, показывать не стал.
— Я понимаю, вы привыкли ездить на машине, но они знают ваш номер и могут за вами проследить… И потому вам пришлось добираться на электричке.
— Простите, кто это — «они»?
— Сейчас все узнаете… — повторила Катя.
Он кивнул. Да, как и было условлено, машину Олег оставил возле входа в редакцию, где она всегда стояла, а сам вышел через черный ход в соседний двор. И уже оттуда доехал трамваем до площади трех вокзалов с последующей посадкой на электричку.
— Скажите, вы действительно все про меня знаете? — Он сел наконец в кресло. — Даже такое, чего не знаю я?
— Нет, что-то вы знаете… — Она отмахнула от него дым. — Например, вы бросили курить. А вчера вам звонила некая Вера Гладышева, ваша близкая знакомая из Саратова, с которой вы познакомились давно, лет пять назад, когда были там в командировке. И сказала вам, будто недавно развелась. Еще спросила, помните ли вы ее и хотите ли снова встретиться. Вы отказались… Я правильно говорю?
Олег промолчал. Только смотрел на нее, не зная, что и думать.
— А ваша дочка позавчера сказала вам неправду, будто ей звонила школьная подруга насчет двойки по сочинению. Ей звонил знакомый мальчик Сережа и сказал, что теперь дружит с другой девочкой из параллельного класса. И потому она была так расстроена.
— Хотите сказать… Вы нас подслушиваете?
Она ответила не сразу. Только сильнее затянулась дымом.
— Работа у меня такая, — сказала она негромко. — Только между нами. Работаю оператором в госорганах. Сами понимаете, где именно. И давала подписку о неразглашении. Это понятно? Лишнего не спрашивайте, все равно скажу только то, что посчитаю нужным. Чаю не желаете? Зин, поставь чаю… — крикнула она.
— Зачем вы мне это говорите? — спросил Олег после паузы.
— Мне деньги нужны. За информацию. Мне копейки платят, как при советской власти, а сами… Мои начальники вон за границу ездят отдыхать, машины меняют. А мы, женщины-операторы, который год уродуемся, по шесть часов слушаем, кто с кем и кто о чем… Чуть живые после смены приползаем. От меня муж ушел. Все не верил, где я по ночам дежурю. Я ж не могу сказать, подписку давала!
— Но мне вы сказали…
— Ну то вам… Мне уж деваться некуда. Бывало, в газете прочитаешь про какой-то скандал, как кто-то с кем-то по телефону говорил: батюшки, да это ж моя работа! А они, начальники мои, налево ею торгуют! И думают, мы ничего не знаем. Надоело уже… Сын уже из армии пришел, его одеть надо, образование дать. Теперь все понятно?
Зина, старшая сестра, принесла чай в кружках и домашнее варенье в блюдечках на пластмассовом подносе. Не поднимая глаз, будто опасаясь увидеть гостя, она поставила его на стол и неслышно вышла.
— Вы пейте, пейте… — кивнула Катя. — Мне велено ваш домашний телефон прослушивать и все, что там у вас в квартире говорится, через прослушку. Все ваши домашние разговоры ко мне приходят, понимаете?
— То есть… — растерянно спросил Олег.
— К вам водопроводчики или сантехники до пятнадцатого июня приходили?
— Да… Кажется, были. Жена рассказывала. Меняли батареи в комнатах и в моем кабинете.
— Значит, заодно микрофончики вам поставили. Только вы их лучше пока не ищите. Не трогайте несколько дней, ладно? А то меня быстро вычислят… У них на этот счет не заржавеет. Тоню Жукову так поймали. Тоже, вроде меня, надумала продать информацию объекту прослушки. А он, придурок, сразу все жучки из дома и офиса выкинул, позвал прокуроров с понятыми, номер телефона сменил… Ну ее и судили за разглашение. Не говорите дома ничего лишнего, а они пусть думают, что вы ничего не знаете и что я вас слушаю, чтоб понять, с кем вы в контакте. Особенно с Турецким из прокуратуры поаккуратнее разговаривайте. Если хотите еще о чем-то спросить, спрашивайте. Лучше прямо сейчас. А то не скоро свидимся. Я и так еле отпросилась, сестра, мол, больная.
— А почему вы решили мне это рассказать?
— Да вот слушала вас и понимала: нормальный, порядочный человек, хорошая, интеллигентная семья. Каких сейчас мало. И чего, думаю, там им надо знать?
Ведь не какие-нибудь конкуренты, барыги или бандиты… Не могу их уже слышать. Противно… А всякое приходилось. Может, когда расскажу. Как друг друга убивают или девок насилуют… Прямо в ухо мне хрипят иль орут. А мое дело сторона, знай записывай… И потом расшифровывай. А еще неизвестно, дал прокурор санкцию вас прослушивать или нет. Наверняка не давал. Но я вам не советую шум поднимать. Не говорите пока ничего лишнего, и все нормально будет… А потом будто случайно обнаружите этих жучков… У вас хоть семья как семья, — вздохнула Катя. — У других муж на работу, жена сразу полюбовнику звонить. Жена ваша Люся как жена и дочка как дочка. Вот так послушаю вас, а потом совесть заедает. Будто к хорошим людям в дом без спросу забралась. Никогда такого не чувствовала! Раньше сволочей всяких прослушивала, злилась только, а сама думала, скорей бы вас…
— Даже не знаю, что и сказать… — развел руками Бородин. Потом взял себе кружку с чаем и блюдце с вареньем. — Спасибо, конечно, за вашу прямоту.
— Ну да, никогда раньше с этим не сталкивались, — кивнула Катя.
— Я вас понял так: вы хотите продать мне информацию про меня?
— Да нет, конечно, вы сами про себя все знаете. Но разве то, что вас подслушивают, для вас не информация?
— Информация, — согласился Олег, все еще стараясь понять, как ему быть.
— Да вы не думайте, — отмахнулась она. — Я много не возьму. Я ж знаю, у вас самих негусто. У других, уже слышала, еще одалживаете. Жене вашей Люсе еще родители на внучку присылают… Но ведь вы журналист, верно? Вам интересный материал, какого у других нет, тоже ведь пригодится для статей разных, ну про тех, кого разоблачают. Так? Говорят, хорошие деньги на этом делают! Вот и со мной поделитесь. Принесите сюда же и суньте под дверь в конверте, только чтоб вас никто не видел. Сестра мне и передаст… — Она кивнула в сторону кухни. — Сколько сможете. И лучше… — она замялась, — до субботы, если можно. Мне долги отдавать, понимаете?
