— Нет!.. А впрочем… он часто выглядел грустным. Когда по утрам я, бывало, приносила ему в комнату завтрак, то нередко заставала его сидящим за письменным столом, ничем не занятым, погруженным, по-видимому, в тяжелое раздумье. Раз я даже заметила у него на глазах слезы!
— А вы никогда не спрашивали, что так сильно огорчает его?
— Раз спросила, но он так огрызнулся, что я больше никогда не рисковала. Да и вправду, какое мне дело?
— Скажите, пожалуйста, часто мистер Фельдор получал письма или деньги?
— Нет, очень редко. Вначале я недоумевала, на что, собственно говоря, он существует, но однажды нашла на столе чековую книжку банка «Унион». Очевидно, он перевел свой капитал из Англии сюда и по мере надобности брал деньги с текущего счета.
— Из какого именно города приехал мистер Фельдор?
— Из Лондона.
— Гм. Надо будет навести там справки. Может быть, через посредство банка «Унион» нам удастся собрать более точные сведения о таинственной личности мистера Джона Фельдора. Благодарю вас, миссис Клеменс! Пока мне больше не о чем вас спрашивать.
После этого сыщик принялся за тщательный обыск. Он начал с убитого, потом осмотрел кровать и наконец с лупой в руке дюйм за дюймом исследовал весь иол.
Особенное внимание он обратил на камин: среди истлевших углей он увидел пепел сожженной бумаги и, пошарив в золе, вскоре нашел в ней уцелевшую часть письма.
Едва только он взглянул на слова, которые еще можно было прочесть на полуобгоревшей бумаге, как вскочил, пораженный до такой степени, что невольно вскрикнул:
— Что это? Да это немыслимо! Просто не верится!
Инспектор Мак-Коннел взял протянутую ему бумагу и прочел:
« .......................... будь проклят
....................... убийца Артура
.................................. Повелла.
...................................... + + +»
Инспектор Мак-Коннел недоуменно покачал головой, а Нат Пинкертон сразу же до мельчайших подробностей припомнил случившееся с ним накануне.
Не найденное ли в камине письмо так испугало неизвестного с мертвенно-бледным лицом? Три креста доказывали это с почти непреложной очевидностью, да и слова обгоревшего письма вполне соответствовали странному поведению бледного человека: недаром он пришел в такое сильное волнение.
Неужели незнакомец и был убийцей?
— Я пока еще ничего не могу сказать, мистер Мак-Коннел, однако странное приключение со мною, не далее как вчера вечером, кажется мне связанным с совершенным здесь преступлением. Пока у меня нет никаких доказательств, но я почти не сомневаюсь в этом! Быть может, завтра я дам необходимые разъяснения и покажу вам таинственного убийцу Джона Фельдора!
С этими словами Нат Пинкертон взял шляпу, простился с инспектором и немедленно отправился на Катарине-стрит.
Через некоторое время сыщик стоял перед тем мрачным домом, до которого накануне провожал незнакомца с бледным лицом, после того как тот получил письмо, подписанное тремя крестами.
Войдя в темный подъезд, сыщик прежде всего подошел к небольшой двери, за которой раздавалось негромкое постукивание. Он открыл ее и оказался в мастерской сапожника, усердно занимавшегося своей работой у тусклого окна.
Увидев незнакомого, хорошо одетого господина, старичок посмотрел на него с некоторым удивлением. Должно быть, нечасто заходили к нему такие посетители, вот почему он поторопился встать и вежливо поклонился.
— Чем могу служить? Может быть, джентльмен желает заказать себе пару новых туфель? Товар у меня самый хороший, первый сорт!
Нат Пинкертон не без сожаления взглянул на старика, которому, вероятно, давно никто ничего не заказывал, и, повинуясь какому-то внезапному порыву, присел на деревянную табуретку.
— Снимите-ка с меня мерку. Надоели мне эти готовые ботинки, хочется, наконец, иметь удобную обувь.
Обрадованный сапожник сейчас же принялся за дело. Пока он снимал мерку, Пинкертон заговорил с ним.
— Кажется, в этом доме живет молодой человек по имени… — он сделал вид, что припоминает. — Не могу припомнить! — сказал он наконец.
— На каком этаже он живет? — спросил сапожник.
— Если не ошибаюсь, в подвале. Вы, вероятно, его знаете. Он всегда ходит в темном плаще и широкополой черной шляпе. Лицо у него необыкновенно бледное.
— А, вы говорите об иностранце, который живет у вдовы Старлерс! Он актер, его имя Адамс.
— Адамс? Да, да, кажется, так! Он актер, вы говорите? Где же он играет?
— Не могу вам сказать. Вдова Старлерс и сама не знает этого. Он никогда об этом не говорил, да и вообще он какой-то неразговорчивый, скрытный. У него много всякого рода масок и костюмов. Иногда он уходит из дому среди ночи, а возвращается только на рассвете! Вдова Старлерс была бы рада, если б могла отделаться от этого неприятного жильца.
— А как вы думаете, Адамс дома?
— Может быть. В это время он обычно еще лежит в постели.
— А у него всегда бледное лицо?
— Бледное? Напротив, у него румянец во всю щеку! Только иногда, когда он, как я вам уже говорил, отправляется на представление, где играет роль духа, то покрывает свое лицо густым слоем белил.
— Странный человек. Все это вы узнали от вдовы Старлерс?
— Да. Она каждый день приходит ко мне поболтать часок-другой.
— И что же, этот Адамс хорошо и аккуратно платит?
— До сих пор всегда платил в срок. Да и вообще он, кажется, живет довольно хорошо.
— Может быть, у него есть родственники в Нью-Йорке или в каком-либо другом городе Соединенных Штатов?
— Этого тоже не могу сказать. Он о своих семейных обстоятельствах никогда не говорил.
— Не упоминал ли он когда-нибудь имени Артура Повелла?
— И об этом я ничего не знаю. Да вы лучше поговорите с самой вдовой Старлерс. Попросить ее, чтобы она пришла сюда?
— Я был бы вам очень благодарен.
Сапожник, закончив снимать мерку, отправился к вдове Старлерс, которая занимала квартиру, расположенную слева по коридору и выходившую окнами во двор. Через минуту он вернулся с ней. Это была старушка, одетая просто и опрятно, производившая приятное впечатление.
— Вы хотите расспросить меня относительно моего жильца? — сейчас же начала она. — Вы, вероятно, из полиции? Он, должно быть, совершил какое-нибудь преступление? О, я всегда предполагала нечто подобное!
— Отчего же вы это предполагали? — осведомился сыщик.
— Да оттого, что Адамс какой-то странный. Эти вечные отлучки куда-то по ночам всегда пугали меня. Несколько раз я видела, когда он уходил: лицо у него тогда бывало белое, как снег! Ходит он тоже как-то странно, крадучись. Он как-то сказал мне, что на сцене всегда играет мошенников, и при этом засмеялся таким неприятным, страшным смехом, что я даже испугалась!
— Сейчас он дома?
— Да, спит. До самого обеда всегда валяется в постели!
— А еще что-нибудь особенное о нем вы можете мне рассказать?
— Иногда он говорит у себя в комнате каким-то страшным, глухим голосом, точно из могилы. У меня мороз проходит по коже каждый раз, когда я его слышу! Как-то я даже сказала ему, чтобы он оставил это, но он ответил, что учит роль и что мне придется с этим примириться. Так он и продолжает делать свои страшные упражнения!
— А улавливали вы в них какой-нибудь смысл?
— Связной речи я никогда не слышала. Он что-то бубнит о смерти, о неотвратимом суде Божьем, о небесной каре, которая постигает каждого преступника.
Нат Пинкертон задумался.
— Боюсь, что он слишком хорошо играет свою роль мошенника, только не в театре, а в жизни! Не знаете ли, миссис Старлерс, есть у него здесь какие-либо родственники?
— Не знаю.
— И имени Артура Повелла тоже никогда от него не слышали?
Лицо старушки сразу просветлело.
— Артур Повелл? Как же, как же, слышала! Погодите, когда же это было? Ах, да! Имя Артура Повелла он произнес несколько раз именно тогда, когда делал свои упражнения.
— Каким же тоном он произносил это имя?
— Насколько помню, глухим, угрожающим.
— Прекрасно! Знаете, мне все-таки хотелось бы поговорить с этим мистером Адамсом. Проводите меня к нему, миссис Старлерс. Он запирается у себя в комнате?
— Да!
— Все равно, это не помешает. Постучите к нему и скажите, что вам необходимо с ним переговорить, а вместо вас войду я.
— Хорошо, так и сделаю. Не правда ли, вы из полиции? О Боже мой! Какой ужас, если этот Адамс в самом деле преступник! Еще, пожалуй, и меня, бедную старуху, заподозрят! Горемычная я, в самом деле!
— Будьте совершенно спокойны, миссис Старлерс. С вами ничего не случится. Одного взгляда на ваше честное лицо достаточно, чтобы понять, что вы порядочная женщина! Мастер, поскорее сделайте мне сапоги. Вот вам пять долларов задатку. А пока никому не говорите о том, что я у вас был.
