Ну это во-первых, что само по себе свидетельствует о поразительной наглости бандитов, решивших, вероятно, что если уж во властных структурах то и дело раз даются голоса о допустимости легализации неправедно нажитых капиталов от жульнической приватизации всенародной собственности па первых порах экономических реформ в стране, то им, матерым уголовникам, теперь самим Господом Богом дозволено легализовать «общаки».
А во-вторых, письмо указывало на то, что все выше поднимающий голову криминалитет способен любые, даже незначительные, факты биографии президента трактовать по-своему и выставлять главе государства некие условия. Мол, мы тебе, видишь ли, Питер твой любимый восстанавливаем, миллионы в городскую недвижимость вкладываем, а ты за это должен на некоторые уступки идти — хотя бы личного, так сказать, характера. Папашу Масленникова, к примеру, освободить своим указом от уголовной ответственности! Нет, это ж надо было такое сообразить!..
Будучи человеком тактичным и понимая, что даже с абсолютно чуждым тебе собеседником президент должен выглядеть прежде всего самим собой, он дал указание помощнику подготовить соответствующий ответ. И в нем сообщить адресату в том смысле, что благие поступки на пользу обществу не остаются в конечном счете без воздаяния, и, если Бог, как говорится, все видит, он обязательно оценит дела каждого по заслугам его. А что касается судебной власти в стране, то никто, даже президент, не возьмет на себя право вершить по своему усмотрению суд и расправу. Примеры прошлого достаточно красноречиво указывают на те трагические подчас ошибки, которые возникают в результате действий, продиктованных не буквой закона, а своеволием любого государственного лица. И если вина гражданина будет доказана, если он будет назван в суде преступником, то, значит, должны последовать и соответствующие выводы относительно его наказания. Если же суд не найдет признаков преступных деяний в его действиях, он, естественно, будет освобожден. Вот именно поэтому, а в конечном счете ради торжества справедливости, в правовом государстве никогда не следует подменять одну власть другой.
Нет, но до чего ж они все-таки оборзели!..
Кортеж между тем плавно и быстро прошел Старопаново и сразу у Володарского тоже повернул направо, на прямую трассу, ведущую к Стрельне.
Г ость неожиданно обернулся к хозяину и с неизменной лучезарной улыбкой заметил, что, по его мнению, скрытые тайны крупнейших городов мира, как и характеры населяющих эти мегаполисы людей, можно изучать по их пригородам —маленьким поселкам или ранчо, которые их окружают. И он демонстративно окинул взглядом однотипные серые пятиэтажки петербургской окраины, Панин пожал плечами и ответил, что они проезжают еще по городской территории. Просто растущему городу давно стало тесно в своих прежних границах, и потому городские власти в настоящий момент озабочены проблемами совмещения удобства и красоты. А эти дома в свое время, в годы «холодной войны», когда, к сожалению, не о красоте приходилось думать, а о проблемах острой нехватки жилья, сыграли свою положительную роль. Да, конечно, это давно уже вчерашний день, и новые реалии выдвигают совершенно иные задачи.
Американец понимающе покивал.
Впрочем, заметил тут же Панин, если позволит весьма напряженная и плотная программа пребывания американского коллеги в России, он в качестве хозяина сочтет своим приятным долгом показать гостю настоящие петербургские пригороды. И там будет что посмотреть и чем искренне полюбоваться. Тот же Пушкин — бывшее Царское Село... Павловск... Да и Петергоф — ныне Петродворец, который вошел в городскую черту! Панин руками, широким жестом, показал, как загребает город под себя бывшие пригороды. Американец понял и засмеялся...
А в это время на Петергофском шоссе, в том месте, где оно возле Сосновой Поляны пересекает дамбу, случилась крупная неприятность. Хотя это слово никак не определило бы существа весьма трагического происшествия, а также тех последствий, которые имелись бы, не измени руководитель президентского маршрута путь следования главного лимузина.
По всей трассе были выставлены милицейские посты и патрули, которые загодя убрали с дороги любой транспорт, перекрыли все подъездные к главной трассе дороги, словом, обеспечили в прямом смысле «зеленую улицу». И вот в тот момент, когда президентский эскорт приближался уже к вышеупомянутой дамбе, совсем близко к проезжей части подошла женщина — капитан милиции в плотной куртке и светло-зеленом, цвета молодого салата, жилете дорожного патруля. Кто- то из милиционеров, оказавшихся на противоположной стороне шоссе, обратил на это внимание — хоть и до дневной жары пока далековато, но зачем преть-то в куртке, если форма сегодня объявлена летняя, парадная? Но обсуждать этот вопрос с коллегами тот парень не стал, поскольку внимание его сосредоточилось на приближающейся кавалькаде машин. И когда большой черный лимузин с двумя государственными флажками по бокам капота — российским и американским, охраняемый спереди и сзади мощными джипами со сверкающими мигалками, проносился мимо него, на той стороне шоссе что-то громыхнуло вдруг с такой дьявольской силой, что огромный лимузин — так показалось — даже подпрыгнул. И сейчас же вокруг него кучей сбились джипы.
Никто из милиционеров и сообразить толком еще не успел, как между автомобилями засуетились, забегали какие-то люди, и машины, словно подчиняясь чьей- то немедленной команде, разом тронулись с места и унеслись в направлении Петродворца. Позже сказали, что правая сторона лимузина была в буквальном смысле иссечена, истерзана осколками, превратившими двери машины в решето, но колеса и двигатель не пострадали, как и сам водитель, отгороженный от салона усиленной стенкой. На асфальте после взрыва остались довольно приличная воронка, кровавые ошметки вокруг, груда окровавленных же тряпок и фрагментов человеческого тела, что при очень большой фантазии можно было назвать останками неизвестной женщины — капитана милиции.
А спустя три минуты, не больше, на место взрыва примчался десяток машин, из которых высыпали представители Федеральной службы безопасности, охраны президента, МВД и питерского милицейского главка, Минюста, прокуратуры и других, мало кому известных, но, оказывается, напрямую причастных к расследованию происшествия организаций...
Участок шоссе немедленно оцепили полосатыми лентами; эксперты-взрывотехники, криминалисты и судебные медики занялись конкретной своей работой, а еще не пришедшие в себя, оглушенные сотрудники патрульной службы стали отвечать на вопросы следователей и оперативников.
И тут снова возник вопрос о той куртке дорожно- патрульной службы, которая, по непроизвольному наблюдению молодого сержанта Новиченко, сидела на женщине как-то мешковато и явно полнила ее. Этого сержанта, как, по сути, единственного свидетеля, и взяли в оборот все оперативные службы. Что за женщина? Как выглядела конкретно? Откуда взялась? Почему в милицейской форме, но не в парадной, а в обиходной? Каким образом прошла к самой трассе?.. И еще десятки и сотни подобных вопросов, на которые не мог пока ответить никто, а уж сержант Новиченко — тем более, поскольку и наблюдал-то ее с полминуты, не дольше.
Акция была практически сразу квалифицирована как террористический акт, и одного настырного следователя из Управления Федеральной службы по городу Петербургу и Ленинградской области больше всего «на данный момент» интересовал главный вопрос: не чеченка ли погибшая? Ну та, которая явно же взорвала себя? А если чеченка, то почему ее допустили до трассы, а не остановили для проверки еще на подходе к шоссе? И почему патрульная служба проявила изрядную беспечность и наплевательское отношение к своим прямым обязанностям? Короче, и тут назревали конфликты, продиктованные в первую очередь отсутствием вразумительных ответов на те вопросы, которые уже в ближайшие часы станет им задавать и собственное, и чужое начальство.
О покушении президенту доложили в тот момент, когда он вместе с гостем из Соединенных Штатов осматривал Константиновский дворец и слушал сообщение директора музея, рассказывавшего высокопоставленным посетителям об истории дворца и событиях, связанных с ним. Подобно всякому коренному жителю Санкт-Петербурга, неважно, шла ли речь о Петрограде или Ленинграде, Панин, разумеется, как нынче принято говорить, был в теме. Поэтому и слушал высоко ученого экскурсовода без должного в иных случаях внимания. Вот тут-то, заметив, что президент думает о чем- то своем, начальник охраны и доложил ему коротко, без деталей, о происшествии. Панин лишь поднял брови, дрогнул уголком плотно сжатых губ и легким кивком подтвердил, что услышал и понял. А следующим кивком отпустил начальника охраны. И больше за весь день ни разу так и не вернулся к этому известию.
