Настроение не улучшил и тот холодный оршад, которым меня угощали в перерывах. Но послать их всех к черту я не могла, потому что Марино получал процент с продажи.
Этот вечер не отличался от остальных, не хватало мне только Джулии. Мы были большими подругами, нежели это принято в подобных заведениях. На Джулию можно было положиться, а мне давно уже надоел весь этот бардак.
– Эй-эй-эй, не ходите по ногам, – говорила я, чуть живая от усталости. – И не нужно меня так тискать!
– А что мне, забор между нами поставить?
– Забор не забор, но держитесь подальше, – отрезала я, и не пытайтесь заниматься альпинизмом. Я не тренировочная стена для скалолазов.
А сама все смотрю по сторонам, не вертится ли где Марино.
Парень тут же угомонился. В большинстве своем они трусы. Но с другой стороны, если у девушки слишком много претензий, шеф раскричится, что она отпугивает клиентов.
Было около полуночи, когда они явились. Я уже три с половиной часа топталась на паркете без перерыва, не отдыхая, не присаживаясь. Но есть люди, которым приходится ещё хуже. Ну что мне вам рассказывать? Я знала, что время к полуночи, потому то Дюк, руководитель оркестра, запустил "Леди в пути", а я знаю, как у него составлена программа, и по ней могу отгадать, который час, как моряк по корабельным склянкам. В половине первого, например, играют "Лаймхауз блюз".
Я сразу положила на них глаз, как только увидела в фойе, потому что клиенты редко приходят так поздно: уже не остается времени оправдать свои деньги. Было их двое: один – гладенький сытенький коротышка, типичный недомерок. Зато второй – ну, тот второй был мужик! Совсем не двухметровый поджарый красавец, а скорее среднего роста, со светлыми волосами и какими-то острыми чертами лица, но если бы у меня был вообще идеал мужчины, то что-то вроде него. Но поскольку мои идеалы давно тю-тю, я забилась в раздевалку чтобы, пока перерыв, подсчитать купоны. Хотела прикинуть, сколько мне сегодня перепадет. По сданным купонам я получала два цента с каждых десяти.
Те двое ещё стояли в фойе и как раз подозвали Марино. Потом, когда появилась я, все трое обернулись и уставились на меня, а Марино поманил меня пальцем. Ну, я поплыла к ним, чтобы узнать, в чем дело. Следующим номером у Дюка была румба, и я подумала:" – Если он опять ко мне прицепится, я заткну ему пасть!"
Марино сказал:
– Соберите свои вещи, Джинджер.
Я подумала, что один из этих ребят хочет взять меня с собой, это можно сделать, если клиент договорится с шефом. Это не так плохо, как можно подумать: обычно ничего через силу делать не приходится, только посидеть с ним в потрясном заведении и послушать, что у него за проблемы. Я всегда говорю: только от тебя самой зависит, когда остановиться.
Я забрала свою драную кошку и направилась к ним, как раз когда Марино спросил то-то вроде:
– Мне что, за неё ещё и залог платить?
Недомерок сказал:
– Ну что вы, нам только нужно, чтобы она прояснила кое-что из происшедшего.
Это меня немного испугало и я взвизгнула:
– За что вы меня забираете? Что я сделала? Куда вы меня собираетесь везти?
Марино отрезал:
– Они только хотят, чтобы вы поехали с ними, Джинджер. Возьмитесь за ум и делайте все, что нужно.
Потом он сказал им то, что до меня не дошло.
– Только, пожалуйста, не надо впутывать наше заведение, ребята, ладно? У меня и так уже полгода одни убытки.
Я тащилась между ними, как корова на бойню, и вертела головой от одного к другому.
– Куда вы собираетесь меня везти? – начала я нудить, едва мы оказались на лестнице. Но ответ получила, только когда мы уже сидели в такси.
– К Джулии Беннет, Джинджер.
Наверно, Марино сказал им, как меня зовут.
– Что она натворила? – спросила я.
– Да говори уже прямо, Ник, – сказал недомерок. – Иначе плюхнется в обморок, когда приедем.
Ник с дьявольским спокойствием сказал:
– С вашей подругой Джулией произошло несчастье, мисс.
Он поднял руку и провел ею поперек горла.
Коротышка угадал – я отключилась прямо в такси. А когда очухалась, закричала:
– Это невозможно! – и схватилась за голову. – Еще вчера вечером мы вместе топтались на паркете. Вчера ночью в это же время хохотали в раздевалке и делили сигарету! Это невозможно! Джулия – моя единственная подруга!
Я разревелась, как ребенок, и тушь вместе со слезами капала на сиденье такси.
Ник вначале только морщился, а потом вытащил из кармана огромный носовой платок и сказал:
– Возьмите, мисс!
Платок все ещё был необходим, когда, зажатая между ними, я поднималась на крыльцо пансиона. Опомнилась только у дверей.
– Она все ещё там?
– Не бойтесь, вам не нужно на неё смотреть, – успокоил меня Ник.
И я не смотрела, потому что там её уже не было, но так ещё хуже. Господи, это одеяло с такой длинной кровавой полосой, как будто на нем курицу. Тут я закачалась и обеими руками ухватилась за что-то. Случайно это оказался Ник. Он стоял совершенно неподвижно, как будто ему это не мешало, только проворчал:
– Эту гадость нужно куда-то убрать!
Когда я очухалась и они смогли начать допрос, оказалось, что это совсем не страшно. Как и предупреждали, они хотели только выяснить всякую ерунду из её прошлого.
– Когда вы в последний раз видели её живой? Много ли было у неё знакомых – ну, вы понимаете, что мы имеем в виду? У неё был роман?
– Мы расстались вера ночью в половине второго, – ответила я. – Как только кончилась программа, пошли домой пешком. Знакомств она не поддерживала. Никаких свиданий с партнерами не назначала, я тоже.
Едва я перевела дух, Ник приподнял левую бровь, как терьер, учуявший крысу.
– Вы не заметили, за вами никто не шел?
– В нашей профессии к такому не привыкать, но этих балбесов хватает только кварталов на пять, а до нас их не меньше десяти.
– Так вы каждую ночь ходите домой пешком, хотя перед этим весь вечер были на ногах? – удивленно спросил коротышка.
– Вы думаете, при наших заработках можно взять такси? Но что вчера ночью за нами никто не шел, поклясться не могу, потому что не оглядывалась. Если оглянуться – это примут за приглашение.
– Это надо будет учесть, – сказал Ник, но сказал как-то машинально.
Я взяла себя в руки и спросила:
– Это случилось. Это случилось здесь?
– Все было немного иначе: когда вы простились, она снова вышла из дома.
– Послушайте, я её хорошо знала! – закричала я. – Нечего меня дурить, болван чертов, а то как дам по башке! – И я замахнулась на него своей драной кошкой.
Он выхватил какую-то коробочку и помахал ею перед моим носом.
– Она вышла вот за этим. За аспирином! Заткнитесь и не распускайте руки, мы это уже проверили в ночной аптеке на Шестой улице.
Он пару раз глубоко вдохнул, взял себя в руки и продолжал:
– Она вышла на улицу, но была настолько ленива или неаккуратна, что не закрыла за собой дверь, только засунула кусочек бумаги, чтобы та не захлопнулась. За эти пять минут, а может быть и меньше, кто-то, кто наблюдал за ней с другой стороны улицы, проскользнул в дом и стал ждать её наверху в коридоре. Он был слишком хитер, чтобы напасть на неё на улице – там она могла хотя бы закричать.
– Откуда он мог знать, что она скоро вернется?
– Ну, это могли подсказать незапертые двери. К тому же в аптеке заметили, что она была совершенно нормально одета, но в шлепанцах на босу ногу. Убийца явно этого не упустил.
– А что же она не закричала в доме, когда кругом спит уйма людей? – удивилась я.
– Видимо, он ошеломил её внезапностью, – схватил за горло, когда она отпирала дверь в комнату, втащил внутрь, захлопнул дверь и уже там задушил. Но потом не забыл собрать таблетки аспирина, которые выспались, когда коробочка выпала из её рук. Одну таблетку, правда, просмотрел, и мы её нашли. Вряд ли она принимала аспирин, стоя у дверей. Ну вот поэтому мы и знаем, как было дело.
У меня перед глазами все ещё стояло то одеяло, хотя его давно свернули и унесли. Я ничего не могла с собой поделать, не хотела ничего больше слышать, но при этом не могла не узнать всего до конца.
– Но если её задушили, откуда тогда вся эта кровища? Еле живым голосом спросила я.
Я заметила, что коротышка тут же захлопнул пасть и уже не открывал её, будто боясь проговориться, и даже по лицу стало видно, как его самого замутило от воспоминаний о том, что они нашли.
По его глазам я поняла все. Пожалуй, из меня вышел бы детектив, потому что все остальное я сообразила, заметив только, как у него забегали глаза.
Он не замечал, что я за ним слежу, иначе не выдал бы себя этим бегающим взглядом. Сначала его глаза остановились на маленьком переносном патефоне, который стоял на тумбочке. Этот патефон с бамбуковыми иглами можно было слушать даже поздно ночью, совсем тихонько, чтобы не мешать соседям. Крышка была поднята, и я заметила, что игра полурасщеплена, словно работала всю ночь без остановки.
