— Молодец, держишь форму. И загар красивый… Ещё не женился?
— Никто не берёт, — пошутил Геннадий, чувствуя доброе расположение. Успокоился: в случае чего уговорит.
— Не скромничай. Слышала я, кого выбрал — Ларису Писменную из фирмы «Росэксимпорт». Красивая женщина. Но не торопись. Вряд ли она захочет покинуть Волжанск, если нас переведут в другое место.
Геннадию не хотелось обсуждать эту проблему, и он промолчал.
— А сердечко у тебя сегодня что-то частит, — сказала врачиха и еще раз заставила его не дышать. — Да… Ты случайно не гонялся за кем-нибудь на аэродроме? — спросила, пристально заглядывая ему в глаза.
— Да нет. Может, сюда быстро шёл, — соврал он.
— Ну-ка, посмотрим, какое давление. — Тамара Михайловна, обмотав его руку манжеткой, стала накачивать воздух «грушей». И Геннадий снова заволновался, приковал взгляд к прибору, хотя понять, как определяют врачи давление крови по этой похожей на секундомер штуковине, не мог.
Тамара Михайловна положила на стол фонендоскоп, глубоко вздохнула и сказала с сожалением:
— Да, товарищ капитан, сердечко у вас расшалилось не на шутку. Вчера случайно не выпивал?
— Нет, разумеется, — машинально ответил он. — Да все нормально. Может, с физзарядкой переусердствовал.
— Давайте измерим температуру. — Тамара Михайловна посуровела и пропустила его слова мимо ушей.
— Да нет у меня температуры! — запальчиво заверил Геннадий. — Только время зря потеряем. А меня экипаж ждёт.
— Ничего не поделаешь, дорогой Геннадий Евгеньевич, — перешла на официальный тон врачиха. — Придется подождать. А скорее всего полететь экипажу без вас.
— Как это без меня? Не положено.
— Что не положено?
— По инструкции не положено менять экипаж перед полётом. И если кто-то из членов экипажа заболел или ещё что, отстраняют весь экипаж. А у нас срочный груз. И не куда-нибудь, а за бугор.
Тамара Михайловна, не обращая внимания на его протест, засунула ему термометр под мышку. Снова внимательно посмотрела в глаза, пощупала лоб.
— Температуры, возможно, и нет, но с таким давлением я в полет вас все равно не выпущу.
— Тамара Михайловна! Вы же без ножа режете: командир в порошок меня сотрет и на медкомиссию направит. А там один приговор — к лётной работе не годен: никто не захочет брать на себя ответственность, если появились какие-то отклонения.
— Ничего поделать не могу. У вас учащённое сердцебиение, высокое давление крови. Лететь нельзя.
— Да я здоров как бык! Сами недавно говорили об этом.
— По внешнему виду не всегда можно судить о здоровье. — Тамара Михайловна вытащила у него из-под мышки градусник, глянула на столбик красной ртути. — Температура нормальная, но всё равно допустить вас к полету я не имею права, о чем обязана доложить командиру.
Майор Фирсов сам заглянул в медпункт.
— Ну, ты чего тут расселся, — стал строго отчитывать второго пилота. — В любви объясняешься, что ли?
— Не хамите, Владимир Андреевич, — оборвала его Тамара Михайловна. — Ваш второй пилот болен, и я отстраняю его от полёта.
— Ну, допустим, отстранять или разрешать имеет право только командир. Вы можете только рекомендовать, — завелся и майор, уязвленный категоричностью врачихи.
— Пусть будет по-вашему: рекомендую. Настоятельно. У него высокое давление, тахикардия.
Майор окинул Геннадия уничтожающим взглядом.
— Что, донжуан, доамурничался? И что изволите теперь доложить командиру отряда?
— Да нормально… слетаю я, — промямлил Геннадий.
— Слетаешь… к милке на кровать или с кровати. Пошёл вон!
Геннадий брёл с аэродрома, как побитый пёс, низко опустив голову. Хорошо еще, что командир отряда сам решил полететь с Фирсовым в качестве инспектора — ему положено было проверить технику пилотирования майора. А вернутся — гнев Фирсова поугаснет, и он простит своего второго пилота.
Красные «Жигули» всё ещё стояли на краю аэродрома, и Лариса очень удивилась, когда он подошёл к машине.
— Что, отменили полёт? — спросила, стараясь заглянуть ему в глаза.
— Отменили. Для меня, — тихо проговорил Геннадий. — Отстранили.
— За что? — ещё больше удивилась Лариса.
— За любовь, — грустно усмехнулся Геннадий. — Перестарались мы с тобой вчера. Давление у меня сильно подскочило.
Лариса покусала губу, виновато прижалась к нему.
— Не расстраивайся, милый, все перемелется. Отдохнешь немного. А давление — экая невидаль, оно почти у каждого человека скачет. Поедем ко мне, я тебя вылечу.
— Подождем. Ты же хотела посмотреть, как взлетают самолёты. — Геннадия что-то удерживало на месте, словно он надеялся, что майор Фирсов одумается и изменит свое решение. Хотя он строг и порою бывает груб и бестактен, как герой анекдотов поручик Ржевский, но Геннадия уважает, ценит за летный талант и обещал при первой же возможности послать на курсы командиров экипажей. А давление… Лариса права, с кем не бывает, за такую болезнь с летной работы не списывают.
Они стояли минут десять, больше молчали, прислушиваясь к звукам на аэродроме. И вот наконец заурчали мощные двигатели «Руслана». Минуты три работали ровно, прогревая свое озябшее за морозную ночь тело, потом так взревели, что Лариса зажала уши. И когда рёв снова перешел в мерный гул, она спросила:
— Что это с ним? Что-нибудь случилось?
— Нет. Перед взлетом двигатели опробуют на всех режимах, чтобы удостовериться в их исправности.
— Значит, с твоим всё в порядке?
— Бортинженер у нас — дока. Никогда не подводил, — с гордостью похвалил капитана Артамонова Геннадий. — Мы с ним третий год летаем, и никаких отказов.
«Ан-124» между тем начал выруливать со стоянки.
— А ты когда-нибудь покатаешь меня на своём самолёте? — весело спросила Лариса, желая, видимо, поднять его настроение.
Получилось наоборот: Геннадий нахмурился, тяжело вздохнул. Ответил после длинной паузы с грустной иронией:
— Покатаю, если спишут в гражданскую авиацию.
«Руслан» вырулил на взлётно-посадочную полосу и, ещё раз опробовав силу своих «лёгких» — Лариса при этом снова зажала уши, — понесся по бетонке в направлении города. Вот переднее шасси оторвалось от полосы, нос самолёта нацелился в небо и, пробежав ещё с километр, взмыл над окраиной аэродрома.
Сколько раз Геннадий наблюдал за взлётами самолётов! Ещё мальчишкой бегал за три километра к небольшому аэродрому, даже не аэродрому, а просто летному полю, где базировалась тройка «Ан-2» да производили посадку почтовые самолёты. И каждый раз, когда самолёт уходил ввысь, у него замирало сердце от восторга и зависти; он с восхищением думал о конструкторах, создавших этих железных птиц, подвластных не менее умным и смелым, чем конструкторы, людям — пилотам.
Тогда и зародилась мечта стать летчиком. И он осуществил ее. И любовь к самолетам не убавилась даже теперь, когда Военно-воздушные силы совсем не те, что были десяток лет назад, когда вместо боевой учебы приходится заниматься коммерцией.
Он с умилением и тоской в сердце провожал уже парящий над окраиной города свой самолет. Вдруг ему показалось, что «Руслан» как-то нервно дернулся на правое крыло и будто бы из третьего двигателя пыхнуло дымком; не успел он осознать, реальность это или всего лишь фантасмагория его расстроенного воображения, как «Руслан» качнулся на левое, крыло и внезапно стал резко снижаться. А точнее, падать. На город. У Геннадия похолодело все внутри и волосы, кажется, поднялись дыбом. Он со страхом, с замершим дыханием продолжал неотрывно следить за самолетом, умоляя неизвестно кого, чтобы «Руслан» перестал падать, чтобы двигатели потянули его ввысь.
Лариса испуганно посмотрела на Геннадия, глазами спрашивая, что случилось. Он не успел ей ответить — в городе, где упал самолет, взметнулся огненный султан с клубами чёрного дыма.
— Быстро, в машину! — крикнул Геннадий, открывая дверцу кабины.
Лариса поняла его намерение и схватила за рукав куртки.
— Не надо!
Он выхватил у неё ключи, вставил в замок зажигания. Она еле успела сесть рядом, и «Жигули», взревев мотором, понеслись в сторону города.
Когда они приехали к месту падения самолёта, там вокруг уже бегали люди с криками и причитаниями, не зная, как подступиться к разрушенному и охваченному огнём пятиэтажному дому, вокруг которого валялись покорежённые обломки самолёта, ещё дымившиеся, потрескивающие при остывании.
Наконец примчались и пожарные. Расталкивая людей, стали пробиваться со шлангами и пеногасителями к очагам огня.
Геннадий с Ларисой стояли у машины, наблюдая, как из нижних этажей пожарные выносят детишек, стариков и старух, как продолжают метаться у дома те, кому удалось благополучно выбраться, моля о помощи. Геннадий порывался было броситься к дому, но Лариса удерживала его.
