Здесь трое парней (кто - за столом, кто - на столе) пили и закусывали. Обернулись, разглядывая меня.
– Этот живым не уйдет, - услышал я за спиной. - Принимайте его, ребята, развяжите ему язык.
И дальше было совсем уж неинтересно. Да и не все запомнилось.
Но парней этих умелых не забуду. Отстреляю, клянусь, если жив останусь.
Так и пробормотал в один из перерывов в «работе»:
– Ребята… если уйду от вас… всех достану… Я вас не забуду… Никого… не обижу. - Видно, не в себе был, что-то с головой, разоткровенничался.
– Я его боюсь, - с издевкой сказал тот, что постарше. - Придется его замочить.
…Устали… Покурили… Выпили… Привели какую-то бабу… Отдохнули по очереди… Снова взялись…
Битья почти не помню.
Помню: сажали на стул, заворачивали за спину руки, сцепляли наручниками - и пластиковый пакет на голову. Задыхался, падал вместе со стулом и дергался в конвульсиях на мокром от крови и мочи полу… Смотрели с любопытством - еще не наскучило, смеялись, спорили - сколько продержусь…
Помню хвастливые разговоры - кто как поохотился за девками, за барахлом. Помню дурацкие вопросы: про каких-то депутатов, про каких-то «замоченных» мною корешей, про какое-то оружие - где я его спрятал? Про какие-то деньги - куда я их дел? И вот совершенно едва помню вопросы о Прохоре: где, мол, этот «писака» скрывается с документами?…
Вопросы помогли мне немного определиться. Ясно, что за участие в обороне Белого дома меня не похвалят. Ясно и то, что расторопный Слава сдал меня ребятам Махноты. А у них есть ко мне объективные претензии. В свое время я изрядно прополол их ряды.
Но это, стало быть, не все. Если они выбивают из меня Прохора, значит, как-то просочилась информация, что я укрыл у него свои деловые бумаги и, в частности, разработки по группировке Махноты на тему: «Развитие криминальной интеграции по вертикали в переходный период российской экономики». В этом материале было только одно слабое место - в той его части, где вопрос касался вертикальных связей, засветились такие влиятельные лица, что я благоразумно не вошел со своими предложениями к руководству, а отложил их до лучших времен. В квартире Прохора. Эти бумаги - и моим коллегам, и бандюгам Махноты - что стакан холодной воды в пустыне. После недельной жажды под жестоким солнцем.
Такой вот расклад…
На ночь оставили в этой же комнате, на полу, приковав наручниками к батарее. Наутро пришли снова. Полные сил…
Пить не давали. Хватал холодные брызги, когда отливали водой.
Помню на какой-то день, третий вроде, появилось испуганное лицо молоденького парнишки (Витя, кажется), который под наблюдением отдыхающих «старших» неумело и слабо стучал мне по голове рукояткой пистолета и… выронил его.
Я подхватил пистолет. Старшой шарахнулся к двери и замер, уставившись мертвыми от ужаса глазами в дырку ствола. Витя присел и схватился руками за голову. Двое других вскочили, вдавились в стену. Ну, мразь, мой черед пришел!…
Палец уже сам собой сгибался на спусковом крючке. Ну и что? Конец? Этих завалю, двоих еще достану в лучшем случае. И все? Мне мало этого. Надо живым уйти, чтобы полной мерой отвесить, кому что от меня положено…
Я бросил пистолет под ноги Вите. Он долго не мог засунуть его в плечевую кобуру дрожащей рукой.
Старшой дал ему подзатыльник и подошел ко мне вплотную:
– А ты шутник!
Теперь били меньше. Можно сказать, почти не били. Уговаривали. Сами не зная - зачем. Чего-то ждали. Распоряжения? Анализа обстановки? Решений руководства?
Покормили какой-то дрянью. Пить не давали, пить приходилось, когда водили в туалет. Почему-то в другое здание, вроде флигелька. По дороге я приглядывался - как бы дать деру. Надо, надо уматывать. Хоть какой-то шанс.
Здания были окружены кирпичной выщербленной оградой, метра в два высотой. Пока она мне по силам. За ней, судя по деревьям, парк или сквер.
Через двор водили в наручниках. В сортире конвоир их снимал. Ну и что? Не справиться мне сейчас с ним голыми руками. Теми же наручниками по башке и влепит…
И я попросил какую-нибудь емкость для воды.
– Термос или сифон? - вежливо уточнил старшой. - Пива не хочешь? А бабу?
Но через полчаса все-таки пришел парнишка Витя и подарил мне большую пластиковую бутылку из-под колы, сказал глупо и виновато:
– Ты на нас не обижайся. У нас задание.
– У меня тоже, - сказал я. - За бутылку спасибо. Удружил. Я тебя за это не убью.
Один день я пропустил - мне нужен был конвоир поглупее, я уже наметил его.
Он пришел за мной, когда стемнело, лучше и не надо.
Мы вышли из здания, пересекли тесный дворик, чуть освещенный несколькими окнами и висящей в дальнем углу слабенькой лампочкой под жестяным конусом. Но туда-то я не побегу - не успею, и все-таки светлее там. Мишенью не хочу быть. А побегу я вон к тому битому «жигуленку», что сиротливо прижался вплотную к стене.
Я вышел из кабинки и стал заливать воду в бутылку. Конвоир терпеливо ждал. Я потуже завернул пробку и ахнул его бутылкой сначала в лоб, а потом в затылок. Он молча ткнулся мордой в писсуар. Я вынул из его кобуры пистолет, сунул за пояс. Прихватил его руку наручниками к трубе писсуара, бросил в окно урну и бросился за ней сам. Упал удачно. Вскочил, побежал к ограде: на капот, на мятую крышу машины, подтянулся, кряхтя от боли, и свалился по ту сторону забора, в темный прекрасный парк.
В забор, с той стороны, ударила бесполезная очередь.
Быстрым шагом я пересек парк и вышел на чуть освещенную улицу. Остановил такси.
– У меня нет с собой денег, - сказал я таксисту, - я расплачусь с вами дома.
Он пригляделся ко мне, зло усмехнулся:
– Как же - расплатишься! Ступай откуда пришел, - и резко тронул с места. - В свой «Белый дурдом». Погрейся на угольках.
Догнал бы я его парой пуль без сожаления, да пистолет выронил, когда переваливался через забор, а поискать его времени не было… Ну пусть еще поживет…
У меня не было иного выхода, я продолжал ловить машину. Вряд ли, конечно, возьмет меня кто-нибудь в таком виде. Другие времена, другие и люди.
Но я ошибся. Эту машину я не останавливал. Она сама притормозила, и водитель, распахнув дверцу, спросил:
– Куда вам ехать? Садитесь скорей!
Домой нельзя, наверняка меня там будут
ждать. Я назвал адрес Прохора. Все равно ведь надо его вытаскивать. Если еще не поздно.
– Оттуда? - спросил водитель, когда мы подъезжали.
– Вам лучше этого не знать.
– Я сам у «Останкино» был. Еле ушел из-под пулеметов.
Мужик попался толковый.
– Вас подождать на всякий случай? Дверца будет открыта.
– Пожалуй, не стоит. Если меня там встретят, мне уже не уйти.
– Желаю удачи. - Он протянул мне руку. - Сигареты возьмите.
– Спасибо.
Я поднялся двумя этажами выше Прохоровой квартиры и стал медленно спускаться. Ничего подозрительного. Я позвонил.
Дверь открыл Прохор.
– Леша? Откуда ты? Ах, да. - Он явно был не в себе, в каком-то затянувшемся шоке.
– Собирайся, Проша, пора и нам отдохнуть. Поедем ко мне, в загородное имение. Вот-вот за тобой придут.
– Пусть приходят. Мне все равно. Как после этого жить?
– А мне не все равно. Я тебя не отдам. Собирайся.
– Ты хоть умойся.
– Да, конечно, найди мне во что переодеться. И какую-нибудь пудру. Или крем. И бритву дай.
Я сбросил с себя все на пороге и пошел под душ. Вода словно хлестала меня проволокой, я чуть ли не визжал от боли.
Прохор принес старые джинсы и нервно мял их в руках, пока я брился, и все приговаривал:
– Как жить теперь? Как жить? Разве можно?
– Прежде всего штаны мне давай. Я такие вопросы без штанов не решаю. И поищи у супруги какой-нибудь грим, - напомнил я. - И документы, что я у тебя оставлял.
– Здорово тебя отделали, Леня. Тебе в больницу надо, а не за город.
– Шевелись, Проша, шевелись, иначе и ты такой же будешь. Дай же штаны наконец.
Я привел себя в относительный порядок, выбросил свои вонючие окровавленные тряпки в мусоропровод, сварил и выпил кофе.
Прохор, причитая, сновал по квартире, таскал за собой чемодан, что-то складывал в него, потом вываливал на пол и снова что-то собирал.
– Проша, - намекнул я, - не на курорт едем. Самое необходимое бери, в авоську.
– Но рукописи, Леня. Разве можно их оставлять им?
Длинный требовательный звонок и угрожающие удары твердым в дверь прервали наши споры.
Я примерился, повернул Прохора, подвинул чуть в сторону и ударил. Расчетливо - в нос, чтобы он сразу залился кровью. И упал он хорошо - свалил сервировочный столик с чашками и кофейником и стул. Я сбросил на пол и его любимую вазу.
– Не вставай, Проша.
Решительно распахнул дверь. На площадке двое, вооруженные, в форме; за их широкими плечами - кто-то в штатском, рука в кармане плаща.
– Русаков? - Ладони плотнее обхватили рукоятки автоматов.
Я дружелюбно, понимающе, без опаски сделал шаг назад:
– Заходите, ребята. Как раз с ним разбираюсь, - и демонстративно потер костяшки правой руки.
