– Сколько? – спросила мать.
– Тысяча. И пятихатник в марках у меня уже есть. Итого, тысяча долларов.
– Когда?
Начинается, подумал Витек и сказал.
– Они же его убьют!!! – Мать зарыдала.
– Они должны подождать, – с вызовом сказал Витек. – Они должны дать отсрочку.
Мать рыдала. Витек стоял и слушал. И ждал, когда же она закончит. Ему было это даже интересно, поскольку мать не знала, что он звонит на шару. Думает, что он платит за разговор, и при этом плачет в трубку. А потом ее младшенькому из-за нехватки денег, которые ушли на рыдания, отсекут башку.
– Мы хотели спрятать Олега у родственников в Перми. Но он боится, что Бас в этом случае разделается с отцом. А отца-то с места не сдвинешь…
– Две недели, – рявкнул Витек.
Трубка так и осталась болтаться. И несколько раз ударилась о стенки будки. По дороге назад Витек заплутал, поскольку дом Пауля в отличие от телефонной будки, в ночи не светился.
Утром его разбудил Гимлер. Вообще-то, ему хотелось свернуть Гимлеру его крикливую башку, но он был ему благодарен, поскольку все равно нужно было вставать.
Схватил титановую лопату наизготовку и принялся молотить грунт.
Чуть позже появились Гизела и Пауль. Задали корму птице и укатили куда-то на белом "Мерседесе"…
…а когда вечером прикатили, Пауль удивленно покачал головой:
– Немцы так работать не умеют.
Витек в это время валялся на куче земли, высунув язык.
Пауль принес наполненную канистру.
Зато сегодня обошлось без рыданий, поскольку Бас соизволил подождать еще "две недели и не секундой больше". Мать на радостях даже дала трубку отцу-паралитику, который не двигался совсем, а говорил в час по чайной ложке.
– Витек… не… сдавайся… Во… время… войны… мы… рыли… окопы… так… быстро… что… ты… даже… не… поверишь… Потому… что… нас… могли… раздавить… танки… Я… знаю… что… в… Германии… земля… неплохая… получше… чем… в… Венгрии… или… Польше… Рыть… можно…
Он это говорил так долго, что никакого впечатления о скорости не возникало. И, наоборот, возникало ощущение, что танк по нему все же прошелся.
Зря он рассказал им, что должен выкопать траншею.
Витек решил больше не звонить.
На следующее утро Пауль вышел из дому, посмотрел на Витька и принялся качать головой. И качал, пока Гизела не затащила его в белый "Мерседес".
Жара не спадала, и создавалось впечатление, что природа перепутала Германию с Африкой. А Витек не нанимался рыть в Африке и считал это издевательством, поскольку, во что бы то ни стало, требовалось сохранить дыхание. Пот еще – пол беды. Хоть он и лил ручьем, смешиваясь с пылью и превращаясь в грязный поток. Витек выглядел так, будто он только что нашел нефть и выкупался в ней. Только в этом случае у него перед глазами стояли бы нефтедоллары. А в действительности перед глазами стояла отрубленная башка братца. Поэтому нужно было сохранять дыхание. Иначе братцу – кранты. Хрясь, перебил он своей титановой лопатой очередную кость мамонта. Хрясь. Откуда-то в его сознание вплыла песня, очевидно для того, чтобы помочь ему сохранить ритм.
"Утро выкрасило город колдовским каким-то цветом!!! – горланил внутренний граммофон. – Это значит, значит скоро бабье лето, бабье лето!!!"
Он выковырял из земли большой камень и швырнул его наверх, упав при этом на стенку траншеи.
"Только зря ругает мама, что меня ночами нету!!! Что я слишком часто пьяный бабьим летом, бабьим…"
Когда вечером вернулись Пауль с Гизелой, Витек валялся на куче земли, высунув язык.
А утром следующего дня, как раз, когда Пауль качал головой, а Гизела затаскивала его в "Мерседес", Витек завернул за угол. К этому моменту он уже не сомневался, что он – поющий экскаватор. Внутренний граммофон наяривал одну мелодию за другой, и такая сублимация Витька вполне устраивала. Если бы еще время от времени экскаватору не хотелось колбасы…
Пока экскаватор молотил грунт, а внутренний граммофон наяривал, Витек предавался различным видениям. То он раздевает инженера Лещинскую прямо у себя в кабинете, оглушительно дыша, то трубит в саксофон сидя в лодке, а копировальщица Тарасова в это время налегает на весла, то пишет портрет уже голой Лещинской на фоне столетнего дуба – "у лукоморья дуб зеленый", то пишет портрет уже голой Тарасовой, опирающейся на весло.
Об Олеге – ни слова. Пошел он на хрен, козел вонючий! Выбрыкнется, а потом Витьку расхлебывать. Врать, подкупать должностных лиц, отбиваться от ворвавшихся в квартиру разъяренных братьев совращенной девственницы отцовским судном… А потом Олег вознамерился открыть торговый ларек. Елисеев! И одолжил у одного барыги товара на тысячу долларов. А ларек в ту же ночь грабанули… Конечно, с этого ларька кормилась бы вся семья, если бы его не грабанули. Но его грабанули…
На следующее утро, когда Пауль качал головой, у Витька сложилось твердое убеждение, что именно он, а не Пауль, умчался вместе с Гизелой на "Мерседесе". А Пауль остался копать траншею. И Витек очень долго злорадствовал по этому поводу, пока, все же, не обнаружил в траншее себя.
Но Пауль тоже остался, и они рыли вместе. И пока экскаватор молотил грунт, а граммофон наяривал, они имели поочередно то Лещинскую, то Тарасову. И у обоих текли слюни. А потом прибежала Гизела и схватилась за лопату. И отшибла голову Лещинской, а Тарасовой пробила живот…
А в воскресенье хозяев навестил их сын с семьей: женой и ребенком. И они долго пялились на Витька, выйдя из БМВ. Потом взрослые ушли, а ребенок продолжал пялиться. И Витьку показалось, будто он превратился в того самого мамонта, который подох здесь в далекую палеозойскую эпоху. И он помогал себе рыть бивнями. И, – хрясь! – перемалывал собственные же косточки. А хоботом пытался достать до ребенка, но тот отбегал.
Назавтра он свернул за очередной один угол, и тут же полил дождь. И Витек начал крыть его, на чем свет стоит, поскольку дождь оказался еще большим дерьмом, чем солнце. Грунт быстро раскис и соскальзывал с лопаты именно в тот момент, когда Витек поднимал ее на уровень плеч. К тому же налетел шквальный ветер. Из дому показался Пауль и заявил, что в такую погоду работать нельзя. Повторил это еще несколько раз, добавляя звук. Потом наклонился и потянул Витька за руку. Но тот вывернулся, и, схватив титановую наперевес, злобно уставился на Пауля. Пауль скрылся.
А к вечеру, впервые за последнее время, по округе разлилась благодать в виде ласкового ветерка и розовых от заката облаков. Поджав хвост, дождь ушел. Витек взвинтил темп. Вот он схватился обеими руками за большой камень и уже собрался вырвать его из земли, как тут рядом с говнодавами шлепнулся дымящийся окурок. Витек поднял голову. Сверху его разглядывал высокий стройный блондин лет тридцати. В белой майке и белых джинсах "Левис Страус". Вылитый ариец. Только бледность, в отличие от арийской, у него была какая-то болезненная.
– Витек? – уточнил он.
Витек все же напрягся и выдрал камень из земли.
– Нужно поговорить, – сообщил блондин.
– Если ты из тех, кто нашел себе здесь мочалку с немецким гражданством, чтобы пустить с помощью этой мочалки корни, и при этом совершенно не имеет значения, какой у мочалки мерзкий вид – лишь бы зацепиться: руками, зубами, когтями… Нет, не зубами или когтями – членом! Главное, зацепиться в Германии! Хоть членом за мочалку…
Камень вылетел из траншеи, словно выпущенный из катапульты. Витек вновь схватился за лопату и отвернулся, демонстрируя залитую потом спину.
На губах блондина заиграла улыбка.
– Я одинок, как перст. Мало того, я – импотент, и поэтому даже при желании не смогу зацепиться за мочалку членом. И потом, я не в восторге от Германии, честно тебе скажу. В России жить куда веселее. Вообще, в стране, где сплошной бедлам, только и стоит жить. От упорядоченного образа жизни люди вырождаются. Ты посмотри на них…
Блондин сделал всеохватывающий жест руками.
– Все равно проваливай, – ответил Витек. – Ты мне сбиваешь ритм.
– Вот это – деловая постановка вопроса. Время, потраченное на беседу, я тебе потом зачту.
Витек внимательно оглядел блондина и вонзил титановый штык в грунт. Довольно-таки смазливое у него личико, на подбородке – шрам. Блондин вытащил пачку "Ротманса" и закурил.
– Зови меня Сигизмундом. И давай, выныривай из своей канавы, мы сейчас устроим небольшой брифинг. Или рабочую конференцию, если тебе так больше нравится. Я здесь представляю профсоюз русских землекопов.
Он протянул руку, но Витек запыхтел и выполз наверх без посторонней помощи.
– Значит это тебе должен Олег?
– Ну, не совсем… – Сигизмунд обозрел ландшафт и втянул воздух полной грудью. Видимо, был переполнен положительными эмоциями. – Он должен одному из моих приятелей. Самую малость.
– По фамилии Бас?
– М-м-м… не помню. Да это и не важно. Мой друг просил проверить, не вешает ли твой брат ему лапшу на уши. Только и всего.
