«Сейчас в моей жизни есть мужчины, которых я люблю. Каждого по-разному, но люблю. Почему же моя душа не на месте?..» — размышляла Алла.
Встретила бы она их, будь по-прежнему неимущей? Вряд ли. Они бы вращались по параллельным орбитам, не пересекаясь. Но с другой стороны, новый взгляд помог бы ей найти вполне приличные экземпляры мужского пола и среди других социальных слоев.
До сих пор материальный статус любовника не имел для Аллы значения. Но это ее личная точка зрения, а мужчины в своем большинстве не любят, когда женщина превосходит их по каким-либо параметрам, — самолюбие, как известно, самое слабое место сильного пола. Значит, круг сужается — тот, кто комплексует, если женщина в чем-то выше, просто отойдет в сторонку. По счастью, не у каждого психология неудачника. Алле доводилось делить постель и с небогатыми партнерами, и она полагала, что они на равных.
Алла Дмитриевна Королева не из тех, кто протежирует мужчину только лишь потому, что тот стал ее любовником. А что думали они? Не было ли у них задних мыслей?..
Подобные сомнения время от времени посещают любую состоятельную женщину, когда рядом с ней мужчина не ее уровня: «Что его привлекает — я сама или мои деньги?»
Глядя на портрет, Алла вспоминала художника и тоже задавала себе этот вопрос.
Марго впервые получила столь ответственное задание — взять интервью, да не у кого-нибудь, а у самой Изабеллы Астраловой, подпускавшей к себе лишь избранных.
Рекламная кампания щедро спонсировалась, а журналисты отрабатывали гонорар на совесть, называя Acтралову «великой русской писательницей», бурно восторгаясь ее «блестящим слогом», «прекрасным знанием исторического материала, воссоздающего атмосферу эпохи» и «достоверной детализацией». В не заказных статьях лояльных изданий ее творения именовали ремейками, хотя на самом деле это была удобоваримо сляпанная компиляция. Не мудрствуя лукаво, авторесса брала за основу сюжет лучшего романа какого-нибудь почившего в бозе классика, не обходя вниманием ни отечественных, ни зарубежных мэтров. Она кое-что видоизменяла, добавляла несколько новых персонажей, сдабривала детальным описанием нравов, быта, архитектуры и прочей фактурой, почерпнутой из специальной литературы, приправляла соусом из стилизованного под старину языка и подавала это блюдо как новый жанр современной литературы.
«Неземная» Астралова за годы на редкость плодотворного творчества накропала аж три десятка романов и не собиралась останавливаться на достигнутом. Ей прочили большое будущее, по крайней мере в аспекте прогрессивного роста количества ее творений, а еженедельник «Все обо всем», в котором уже более десяти лет усердно трудилась Марго, оказался в аутсайдерах — ни единого интервью со звездной авторессой.
Несмотря на красивые эпитеты, живописующие достоинства «великой русской писательницы», в журналистских кулуарах поговаривали, что мадам Астралова на редкость сволочная баба, общаться с которой можно, лишь приняв упаковку транквилизаторов,[4] да и то после этого желательно поправить нервишки живительной влагой, иначе рискуешь приобрести мизантропический взгляд на человечество в целом и на его отдельных представительниц в частности.
Эти слухи не прибавили Марго оптимизма, и сейчас она с тоской размышляла о том, что взять интервью у знаменитой писательницы не удастся, следовательно, она не выполнит редакционного задания и не получит вожделенного повышения.
«Черт бы побрал старого хрыча Самсоныча», — мысленно ругнула шефа уставшая от ожидания журналистка.
Заместитель главного редактора Николай Самсонович Фалеев, за глаза именуемый подчиненными Самсонычем или Змеем Горынычем — в гневе тот уподоблялся своему сказочному прототипу, правда, вместо огня изрыгал ругательства, — пообещал назначить Марго обозревателем светской хроники, если она сделает симпатичное интервью со знаменитостью. Об этой почетной должности она мечтала уже не первый год, но, увы… Пока это журавль в небе. Змей Самсоныч мог бы дать задание полегче, раз выказывает ей особое расположение.
На данный момент Марго пописывала незатейливые статейки на злободневные темы, преимущественно о бытовых драмах.
— Душевно пишешь, Маргоша, — прочувствован-, но утирал несуществующую слезу Самсоныч, ознакомившись с очередной душераздирающей историей, проникновенно изложенной журналисткой.
Злоязычные коллеги придерживались иного мнения, называя ее «фальшивой слезовыжималкой», «чернушницей», а двое самых зловредных политобозреватель Егор Сурин и ведущий спортивной колонки Кирилл Никитин, большой спец по части ненормативной лексики и вульгаризмов, — однажды устроили своеобразное состязание, соревнуясь в оскорбительных определениях. Первым начал Кирилл, презрительно отозвавшись об излюбленной тематике Марго:
— Голодная мать, обосранные дети. — Далее последовала витиеватая фраза, в которой самым приличным словом было «говно».
— Копрофилка,[5] — с умным видом изрек Егор, считающий себя эрудитом.
— Скажи уж проще — любительница покопаться в чужом дерьме, а если короче — дерьмокопалка, — с энтузиазмом подхватил Кирилл.
— Мышка-говноройка, — завершил интеллектуальную дискуссию его коллега.
В итоге к Марго намертво приклеились все три малопочтенных прозвища: «копрофилка», «дерьмокопалка» и «мышка-говноройка».
Но старенький Самсоныч благоволил к журналистке, бывало, расчувствовавшись, ласково гладил ее по голове и утешал:
— Не кручинься, душа моя, это они от зависти. Сами отпетые циники и не понимают страстей человеческих. А ты пиши, как раньше, с душой. Тебя читатели любят, а на злые языки не обращай внимания.
Самсоныч дал ей это задание из самых лучших побуждений и со всей серьезностью намеревался повысить статус Марго до престижной должности обозревателя светской хроники. Между прочим, название этой колонки — его собственная идея, чем замглавред страшно гордился. Ехидные подчиненные не преминули поязвить по его адресу, — мол, совсем сбрендил старикан на склоне лет, открыл велосипед и радуется, как ребенок, надо же — обозвал раздел «светской хроникой»! Да где он, этот «свет»? Попсово-киношная тусовка, что ли? Или политическая? Новорусский бомонд? Да многие из них вилку с ножом держать не умеют, не говоря уже о хороших манерах и прочем.
Ироничных коллег Марго побаивалась, некоторых ненавидела и с удовольствием кляузничала своему покровителю, а потом, скрывая злорадство, наблюдала, как Змей Горыныч разносит обидчика в пух и прах.
Она с превеликой радостью сменила бы коллектив — на ее взгляд, в малотиражной газетенке «Все обо всем» подобрались одни озлобленные бездари и завистники. Но, увы, в другие издания ее не брали — безработных журналистов с дипломом пруд пруди, а у нее нет образования.
Одно время Марго всерьез озаботилась карьерой, но везде получила отказ.
— Похвастаться вам, милочка, нечем, — заявила ей одна дама, не последний человек в редакции популярного женского журнала, постукивая длинным наращенным ногтем по стопке принесенных Марго материалов. — Ваши статьи — для сентиментальных домохозяек. Однако они покупают лишь дешевые еженедельники, а наш журнал им не по карману. Мы пишем для деловых, энергичных женщин, у которых иные приоритеты и оптимистический взгляд на собственное будущее, а вы пытаетесь давить из читателя слезу. Это уже прошлый век, а нам и подавно не подходит.
Редактор другого солидного издания тоже не церемонился:
— В ваших статьях все безрадостно и беспросветно, а героини унылые, примитивные, все на одно лицо. Ситуации слегка различаются, но тональность одинакова. Обратитесь в газету «Мир криминала» или нечто в том же духе, может, им сгодится ваша чернуха.
— Почему вы избрали такую тематику? — недоумевала еще одна матрона, зам главного редактора толстого журнала. — Ладно бы писал мужчина, реализуя в подобном материале свою жестокость и скрытую агрессию. Создается впечатление, что вы упиваетесь страданиями ваших героев и смакуете ужасающие своим натурализмом подробности. У психически здорового читателя это вызовет неприятие. Лично я, читая ваши статьи, испытывала омерзение. Это грязно. Да, жизнь — отнюдь не веселый праздник, однако это не означает, что читателя нужно грузить подобной мерзостью.
Марго выслушивала нелицеприятные оценки своего труда с каменным лицом. Будь ее воля…
«Устроились на теплом местечке и считают себя вправе поучать, — с ненавистью думала она, заискивающе глядя на визави и согласно кивая — мол, все поняла, постараюсь исправиться. — А сами-то вы о чем раньше писали, пока не пробились? Бодро рапортовали об ударниках коммунистического труда, досрочном выполнении пятилетнего плана и очередном съезде партии. Да и очерки на бытовые темы наверняка лепили, из серии „Письмо позвало в дорогу“. А теперь перекрасились, продажные твари… Изображают из себя нечто, будто есть чем похвастаться. Чем гордиться-то? Прежним панегириком великим деяниям партии? Или теперешним умением приспособиться?»
