— Что там у тебя, Таппенс?
— Старые оплаченные счета, три совершенно никчёмных письма, рецепт сохранения молодого картофеля и ещё один для приготовления сырного пирога с лимоном. А у тебя?
— Один счёт, немного любовной лирики, две газетные вырезки: «Почему женщины покупают жемчуг — потому что это самое выгодное вложение» и «Четыре жены одного мужа — невероятно, но факт». Ещё рецепт приготовления заячьего рагу.
— С ума сойти, — отозвалась Таппенс, и просмотр тетиного наследия возобновился.
Наконец коробка опустела. Томми с Таппенс молча уставились друг на друга.
— Я отложил эту бумажку, — прервал молчание Томми, поднимая половинку тетрадного листа, — как единственную подозрительную штуку во всей коробке. Хотя вряд ли это имеет какое-нибудь отношение к тому, что мы ищем.
— Дай глянуть. Это же загадка, Томми! Обычная детская загадка:
Похоронили в мае,
Сто дней не вспоминали.
Стали осенью копать,
А она жива опять.
— Хм, — скептически хмыкнул Томми. — Поэзия — это не по моей части.
— Не вижу, что ты тут нашёл подозрительного, — заметила Таппенс. — У каждой старушки такого добра пруд пруди: надо же чем-то развлекать внуков!
— Дело не в стихах. Подозрительным мне показалось то, что написано ниже.
— «Св. Лука, одиннадцать, пятьдесят девять», — прочла Таппенс. — Это же Евангелие!
— Вот именно. Тебе это не кажется странным? С чего бы такой старой и религиозной леди ссылаться на Евангелие под какой-то загадкой?
— Да, это очень странно, — задумчиво протянула Таппенс.
— Полагаю, как дочь священника ты не забыла прихватить с собой Библию?
— Представь себе, не забыла. Ага, не ожидал? Погоди секунду…
Таппенс схватила свою дорожную сумку, вытащила из неё маленький красный томик и, вернувшись к столу, принялась нетерпеливо листать страницы.
— Так… От Луки… Глава одиннадцать, стих девять. Ох, Томми, смотри!
Томми склонился к странице и посмотрел, куда указывает мизинец Таппенс.
«…ищите, и найдёте…»
— Вот оно! — вскричала Таппенс. — Есть! Нужно только разгадать загадку, и сокровище наше, точнее — Моники Дин.
— Разгадать! Ничего себе. «Похоронили в мае, сто дней не вспоминали». Чёрт знает что! Бедные детишки.
— Да нет же, всё очень просто. Тут какой-то трюк, — мягко сказала Таппенс. — Дай-ка мне.
Томми охотно избавился от бумажки. Таппенс устроилась с ногами в кресле и, хмуря брови, начала что-то бормотать себе под нос.
— Всё очень просто, — напомнил Томми, когда прошли первые полчаса.
— Не каркай. Просто эта загадка для совсем другого поколения. Знаешь, я уже всерьёз начинаю подумывать, а не вернуться ли нам завтра в город и не навестить какую-нибудь старушку, которая помнит все эти штуки?
— Давай лучше попробуем ещё разок.
— Так… Что же у нас хоронят в мае? — задумчиво проговорила Таппенс. — Прежде всего, конечно, усопших. Потом надежды…
— Таппенс, ты говоришь, это детская загадка.
— Да знаю я… Понимаешь, мне всё кажется, что я её помню, только что-то… что-то в ней не так.
Её рассуждения прервала маленькая служанка, пришедшая передать, что ужин будет готов через пару минут.
— Только мисс Лумли спрашивает, как вы любите картошку: жареной или в мундире? У неё есть и то и другое.
— В мундире, — немедленно отозвалась Таппенс. — Обожаю картошку…
Она застыла с открытым ртом.
— Эй, в чём дело? Привидение увидела? — осведомился Томми.
— Почти. Слово! Томми, ты что, не понял? Картошка! Ее сажают весной, а осенью выкапывают. И я вспомнила теперь эту загадку. Только звучала она немножко по-другому:
Закопали в землю в мае
И сто дней не вынимали.
Стали осенью копать
Не одну нашли, а пять.
— Ты молодец, Таппенс. Только, боюсь, всё это впустую. Картошка, конечно, штука неплохая, но на клад всё же не тянет. Хотя погоди… Что ты сейчас нашла в коробке? Что-то про молодой картофель… Где же это?
Он принялся нетерпеливо рыться в бумагах.
— Вот оно. «Как сохранить молодой картофель. Просто поместите его в жестяную тару и закопайте в саду. Даже в самый разгар зимы он сохранит вкус свежевырытого».
— Есть! — вскричала Таппенс. — Сокровище зарыто в саду в жестяной банке.
— Но я же спрашивал у садовника. Он говорит, что ничего не закапывал.
— Да, помню, но ты же спросил его про ящики. А садовник действительно никогда не закапывал в саду ящиков.
На следующий день был сочельник. Расспросив прохожих, Томми с Таппенс быстро отыскали домик садовника. После пятиминутной беседы о погоде Таппенс коснулась интересующего их предмета.
— На Рождество так хочется свежей картошки! — вздохнула она. — Индейка без неё совершенно не та… Неужели у вас никто не закапывает картошку на зиму в жестянках? Я слышала, она отлично при этом сохраняется.
— А как же, — обрадовался старик. — Старая мисс Дин, жившая в том большом доме, каждое лето закапывала по три жестянки. Только вот, бедняжка, вечно забывала их выкопать.
— В грядках за домом? — уточнила Таппенс.
— Нет, ближе к ограде, под елью.
Получив требуемую информацию, Бересфорды распрощались со стариком, не забыв оставить ему пять шиллингов в качестве рождественского подарка.
— А теперь — к Монике Дин! — заявил Томми.
— Томми! Так же неинтересно: никакого драматизма. Предоставь всё мне. У меня появился отличный план. Как думаешь: сумеешь ты купить, занять или, в конце концов, украсть лопату?
Тем способом или иным, но лопату Томми добыл, и поздно ночью случайный прохожий мог наблюдать две таинственные фигуры, крадущиеся на задворки большого дома под черепичной крышей. Найдя указанное садовником место, Томми принялся за работу. Вскоре остриё лопаты ударилось о что-то металлическое, и несколькими секундами позже Томми уже держал в руках большую жестяную банку из-под печенья. Она была плотно закрыта и прочно обмотана лейкопластырем. Таппенс, вооружившись перочинным ножом Томми, нетерпеливо расправилась с пластырем и открыла её.
Из груди у неё вырвался громкий стон. Банка была доверху наполнена крупными картофелинами. Вытряхнув их и для верности опрокинув банку вверх дном, Таппенс вынуждена была признать, что больше там ничего нет.
— Копай дальше, Томми, — вздохнула она. Через некоторое время их усилия были вознаграждены ещё одной жестянкой. Таппенс поспешно вскрыла её.
— Ну? — нетерпеливо выдохнул Томми.
— Картошка!
— Чёрт! — выругался Томми и вернулся к работе.
— Третья попытка должна быть счастливой, — утешила его Таппенс.
— Сдаётся мне, вся эта история — сплошная фикция, — мрачно пробормотал Томми, но копать всё-таки не перестал.
Наконец появилась и третья жестянка.
— Снова картош… — начала Таппенс и запнулась. — Томми! Есть! Картошка только сверху. Смотри!
Она торжествующе вытащила из жестянки большую бархатную сумочку старинного фасона.
— Дуй домой, — прошипел Томми. — С сумкой. Холод просто собачий, а мне ещё нужно замести следы. Эй, Таппенс! — окликнул он. — Будь ты тысячу раз проклята, если откроешь её без меня.
— Ладно, ладно, у нас всё по-честному. Брр! Холод-то какой! — передёрнула она плечами и поспешила в дом.
Долго скучать там в одиночестве ей не пришлось. Не прошло и пяти минут, как появился Томми. После земляных работ и заключительного спринтерского рывка к дому грудь его ходила ходуном.
— Эх… — выдавил он, хватая ртом воздух. — Частные сыщики — молодцы! Раскупоривай трофей, миссис Бересфорд.
В сумке оказалась коробка, бережно завёрнутая в промасленную ткань, и тяжёлый замшевый кошель. Его-то они и открыли в первую очередь. Он был доверху набит золотыми монетами. Томми сосчитал их.
— Двести фунтов. Открывай коробку.
Таппенс повиновалась. Коробка была плотно набита банкнотами. Томми с Таппенс тщательно пересчитали их. Там было ровно две тысячи фунтов.
Томми присвистнул.
— Мисс Дин крупно повезло, что мы не только богатые, но ещё и честные. А что там за бумажный свёрток?
Таппенс бережно развернула тонкую бумагу и извлекла длинную нить великолепного ровного жемчуга.
— Я не очень понимаю в этих вещах, — медленно проговорил Томми, — но готов поклясться, что это как минимум ещё пять тысяч. Ты только посмотри, какие крупные… Так вот почему старушка хранила вырезку про жемчуг как лучшее капиталовложение. Похоже, все свои ценные бумаги она обратила в наличные и жемчуг.
— Томми, ну разве не здорово? Милая Моника! Теперь она может преспокойно выходить за своего распрекрасного молодого человека и жить с ним счастливо не хуже меня.
— Как мило с твоей стороны, Таппенс. Выходит, ты всё-таки со мной счастлива?
