— Цена?
— Триста шестьдесят восемь долларов.
— Дальше давайте…
В магазине были еще и другие посетители, но Юрий Петрович был все-таки постоянный клиент, его тут хорошо знали, и менеджер сделал рыжему знак — не отходить от Гордеева ни на шаг. А между тем возле витрины с винами топталась шумная компания молодых людей, двое пузатых кавказцев выбирали шампанское, а какая-то молодая женщина, опустившись на корточки возле витрины с ликерами, собирала выпавшую из бумажника мелочь и кредитные карточки. Длинные волосы закрывали ей лицо, но Гордеев не мог не отметить, что вся ее фигура даже в этой неловкой позе была полна изящества и женственности. Она была одета в короткую кожаную куртку с меховым воротником. Хорошо бы женщина оказалась красивой, вздохнул про себя Юрий Петрович, вздохнул оттого, что совершенно она его не трогала, и подумал он это механически, просто чтобы форму не терять. В общем, от собственной индифферентности он вздохнул, вот отчего.
Гордеев повернулся к консультанту:
— Дальше давайте. Дешевле есть что-нибудь?
— Дешевле? — немного расстроился рыжий. — Тогда, может быть, «Шабо» двадцатилетней выдержки. Цена: сто семьдесят семь с половиной долларов.
Гордеев ткнул пальцем в шарообразную матовую бутылку:
— А этот сколько?
— В зависимости от года урожая и объема бутылки — от сорока восьми с половиной до семидесяти восьми с половиной долларов.
— Послушайте, вы нормально можете говорить? Сколько стоит эта бутылка?
Консультант все-таки был вышколен и не выказал ни малейшего ответного раздражения, хотя немного сник.
— Большая — семьдесят восемь, та, что меньше, — сорок восемь. Должен заметить, это отличный выбор, — тоскливо пробормотал рыжий. — Арманьяк «Шабо Наполеон спешиал рисев» — самый продаваемый арманьяк класса «Наполеон». Обратите внимание, что он разливается в традиционные для арманьяка «баскские» бутылки с эффектом изморози. Так вы будете брать маленькую?
— Большую, — вздохнул Гордеев. — А лучше две.
Попробовал благородный напиток Гордеев у себя дома на Новой Башиловке. Положа руку на сердце, он должен был признать, что арманьяк несколько изменил его представление о спиртном. Но обо всем по порядку. Юрий Петрович выпил первую рюмку, ничем не закусывая и прислушиваясь к собственным ощущениям. У арманьяка был легкий приятный аромат и мягкий вкус. Гордеев выпил еще рюмку чудодейственной влаги и, прислушавшись к себе, решил, что жизнь не то чтобы налаживается, но что-то где-то как-то…
Через некоторое время Гордееву стало стыдно и скучно, и он решил позвать друзей — Грязнова-старшего, начальника Управления МВД и помощника генпрокурора Турецкого. Пить в одиночестве больше не хотелось.
Была пятница, конец рабочего дня. Александр Борисович и Вячеслав Иванович не заставили себя ждать, но все же им понадобилось некоторое время, чтобы добраться на Новую Башиловку. Гордеев осмотрел свой холодильник, понял, что в грязь лицом не ударит, и решил не суетиться. Он воспользовался паузой и поискал в Интернете еще какие-нибудь сведения об арманьяке. В частности, его интересовала не славная история благородного напитка, а то, как его правильно употреблять. В компьютерных поисках Гордеев был человек искушенный, и изыскания его не затянулись. Спустя несколько минут поисковая система «яндекс» предложила то, что он искал:
«…Арманьяк пьют в конце ужина, в шарообразном бокале, наилучшим образом позволяющем ощутить богатство и тонкость его аромата. Арманьяк пьют и устроившись с сигарой у камина — так можно наиболее полно насладиться восхитительным ассамбляжем или миллезимом, осознавая, что его создатель делал этот напиток практически для себя. Арманьяк найдет свое место и на вечеринке друзей — это прекрасный способ приобщиться к традициям земли, подарившей нам этот напиток. Но можно оценить арманьяк и иначе… Белый арманьячный спирт, только вышедший из перегонного аппарата, может быть выпит и в середине обеда (так называемая «гасконская дыра») либо в сопровождении блюда из копченого лосося или изысканных колбасных изделий. Флок де Гасконь — это белое или розовое ликерное вино на основе виноградного сока и арманьяка, которое пьют на аперитив с дыней, фуа гра, сыром или десертом. Фрукты в арманьяке: это может быть прежде всего аженский чернослив, но не только. С арманьяком также стоит попробовать черешню, малину, апельсин…
Арманьяк к десерту — все чаще именно это предлагают сегодня в ресторанах. Таким образом можно открыть для себя многие удачные сочетания (арманьяк с яблоком, с шоколадом), при этом крепость напитка смягчается сладким блюдом».
— Знать бы еще, что такое эти самые «ассамбляж» или «миллезим», — вздохнул Гордеев и полез на антресоль. Там у него где-то была припрятана коробочка сигар «Монте-Кристо». Пропадать — так с музыкой. К благородному десертному напитку — в самый раз.
Антресоль была в передней, и тут взгляд Гордеева наткнулся на дамскую сумочку, которую он так и бросил, едва войдя в квартиру, рядом с обувью. Он совсем забыл про нее. Гордеев озадаченно почесал затылок, потом со вздохом отложил сигары и занялся содержимым сумочки. Там были: пудреница, помада, зажигалка, начатая пачка сигарет «Житан», маникюрные ножницы, упаковка зубочисток, резинка для волос, бальзам для губ, янтарная брошь-булавка — обычная женская дребедень и еще — автомобильные права на имя Маевской Яны Станиславовны, выданные, между прочим, совсем недавно, пару месяцев назад.
С фотографии на Гордеева смотрело молодое красивое лицо с упрямо сжатым ртом. Это была та самая женщина, которая собирала мелочь из бумажника в винном магазинчике. Точнее, девушка — в смысле возраста. Он это знал, потому что подвозил ее, так уж совпало.
Через пару минут после того, как Гордеев сделал свою покупку, вышел на улицу и начал разогревать машину, она появилась из магазина, вышла на шоссе и стала голосовать в пятнадцати метрах от него. Юрий Петрович как раз завелся, подъехал и посмотрел на дамочку безо всякого интереса, точнее, безо всякого мужского интереса, поскольку сейчас ему ни до кого не было дела.
— До угла Куусинена и Хорошевского шоссе довезете? — сказала она звонким голосом.
Гордеев подумал и хмуро ответил:
— Мне По пути, садитесь…
Через десять минут Гордеев высадил ее на углу улицы Куусинена и Хорошевского шоссе. Денег он с нее не взял, разговоров не заводил, как зовут — не спрашивал. Интересно, что она о нем подумала? Хотя едва ли она о нем вообще думала. У нее был слишком высокомерный вид, чтобы обращать внимание на случайного водителя. Еще у нее была отменная фигура, стройные длинные ноги, пепельные волосы и темно-синие глаза. Ей можно было дать двадцать — двадцать три года. И отчего-то Гордееву ее лицо показалось слегка знакомым. Нет, раньше ее он никогда не видел, за это он мог ручаться, но, возможно, у нее были черты, кого-то напоминающие? Хм… Такое случается. Встречаешь человека, мучаешься, думаешь, где ты его уже видел, а потом — бац, наконец доходит, что нигде, просто он здорово на кого-то похож. Так вот, оказывается, ларчик открывается.
В то же время Гордеев в присущем ему в последнее время меланхолическом духе подумал, что в мире все сопряжено незримыми странными связями — и великое и малое, и высокое и подлое, и смешное и трагичное. И далеко не всегда пересечения судеб, жизненных дорог и тропинок поддаются логическому объяснению, гораздо чаще они кажутся случайными, однако именно эта кажущаяся случайность наверняка и является одной из главных движущих сил. Вот теперь ему придется звонить этой Маевской (при его связях установить ее адрес и телефон — плевое дело), и волей-не-волей они познакомятся. Хочется ли ему этого? Вряд ли. Да и не факт, что что-то произойдет, она так независимо держалась…
Приятели пожаловали спустя четверть часа.
— Юра, стаканы есть? — поинтересовался Грязнов-старший, внимательно осмотрев бутылку арманьяка со всех сторон. — Есть-есть, помню, достань, пожалуйста, пару стаканов.
— Зачем стаканы-то? — удивился Гордеев, выполняя, однако же, просьбу.
— Тут главное — не соблюсти ритуал, а почувствовать вкус и запомнить его, — сказал Грязнов-старший, наливая себе сразу полстакана.
— Ритуалы хороши исключительно как дополнение к напитку, — подтвердил Турецкий, не отставая от приятеля.
— Вот как? — усмехнулся Гордеев, принимая то, что происходило, как неизбежность. — А один мой знакомый всегда считал, что жизнью следует наслаждаться как превосходным вином, глоток за глотком, с передышкой. И даже лучшее вино теряет для нас всякую прелесть, мы перестаем его ценить, когда пьем как воду.
— Кто это сказал такую глупость? — удивился Турецкий.
— Да, — подержал Грязнов, — что за дурак этот твой знакомый? Кто это ляпнул?
