Ознакомительная версия.
– Мы с тобой, Кирка, поедем в Москву. А эти дуры пусть разбирают местный неликвид. Главное, держись меня, и все будет! Одна-то пропадешь, тетеха!
После школы обе девчонки устроились работать продавщицами. Лерка по призванию, Кира по нужде. Родители постоянно скандалили. Отец выпивал всегда, но раньше хотя бы подрабатывал грузчиком, а потом запил по-серьезному. Мама работала в библиотеке, получала копейки, а иногда вообще ничего. Кире самой нужно было зарабатывать себе на жизнь.
Все получилось как в сериале. После очередной пьяной ссоры с битьем посуды и зуботычинами мама, размазывая по лицу слезы, неожиданно сказала ей на кухне:
– Знаешь, Кира, а ведь Коровин не твой отец. Взял меня напором, ухаживал красиво и с тобой, чужим ребенком в животе, принял. На себя записал, удочерил. Потом, правда, всю жизнь попрекал. А я все боялась, что люди скажут. Вот и согласилась. Настоящий твой отец из Москвы, художник. Дементий Лавров. Приехал сюда на лето, дом снял, писал пейзажи. Я любила его очень. А потом лето кончилось, и все.
– А про меня он знает?
– Я уже на втором месяце была, когда он уехал. Обещал вернуться.
«Значит, я Дементьевна. И Лаврова», – только подумала тогда Кира. Слова матери не стали для нее откровением. Она всегда чувствовала что-то подобное. И она очень любила рисовать.
Вместе с отчимом жить было уже невыносимо. «Уеду, – решила она. – Во что бы то ни стало, маме буду посылать денег, а как устроюсь, к себе ее заберу».
Они жили в маленькой квартире на первом этаже деревянного дома, с отдельным входом и крошечным палисадником. Раньше мама сажала здесь цветы, и под яблоней стоял маленький столик, а между березой и сливой висел гамак. Но теперь хозяйничала по всему участку вымахавшая почти в человеческий рост крапива.
Отец лежал в комнате на диване и смотрел телевизор. Окурки валялись рядом с переполненной пепельницей, бутылка дешевой водки, практически допитая, дополняла ряд пустых банок от пива.
– О, доча! Ну-ка, сгоняй папке за пивком!
– Пап, ну опять ты.
– А ты меня жить не учи. Взяли моду, мать твоя проститутка. И ты туда же. Обе шлюхи подзаборные.
Кира захлебнулась злостью к этому некрасивому, заросшему, грязному и смрадному человеку. И не стала держать ее в себе, как обычно это делала. Слишком сильно ранили его слова. Потому выплеснула все, что накопилось.
– Слушай, я прекрасно знаю, что ты мне не отец. И еще ты испортил маме жизнь. Лучше бы мы жили одни, чем твое лицемерное удочерение. И не смей так про нас говорить.
Его лицо налилось красным, бесцветные брови (и как это Кира раньше не замечала, что она темненькая, а он вылитый альбинос) ярко проступили на одутловатой пористой коже. Он попытался сесть, и ему это с трудом, но удалось.
– Ах ты потаскуха! Сговорилась с мамашей! Неблагодарные сучки, да я вас от позора спас, воспитал тебя как родную дочь.
– Я только и видела, что твою пьяную морду и постоянные скандалы. А на маме ты женился, потому что она красивая была и умная, не такая, как все эти местные глупые бабы. Хотел, чтобы все тебе завидовали!
– Ну прошмандовка! Сейчас ты у меня получишь! – Он запустил в нее бутылкой, она полетела и ударилась о захлопнутую Кирой дверь, со звоном разбившись.
Кира собрала вещи. Когда она выходила из дома со старым фибровым чемоданчиком в руке, забулдыга на диване громко храпел.
– Не, подруга, ну ты молодец! Я от тебя такой прыти не ожидала. Я все понимаю, но не так же быстро. Надо еще место найти, где деньги зарабатывать. Жить-то где будем?
– У меня вот тут есть немножко долларов, на пару месяцев, может, хватит? А пока работу найдем.
Лерка покрутила в руке деньги.
– Этого в Москве на две недели хватит в самом сраном районе с тараканами, – опустила она до грязного плинтуса своей кухни воодушевление Киры. Потом немного помолчала. – Ну ладно! Я-то тебе на что! – Порывшись в шкафу, она достала пакетик, в котором был носовой платочек. Из него явились миру несколько зеленых банкнот. – С твоими как раз на два месяца хватит. На шубу копила. А там, может, и папашу твоего найдем.
– Лерка!!! – Прямо как у Алисы, выпившей из флакончика волшебной жидкости, воодушевление у Киры выросло до самого потолка, два с половиной метра. – Какая ты классная! Когда едем?
– Ну с работой разберемся и махнем. Постой, а ты чего с чемоданом-то уже?
Кира рассказала про отчима.
– Ладно, поживешь у меня.
Через неделю, когда замена в магазине была найдена, подруги сели на поезд и поехали в Москву. Прошедшие дни Лера зря времени не теряла. Прошерстила всех возможных знакомых и знакомых знакомых. Как результат этого общения, в столице их ждала однокомнатная квартира на окраине Митино.
На вокзале хозяин вышеобозначенной хрущевки, блеклый маленький человечек с редкими волосами и в засаленном костюме с вытянутыми коленками, взял деньги, вручил им ключ и бумажку с адресом:
– Оплата всегда вперед и чтобы не шуметь.
Он быстро и сильно опьянел и раскачивался на качелях изо всех сил в абсолютно истеричном состоянии, в памяти снова вдруг всплыла черно-белая фотография маленькой девочки с куклой в руках, которая постепенно оживала: сначала соткалось из воздуха белое платье в оборках, потом обрели плоть ноги в туфельках на пуговичках, руки, державшие куклу, и лицо, будто выбеленное пудрой. И уже скоро малышка сидела рядом с ним.
– Ты ведь не всегда была такой?
Девочка молчала. При каждом взлете она немного подавалась вперед, раскачивая качели все сильнее, и ему стало страшно.
– Держись за меня, а то упадешь! – предупредил он.
Она засмеялась, посмотрела на него и крепко и больно ухватила за руку. Он увидел мелкие острые зубы, и взгляд совершенно взрослой женщины на секунду прошил его насквозь. Она стала отцеплять его пальцы от цепи, за которую качели были привязаны к дереву, с непонятно откуда взявшейся грубой мужской силой. Кисть от ее сжатия синела, и суставы распрямлялись сами собой. И не было никакой возможности оторвать взгляд от ее сосредоточенного недоброго лица.
– Что ты хочешь? – наконец выдавил он.
Она посмотрела на него все с той же щербатой улыбкой:
– Хочу, чтобы мы вместе полетали. – Пальцы сдались, и они слетели с качелей, а ночь огласил громкий и грубый женский смех: «Ты останешься со мной навсегда».
Потом вдруг он проснулся оттого, что очень сильно захотелось в туалет. Покрытый холодной испариной и пребывая в полной прострации, он понемногу осознавал, что находится в комнате, но как попал сюда, не мог вспомнить. С трудом опустил на пол одну ногу и тут же отдернул ее, потому что уперся в нечто, лежащее у дивана. На ускоренной перемотке в голове пролетели события дня. «Неужели я так и не закопал это чертово тело?!» – Серая тоска, зацепившись острыми зубами за сердце, больно ударила твердыми костлявыми ладошками по вискам. Из глубины памяти всплыли слова: «Ты меня убил, но не избавился от меня. Я с тобой навсегда». Вместе с ненавистным голосом вспыхнула боль в руке, на которую он оперся, такая невыносимая, что он даже вскрикнул и, бережно приподняв ее за локоть, положил в люльку между согнутыми ногами и животом. Он был готов поклясться самым дорогим на свете, что не выдумал эту наполненную дождевой водой яму, в которой провел бок о бок с трупом несколько часов и откуда он выбирался, ковыряя в мокрой земле ступеньки осколком бутылки. Но ничего дорогого не осталось в его опустошенном, обезображенном мире, в его измученных до предела чувствах и мыслях. Все началось заново. Кошмарное существование завершило один виток и перешло на новый, снова оставив его один на один с этим чудовищем в человеческом обличье, в запрятанном среди гор и леса, кишащего голодными зверями, забытом Богом доме, наполненном страшными, гадкими тайнами. Запрокинув голову, он застонал от беспредельного отчаянья и в следующее мгновение различил темный силуэт, молча сидящий перед ним. Он вновь застонал, упал на подушку и мгновенно провалился в сон.
4
Годом ранее. Март – февраль. Москва. Кира
Ехали на метро, потом долго на автобусе, поднимались по грязной вонючей лестнице. Обитая облезлым дерматином дверь открылась с пол-оборота и выпустила девушек в их новое жилище.
– А что ты хотела за такие деньги? – сказала Лера больше самой себе, чем подруге, и пошла раскрывать окна, которых было два, заляпанных и облупившихся, – в комнате и на крошечной кухне. Прокуренная квартира с желтым потолком и протертым линолеумом, старой советской тахтой, микроскопической сидячей ванной с частично отлетевшей плиткой, ржаво-черным унитазом, текущими кранами и двухкомфорочной плитой с забрызганной жиром стеной над ней. – Но я-то скоро выйду замуж за хорошего парня из интеллигентной семьи и уеду отсюда. И ты не отставай!
Ознакомительная версия.
