— Не беспокойся, Сара. Он обязательно приедет, — улыбнулся муж.
— Я нервничаю, как кошка!
Он похлопал ее по руке. Рука у Сары Хамфри была широкая, холеная. Она была крупной женщиной с крупным лицом, за которым она регулярно ухаживала и от которого так же регулярно приходила в отчаяние.
Ее муж, угловатый человек в чопорном черном костюме, гордился своими предками, прибывшими в Америку на «Мэйфлауэре». Со времен Кол Хилла и Плимутских плантаций драгоценный прах всех Хамфри покоился в земле Новой Англии. Семья его жены принадлежала к не менее аристократическому роду.
Элтон К. Хамфри убрал руку. На мизинце не хватало одной фаланги. Хамфри и родился с этим недостатком: без одной фаланги на мизинце правой руки. Обычно он скрывал этот недостаток, прижимая мизинец к ладони. Это привело к тому, что и безымянный палец у него согнулся. Когда он поднимал руку, подзывая кого-нибудь, жест получался почти папский. Это даже нравилось ему.
— Элтон, а вдруг она передумала! — произнесла жена.
— Чушь, Сара.
— Как жаль, что мы не можем иметь детей, — вздохнула она.
Он поджал губы. Иногда Сара была совсем как ребенок.
— Ты же знаешь почему, дорогая.
— Сказать по правде, не знаю.
— Или ты забыла, что мы с тобой далеко не идеального возраста?
— О, Элтон, ты мог бы это уладить. — Одно из очаровательных качеств Сары Хамфри заключалось в твердой убежденности в том, что ее муж может все.
— Так вернее, Сара.
— Да. — Сара Хамфри умолкла.
«Элтон прав. Он всегда бывал прав. Если бы только люди нашего круга могли бы жить, как обычные люди», — подумала она.
— Вот и он, — произнес седовласый шофер.
Супруги Хамфри мгновенно обернулись. «Шевроле» серого цвета остановился позади.
Няня с красивым носиком вышла из «кадиллака».
— Я возьму его сам, мисс Шервуд! — остановил ее Элтон К. Хамфри и торопливо вышел из машины.
Няня села обратно в машину.
— О боже! — только и произнесла госпожа Хамфри.
— Прошу получить, — сияя улыбкой, произнес Финнер.
Хамфри уставился на голубой сверток. Затем, не говоря ни слова, открыл дверцу «шевроле».
— Но... — начал Финнер.
— Что?
— Помните наше условие, мистер Хамфри? — улыбнулся толстяк. — Уплата при доставке.
Нетерпеливо кивнув, миллионер протянул ему пухлый конверт. Финнер вынул деньги и пересчитал.
— Он ваш, — кивнул Финнер на сверток, протягивая прорезиненный мешок. — В этом мешке вы найдете достаточное для начала количество бутылочек и пеленок.
Хамфри ждал, неловко держа сверток в руках.
— Что-нибудь не так, мистер Хамфри? Может быть, я что-то позабыл?
— Свидетельство о рождении и прочие бумаги, — хмуро ответил миллионер.
— Мои люди — не волшебники, — расплылся в улыбке толстяк. — Как только документы будут готовы, я перешлю их вам по почте. Можете не сомневаться: это будет настоящее произведение искусства!
— Отправьте их заказной бандеролью.
— Не беспокойтесь, — отозвался толстяк.
Хамфри не двигался с места, пока «шевроле» не скрылся за поворотом дороги. Затем он медленно направился к своему лимузину. Шофер распахнул перед ним дверцу.
— Дай мне его, Элтон! — протянула руки госпожа Хамфри.
Он передал ей ребенка. Дрожащей рукой она откинула простынку с лица младенца.
— Мисс Шервуд, — едва слышно прошептала она. — Взгляните!..
— Просто красавчик, госпожа Хамфри. — У няни был мягкий, приятный голос. — Позвольте мне...
Она взяла ребенка, положила на сиденье и развернула одеяло.
— Мисс Шервуд, он упадет!
Няня улыбнулась.
— Мистер Хамфри, передайте мне, пожалуйста, этот мешок.
— Почему он плачет?
— Если бы вы лежали в мокрых пеленках, были голодны и имели всего одну неделю от роду, миссис Хамфри, вы тоже известили бы об этом весь мир, — ответила няня. — Сейчас, моя крошка! Ты будешь чистеньким и сухоньким в одно мгновение!.. Генри, включите отопление и согрейте эту бутылочку. Мистер Хамфри, закройте-ка дверцу, пока я перепеленаю юного мистера Хамфри.
— Мистер Хамфри! — смеялась и плакала одновременно Сара Хамфри, а ее муж, казалось, не мог оторвать глаз от извивающегося маленького тельца. — Элтон, у нас сын, сын!..
— Ты действительно очень возбуждена, Сара. — Элтон Хамфри был явно рад этому обстоятельству.
— Няня, давайте не будем пользоваться вещами из мешка, хорошо?.. Мы уже купили тебе красивые новые вещи, малютка!
Миссис Хамфри дернула замок-молнию сафьянового чемодана. Он был полон присыпок, мазей, стерильных бинтов, ваты, медикаментов. Няня молча достала из чемодана баночку с детской мазью и коробку с присыпкой.
— В первую очередь мы попросим педиатра из Гринвича обследовать его... Элтон!
— Да, дорогая?
— А вдруг доктор найдет, что он не такой... не такой, как нам о нем говорили?
— Послушай, Сара, ты сама прочитаешь все его бумаги.
— Но, не зная, кто его родители...
— Неужели мы снова будем возвращаться к этому, моя дорогая? — терпеливо возразил муж. — Я и не желаю знать, кто его родители. К тому же это может быть чревато неприятностями. Нам известно, что ребенок англосаксонского происхождения, что у него нет никаких наследственных болезней, ни слабоумия, ни криминальных наклонностей. Имеет ли остальное хоть какое-нибудь значение?
— Думаю, что нет, Элтон. — Его жена мяла в руках перчатки. — Няня, почему он не перестает плакать?
— Потерпите немного, — произнесла мисс Шервуд под аккомпанемент детского крика. — Генри, бутылочка, наверное, согрелась.
Шофер протянул ей бутылку. Она отвернула алюминиевый колпачок, стряхнула немного молока себе на ладонь и затем осторожно вложила в ротик ребенка резиновую соску. Плач мгновенно оборвался. Малютка принялся яростно сосать.
Миссис Хамфри как завороженная смотрела на него.
Элтон К. Хамфри произнес почти весело:
— Генри, обратно на остров.
Старик повернулся в постели, и его обнаженные руки протянулись к падавшему откуда-то свету. То ли это был не такой свет, то ли он падал не оттуда? Или еще не рассвело?
Затем, услышав шум прибоя, старик вспомнил, где находится, и закрыл глаза. Это была приятная комната со старинной сборной мебелью; здесь царил соленый запах, ржавые креветки покачивались на обоях цвета морских водорослей. Бледно-голубые волнистые линии текли по стенам, мешая старику сосредоточиться.
Еще держалась ночная прохлада, но солнечные лучи, отражавшиеся от поверхности моря, уже ударяли в стены, словно волны. Через два часа здесь будет нечем дышать.
Ричард Квин открыл глаза и несколько мгновений разглядывал свои руки. «Как у трупа», — подумал он. Изношенные веревки мышц и кости в сморщенной оболочке вместо кожи. Но в них еще была жизнь, они все еще могли постоять за себя, все еще могли быть ему полезны. Он приблизил к глазам пальцы, разглядывая набрякшие суставы, морщинистую кожу, поры, похожие на пятнышки грязи, поросль седых волосков; потом снова закрыл глаза.
Было еще рано, почти так же рано, как в те дни, когда он вставал, чтобы идти на работу. Будильник начинал звонить, когда он уже был на ковре, проделывая свои ежедневные пятьдесят жимов на руках, зимой и летом, при зеленом весеннем свете или при сером рассвете осени. Бритье, горячий компресс и холодный душ при плотно закрытой двери в ванную, чтобы не разбудить сына. Завтрак, разогретый на плите. Телефонный звонок помощника, докладывающего о всех происшествиях за ночь. Машина у подъезда с сержантом-шофером. По дороге он слушал полицейское радио — так, на всякий случай. Может быть, прозвучит и непосредственное обращение к нему из радиофона с верхнего этажа большого, увенчанного золотым куполом здания на центральной улице. Вот и его кабинет... «Какие новости? » Распоряжения. Корреспонденция. Бумаги. Ежедневная сводка по телетайпу. Построение в десять часов. Доклады... Это было его жизнью.
«Трудно изменить привычкам, обретенным в течение всей жизни, — подумал он. — Просто невозможно. О чем думают старые клячи, пережевывающие солому своей отставки? О скачках, которые они выиграли! О скачках, которые они все еще могут выиграть, дай им только возможность принять в них участие?..
Молодёжь занимает их места... Так всегда, всегда. А многие ли из них могут пятьдесят раз подряд отжаться на руках? Даже из тех, кто вдвое моложе его? Но они там, ожидают похвал и благодарностей в случае удачи — и похорон за счет департамента, если получат пулю в сердце или удар ножом.
Да, они там, а я здесь... »
Бекки осторожно двигалась в соседней комнате. Ричард Квин знал, что это Бекки, а не Эйб, потому что Эйб был неуклюж, как теленок, чтобы бесшумно передвигаться в заставленной мебелью комнате. Старый Квин гостил в домике на взморье достаточно долго и хорошо изучил жизнь четы Перлов.
